Ждала команда. Ждали те, кто стоял подле.
Фон Рэй дотронулся до правого плеча, помял его.
– Иллирий, – сказал он. – И мы приникнем к его источнику. – (Рука отпала от плеча.) – Давайте ваши классификационные номера. После этого я хочу видеть вас на «Птице Рух» не раньше чем за час до рассвета.
– На, выпей…
Мыш отпихнул руку, не прекращая танцевать. Музыка истошно била в железный набат, красные огоньки бегали друг от друга по всему бару.
– На…
Бедра Мыша колотит музыкой, Тййи колотит о Мыша, темные кудри пляшут на поблескивающем плече. Глаза закрыты, губы трясутся.
Кто-то сказал кому-то:
– Слышь, не хочу больше. На, допей.
Она взмахнула руками, подавшись навстречу. Потом Мыш моргнул.
Тййи замерцала.
Он моргнул еще раз.
И увидел, что Линкей держит сирингу в белых руках. За ним – его брат. Смеются. Настоящая Тййи сидит за столиком в углу и тасует карты.
– Эй, – сказал Мыш, срываясь с места. – Не надо баловаться с моим инстром, хорошо? Умеете играть – другое дело. Но сперва меня спросите.
– Ага, – сказал Линкей. – Ты единственный, кто это видел…
– …луч был узконаправленный, – сказал Идас. – Мы просим прощения.
– Не страшно, – сказал Мыш, забирая сирингу.
Он был пьян и устал. Вышел из бара, поблуждал вдоль раскаленной губы Пекла3, перешел наконец мостик, ведущий к платформе семнадцать. Небо чернело. Рука вилась по ограждению, пальцы и запястье подсвечивало оранжевым.
Некто стоял впереди, опираясь на ограду.
Мыш замедлился.
Кейтин мечтательно глядел в бездну, свет снизу надел на него маску демона.
Сперва Мыш решил, что Кейтин говорит с собой. Потом увидел обсыпанный драгоценностями аппарат в руке.
– Врежьтесь в глубь человеческого мозга, – говорил Кейтин записчику. – На полпути от конечного до продолговатого мозга вы найдете гроздь нервов, напоминающую фигуру человека, но ростом в сантиметры. Она соединяет воздействия на органы чувств, возникшие за пределами полушарий, с психическими абстракциями, формирующимися в мозгу. Уравновешивает восприятие мира вовне с познанием мира внутри… Врежьтесь в глубь расхлябанного сплетения интриг, что единой сетью крепит мир к миру…
– Привет, Кейтин.
Кейтин воззрился на него сквозь горячую рябь от лавы.
– …привязывает звездную систему к звездной системе, хранит единство структур солоцентрического сектора Дракона, Федерации Плеяд и Внешних Колоний: вы обнаружите вихрь дипломатов, выбранных или самоназначенных чиновников, честных или коррумпированных, смотря по обстоятельствам… короче, правительственную матрицу, принимающую форму мира, который она представляет. Ее функция – реагировать на и уравновешивать социальное, экономическое и культурное давление, а оно смещается и пронзает империю… Ну а если кто-то сможет врезаться в глубь звезды, в центре, окруженный пылающим газом, обнаружится столп чистой ядерной материи, сферический или сплющенный, как и форма самой звезды. Во время солнечных возмущений этот центр прогоняет вибрации от возмущения сквозь звездную массу, чтобы погасить их, породив приливы и отливы на ее поверхности… Иногда крошечные тела, уравновешивающие перцептивное давление на человеческий мозг, делают что-то не то. Часто правительственная и дипломатическая матрица не в силах справиться с давлением миров, которыми правит. А когда что-то идет не так в уравновешивающем механизме звезды, рассеивание невероятной звездной мощи сдвигает по фазе титанические силы, отчего звезда становится…
– Кейтин?
Кейтин выключил записчик и посмотрел на Мыша.
– Что ты делаешь?
– Заметки для моего романа.
– Для чего?
– Архаическая форма искусства, вытесненная психорамой. Увы, она была способна на исчезнувшую нюансировку, как духовную, так и творческую, которой более непосредственная форма пока не достигла. Мыш, я – анахронизм. – Кейтин улыбнулся. – Спасибо за мою работу.
Мыш пожал плечами.
