Я даже вижу туристку, которая привела этого нового меня: вот она сидит за столиком на веранде на самом краю луны, пьет что-то лунное, серебристое, сияющее. Мне не по себе, меня охватывают воспоминания, которых у меня как будто бы нет и не было – я подкрадываюсь, толкаю её что есть силы, перебрасываю через перила – в бездну…

…наваждение уходит так же быстро, как и появляется, туристка идет с веранды куда-то в залы кафе, в лабиринты отеля, в фантасмагории лунных городов, оставляя меня наедине со мной, с новым мной, к которому мне еще предстоит привыкнуть…

– Покажите мне обратную сторону.

– Что, простите?

Снова обращаюсь к Луне:

– Пожалуйста… покажите мне свою обратную сторону.

Луна смеется, подмигивает единственным глазом (а вы что, не знали, у Луны один глаз, еще после Путешествия на Луну):

– Это что, флирт такой? А вы оригинал…

Понимаю, что всерьез меня тут не принимают – делать нечего, достаю удостоверение:

– Покажите мне свою обратную сторону.

Луна бледнеет, хотя казалось бы, куда бледнеть еще больше.

– А… я… у меня… нету… а…

– У вас нет обратной стороны?

– А, правда… а нет…

– Ну, хорошо… извините за беспокойство.

– Простите, а это плохо очень, да? Меня арестуют теперь, да? – не унимается Луна, видно, и правда не на шутку я её перепугал.

– Да нет, нет, что вы… все хорошо.

– А что… теперь обязательно надо обратную сторону?

– Нет, что вы, вовсе не обязательно.

– Или… или наоборот, не надо?

– Да как вам будет удобно, хоть с обратной стороной, хоть без обратной стороны.

– А… а как вы думаете, как лучше?

– Да я думаю… и так, и так… в конце концов, обратной стороны у вас все равно нет, так что выбирать не из чего. Не волнуйтесь, почтенная Луна, вам ничего не грозит… всего вам хорошего…

Кажется, я все-таки не смог её успокоить, ну еще бы, накинулся тут какой-то, подавай ему обратную сторону, и все тут.

Оглядываюсь в поисках очередной жертвы – очередная жертва не находится, все куда-то рассасываются, ну еще бы, кому захочется отвечать на вопросы психа. Наконец, натыкаюсь на одиноко стоящий дом, вежливо откашливаюсь:

– Будьте любезны… покажите мне свою обратную сторону.

– Чаво?

– Свою… обратную сторону.

– Мил чел-ловек, да у меня отродясь обратной стороны-то не было! Что ж вы так, старый дом, сколько веков стоит, а вы тут требуете…

– Да что вы, что вы, ничего не требую… просто спрашиваю…

Спешу ретироваться, тем более, тут уже и другие начинают возмущаться, да как не стыдно, старый дом, а вы с него чего-то требуете, непонятно чего.

– Позвольте, позвольте… – дом многозначительно покашливает, старый викторианский дом, еще помнящий парламентскую реформу, – мне кажется… у Собора Святого Стефана была обратная сторона…

Меня коробит, вот только не хватало еще сейчас идти к Собору Святого Стефана за тридевять земель до самой Австрии. Спохватываюсь, что думаю это вслух, уже ожидаю очередной вспышки гнева, – на мое счастье дом меняет гнев на милость, вежливо поясняет, поскрипывая старыми стенами, что что вы, что вы, не нужно никуда идти, вот же он, совсем рядом.

Я настораживаюсь. Я предупреждал себя, что если какие-то вещи находятся близко, когда им положено находиться далеко, – мне тут делать нечего, и все-таки не могу так просто отступить, уйти, я должен искать собор, тем более, что он в двух шагах…

– Уважаемый Собор…

– Слушаю вас.

– Уважаемый Собор, не могли бы вы показать мне вашу… – давлюсь словами, – обратную сторону?

– С удовольствием, мой неизвестный друг, – Собор любезно показывает мне фасад со стороны дома-музея Вены. Ёкает сердце, вот оно, не может быть…

– Только, уж простите, вам я эту сторону не дам, она мне сама нужна, сами понимаете…

– Да-да, разумеется… – говорю так, даже не знаю, надо ли просить у него обратную сторону или нет, мало ли зачем послал меня сюда я…

Выхожу на связь, ну только попробуй не ответить, только попробуй сказать, что вообще первый раз меня слышишь – после всего, что я перенес…

– Слушаю…

Узнаю свой голос, непростительно юношеский.

– Я… я нашел.

– Где?

Тот я даже не спрашиваю – что нашел, значит, помню…

Диктую координаты.

– Что именно?

– Собор Святого Стефана…

– Сколько нашел сторон?

– Две…

– Не то.

– А?

– Не то. Двух сторон мало…

Не выдерживаю:

– А… а сколько надо?

Ожидаю ответа – три, четыре, пять…

– …бесконечное число… сейчас скажешь, что так не бывает?

– Ну, весьма сомнительно…

– Ты мне не веришь, я знаю… – тихий смешок, – интересно так, не веришь самому себе…

Нас двое: я и я.

Раньше нас было больше, я это… не то, чтобы знаю, я это чувствую, и даже не чувствую, не могу выразить словами, просто – раньше нас было больше. Но сейчас остались только двое, или по крайней мере двое, иногда мы пытается найти еще какого-нибудь меня – но не получается.

Итак, нас двое, я и я, один совсем юнец в каком-то понаворочанном прикиде, который он когда-то считал крутым, и за который теперь стыдно ему самому. А второй я посолиднее, при погонах и удостоверении, мне уже лет тридцать. И все-таки так получается, что первый я знает больше, хотя сам толком не может объяснить, что знает, и второй я ему подчиняюсь – какого черта подчиняюсь, почему не пошлю самого себя далеко и надолго с вещами, у которых бесконечное число сторон…

– …это знал еще один я… – говорю я, который совсем юный.

– Еще один я?

– Да… его больше нет…

Я даже не спрашиваю себя другого, что случилось со мной третьим, мне не хочется спрашивать, не хочется это знать. Я даже не спрашиваю себя первого, какого черта я слушаюсь себя второго, терпеливо ищу обратную сторону чего бы то ни было.

Обратная сторона есть у экранов, это да. Только это неинтересно, это и так понятно, что у экранов есть обратная сторона. Есть еще несколько штук с другой стороной, тот же Собор – только юному мне неинтересно, юный я хочу не две стороны, и не три, и не десять, а бесконечность.

Покорно плыву над землей, напоминающей черное оплавленное стекло, которое тускло светится, указывая путь в никуда, иногда перебивая свет парящих экранов. Кое-где экраны собираются в стаи, в скопища, – видимо, вдохновленные моими вопросами о той, о другой, о третьей стороне, ищут свои стороны, пытаются сложиться во что-то многостороннее, и, черт возьми, у них это здорово получается. Я вижу Вестминстерский дворец – со стороны Темзы, со стороны Вестминстерского Аббатства, со стороны Вестминстер-Брижд-Роуд, со стороны Садов Виктории, сверху, в разных ракурсах. Я вижу Пирамиду Луны – сверху, с боков, с углов, снизу, еще с какого-то ракурса, не пойми откуда. Кусочки, фрагменты ищут друг друга, стараются притянуться, а иногда наоборот, какая-нибудь сторона хочет остаться просто стороной, больше ничем – и вырывается из нагромождения экранов, которые гонятся за ней. Экраны атакуют, сторона не поддается, разгораются нешуточные войны – поговаривают, где-то уже убили несколько непокорных сторон, а где-то вроде бы наоборот, сторона разбила целую стаю экранов, которые хотели сделать её своей частью, ну еще бы, там собор какой-то был, а та сторона была как раз главным фасадом…

Люди тоже собираются – сторонами, сторонами, только у людей все намного сложнее, потому что профиль человека в семнадцать лет не клеится к анфасу человека в сорок лет, а если еще добавить три четверти, снятые лет в шестьдесят, получается и вовсе полнейшая несуразица, семнадцатилетний рвется покорять мир и все знает, сорокалетний только и думает, как лечь и отдохнуть, шестидесятилетний сожалеет о чем-то, сам не понимает, о чем… Кое-где уже звенят осколки экранов, какой-то парень в двадцать лет убивает себя самого в пятьдесят, потому что на что ты жизнь свою про… протратил, на что, я спрашиваю, ты себя предал, меня предал…