Почему-то девушка не могла припомнить даже такой мелочи, как подробности о внешнем виде той самой «игрульки», которую она, якобы, таскала на шее в течении нескольких, не самых приятных лет своей жизни. Как уже успела понять Елена, это был медальон – крошечный медальончик из самородного серебра, на тонкой и прочной шёлковой нитке. Его и вдова Истана, и мельничиха, называли просто и без затей – «игрулька».

Девушка подозревала, что этот самый медальон и есть ключ, отпирающий двери, ведущие к тайнам, её окружающим. Недаром ведь герцог так переполошился, едва лишь взглянув на него.

И ещё, лента – бирюзовая, с золотом. По словам всё той же вдовы, эта лента – яркая, красивая, из самого, что ни на есть, настоящего атласа, была вплетена в волосы сиротки в тот самый день, когда несчастная, что-то бормочущая себе под нос, Арлена постучала в двери её убогого домишки. Лента геральдического цвета семейства де Анфор и еще какого-то, несомненно, древнего и знатного. Означает ли это, что мать Арлены была служанкой в знатном доме и украла ленту для того, чтобы порадовать своего собственного ребёнка?

Ношение цветов древних аристократических родов без надлежащего на то разрешения, строго каралось. Просто тонюсенькую ленточку бирюзового цвета, девица из простонародья могла вплести в свои волосы, но роскошный бант или, упаси Ама, платье, особенно из дорогой ткани – нет. За подобные вольности её могли совсем лишить волос, если бы потребовалось – то и вместе с головой!

Но откуда у простолюдинки деньги на драгоценный атлас или тот же шёлк, редкий и стоивший целое состояние? А у Арлены всё ж таки, была атласная лента – широкая и, как-раз, таки, геральдического цвета!

Загадка!

Тайна медальона мучала Елену некоторое время – что же было такое важное изображено на дешёвой побрякушке? Почему она ничего не может вспомнить об этом? И спрашивать кого-либо, очень опасно – подозрительным покажется тот факт, что хозяйка медальона не знает, как выглядит её собственное украшение. Елена не хотела вызывать подозрений – и без того хлопот хватало!

Очередной раз выглянув из окошка и поморщившись от едкого вкуса пыли на собственных губах, Елена нечаянно встретилась взглядом с виконтом де Броэ, тем самым грязнулей с немытыми ушами, что пытался её обесчестить.

Высокородный засранец держался поблизости, как пришитый. Его каурый жеребец игриво фыркал, крутя хвостом и красуясь перед рыженькой кобылкой какого-то мелкопоместного дворянчика, недавно прибившегося к блистательной кавалькаде.

Жильберто смотрел только на Елену и взгляд у него был… Предвкушающим?

Девушка вытянула шею и повертела головой – белые перья, украшавшие широкополую шляпу маркиза, мелькали где-то далеко впереди. Правильно – не станет же наследник целого герцогства глотать злую пыль, поднимаемую копытами коней всех прочих смертных?

Нет, он, как и полагается главному действующему лицу, впереди, на лихом коне!

Что не могло не обрадовать Елену, не без оснований опасавшуюся замыслов высокородных подонков.

Третьего негодяя, любителя распутных девиц, браги и сеновалов, поблизости Елена не наблюдала – скорей всего, повинуясь приказу господина маркиза, шевалье д, Алье умчался далеко вперёд, поспешив проявить заботу о достойном ночлеге для всей их ублюдочной тройки.

– Чтоб вас разорвало! – фыркнула Елена и решила быть начеку. Какую бы пакость не умыслили эти потомки знатных родов, всё грозило опасностью для простой девушки-селянки.

«Спать нельзя. – твёрдо решила Елена – С них станется ещё один постоялый двор спалить дотла вместе с невинными людьми, лишь бы избавиться от докуки в лице одной несговорчивой девицы.»

Проснулся Огюстен, взглянул на опустевшую корзину, поскучнел лицом, почесал брюхо и тоже выглянул в окошко.

– Ого! – обрадовался лекарь – Льуеж. Остановимся в «Петухе и короне» – прекрасные комнаты, вышколенная прислуга и отличная кухня.

В животе у него громко заурчало и тут же, смутившаяся Елена, услышала, как её собственное чрево отвечает брюху целителя.

Бутыль молока, хлеб, яблоки и морковь – слишком мало для того, чтобы утолить голод пузатого толстяка и одной молодой, но прожорливой девицы.

Карета затарахтела по брусчатке, послышались шум и гомон – возница с кем-то ругался пронзительным, по бабьи визгливым, голосом.

Ему отвечал другой голос – басистый о очень самоуверенный. Перебранка нарастала, а затем появился де Перье и всё утихло.

Карета без проволочек миновала городские ворота и затарахтела дальше.

– Надеюсь – подумала Елена, ничуть не удивлённая своевременным появлением пронырливого безопасника – На этом самом постоялом дворе отыщется уютная каморка для уставшей сиротки и ещё одна куриная ножка? И, неплохо бы, огнетушитель в номер попросить, а то, вдруг, пожар, а я без огнетушителя? Опять!

Городок оказался небольшим, но Елена с любопытством осматривала тесные улочки на которых толкался народ в надежде поглазеть на единственного сына герцога. Белый плюмаж на широкополой шляпе наследника привлекал внимание, и горожане голосили что-то торжественное и приветливое.

– Дурни какие! – удивлялась Елена, укоризненно качая головой – Вот как помрёт крючконосый, так вы ещё наплачетесь с таким-то правителем! Небось не так заголосите, но поздно будет!

На карету не обращали внимания – тащится и тащится себе шарабан, пыльный и жизнью побитый. Мало ли кто приехал в славный город Льуеж на ночь глядя? Вот, если бы это была карета самого герцога, с коронами и вензелями, тогда, иное дело! А, так..

Елена тихо радовалась тому, что на неё никто не глядит – хватит, успела насладиться популярностью прыгая с крыши!

Очень хотелось в кустики и, судя по рыскающему взгляду Огюстена Лупы, не ей одной.

– Приехали! – тучного лекаря с лавки точно ветром сдуло. Он отбросил в сторону надоевшее одеяло, хлопнул дверкой и засеменил на задний двор.

– Ага! – обрадовалась Елена – Знать, там имеются удобства, пусть и уличные. – ходить в туалет на горшок, оставленный под кроватью, девушка не желала.

– Да! – горестно вздохнула она, кутаясь в злополучное одеяло – Ни унитаза тебе, ни джакузи, ни кофе с какавой.. Каменный век!

Привычно отбросив странные мысли в тайники своей ущербной памяти, Елена, плотней завернувшись в одеяло, степенно выплыла из кареты. Вот именно – выплыла, потому как сразу же угодила босой ногой в противную лужу, вольготно расположившуюся посередине двора.

– Мерзость какая! – посетовала Елена, тряхнув пышной гривой просохших волос.

Разинув рот, так что можно было пересчитать все порченные зубы, на девушку таращился неказистый паренёк, от неожиданности уронивший на землю ведро с помоями – видать, нечасто на постоялый двор заезжали дамы в каретах, завёрнутые в одеяло.

Жертва кариеса не успела сказать ни «бэ», ни «мэ», ни кукареку, как откуда-то со стороны появился вездесущий господин де Перье и вздёрнув паренька за ухо, отправил того вслед за помоями – то есть, в лужу.

– За излишнюю любознательность. – пояснил он опешившей от внезапного заступничества, Елене – Прошу Вас! – и опять приоткрыл боковую дверь, а там… Там, мама дорогая, стояла давешняя Лулу, сияя широкой улыбкой на красивом лице.

– Клонируют их тут, что ли? – размышляла Елена, молча шагавшая за декольтированной, кудрявой женщиной – Или, это всё та же, просто я её не заметила в толпе всех этих сиятельных и бесполезных господ?

Женщина оказалась та же самая, что и в «Доме у дороги». Де Перье решил, что ему потребуется наличие тайного сопровождения для незадачливой, но очень ценной, селянки, вот он и отрядил шпионку присматривать за девицей и лекарем.

Лулу едва не подавилась, узрев во что обряжена её подопечная, которую она оставила чисто вымытой и уложенной в мягкую постельку, но, шпионка-служанка, не растерявшись, стащила с девушки всё барахло – от одеяла до обрезанных портков, клятвенно заверив побагровевшую от возмущения Елену в том, что все вещи вернутся обратно в целости и сохранности. Елена, сделала вид, что поверила, но с таким трудом добытые труселя из своего поля зрения не теряла.