– О чем это ты говорил?
– О Психологии. – Кейтин положил записчик в карман. – О Политике и Природе. Трех «П».
– Психология? – переспросил Мыш. – Поль-итика?
– Ты умеешь читать и писать? – спросил Кейтин.
– По-турецки, гречески и арабски. С английским хуже. У букв нет ничегошеньки общего со звуками, которые издаешь.
Кейтин кивнул. Он тоже был слегка пьян.
– Глубоко. Вот почему английский – отличный язык для романов. Но я упрощаю сверх меры.
– Так что там с психологией и политикой? Насчет природы я в курсе.
– В особенности, – сказал Кейтин змеящейся, светящейся полоске жидкой лавы, что ползла в двухстах метрах внизу, – с психологией и политикой нашего капитана. Они меня интригуют.
– Что с ними такое?
– Его психология в данный момент любопытна просто потому, что неизвестна. У меня будет возможность наблюдать за ней в процессе. А вот политика брюхата возможностями.
– Да? И что это значит?
Кейтин сложил пальцы в замок и уравновесил подбородок на костяшке.
– Я учился в институции высшего знания на развалинах некогда великой страны. На той стороне двора, почти напротив, стояло здание Психонаучной лаборатории фон Рэя. Весьма недавнее добавление – ему, я полагаю, лет сто сорок.
– Капитана фон Рэя?
– Подозреваю, его дедушки. Пожертвование университету в честь тридцатой годовщины дарования Палатами Дракона независимости Федерации Плеяд.
– Фон Рэй – из Плеяд? Он говорит не так, как тамошние. Себастьян и Тййи – да, по ним слышно. Ты уверен?
– Безусловно, там – владения его семьи. Вероятно, он шатался по всей Вселенной, путешествовал на таких судах, что и мы бы с радостью. Сколько ты поставишь на то, что у него собственный грузовик?
– Он не работает на какой-то синдикат?
– Разве что им владеет его семья. Фон Рэи, наверное, самый могущественный клан в Федерации Плеяд. Не знаю, кто у нас капитан – седьмая вода на киселе, которой свезло обзавестись именем, или же прямой наследник и отпрыск. Я знаю другое: это имя связано с контролем и организацией всей Федерации Плеяд; это семейство из тех, у которых есть дачка во Внешних Колониях и особняк-другой на Земле.
– Так он большой человек, – прохрипел Мыш.
– Именно.
– А что это за Князь и Лала Красные, о которых он говорил?
– Ты настолько дремуч – или всего лишь продукт сверхспециализации тридцать второго века? – спросил Кейтин. – Я порой мечтаю о возвращении великих ренессансных фигур века двадцатого: Бертрана Рассела, Сьюзен Лангер, Пейта Дэвлина. – Глянул на Мыша. – Кто, по-твоему, производит приводы любой системы, на выбор, межпланетные и межзвездные?
– Корпорация «Красное смещение»… – Мыш оторопел. – Эти Красные?
– Не будь он фон Рэем, я бы предположил, что он говорил о какой-то другой семье. Но он – фон Рэй и очень вероятно, что говорит именно об этих Красных.
– Черт, – сказал Мыш.
Эмблема «Красного смещения» попадалась так часто, что он перестал ее замечать. «Красное смещение» изготавливало компоненты для всех мыслимых космоприводов, инструменты для их разборки, машины для их обслуживания, запчасти.
– Красные – семейство промышленников, уходящее корнями в зарю космической эры; оно очень твердо закрепилось на Земле в частности и в системе Дракона вообще. Фон Рэи – не столь старинный, но мощный род Федерации Плеяд. И вот они устраивают гонку за семь тонн иллирия. Разве не трепещут твои политические фибры от того, во что все это выльется?
– С чего бы?
– Разумеется, – сказал Кейтин, – художнику, занятому самовыражением и проекцией внутреннего мира, положено быть прежде всего аполитичным. Но, Мыш, серьезно.
– Да о чем ты говоришь, Кейтин?
– Мыш, что такое для тебя иллирий?
Мыш подумал.
– Моя сиринга играет на иллириевой батарейке. Я знаю, что здесь его используют для разогрева лунного ядра. Кажется, иллирий как-то связан со сверхсветовым приводом?
Кейтин закрыл глаза:
