– Господи, какой же идиот. Я же предупреждала, – закричала она, увидев лежащего на полу мужа.

– А вот хотя бы в такой момент можно без нотаций, – отмахнулся от нее Сергей. – Человеку плохо, а она начинает лекции читать. Не хотела, чтобы я упал, так пришла бы и помогла.

Он пошевелил ногами и руками. Вроде все было цело. Только очень болела ладонь, из которой к тому же пошла кровь. Лариса помогла Сергею встать, и они пошли в ванную, чтобы попытаться остановить там кровотечение. Лариса щедро плеснула ему на руку йода, от чего Сергей заорал как резанный.

Рана была не очень большой, но достаточно глубокой. По-хорошему надо было бы поехать в травмопункт, чтобы зашить ее. Но времени на это не было. К счастью, в доме хотя бы нашлись бинты, и руку Сергея забинтовали, как могли. Потом, когда рана ладонь зажила, на этом месте у него остался шрам в виде латинской буквы S, то есть по первой буквы его имени.

– Если я погибну в авиакатастрофе или еще как, то меня теперь легко можно будет опознать по правой ладони, – в репертуаре Сергея появилась после этого такая новая шутка.

Из штабного номера после очередного совещания поручик Ракитин вернулся в свое купе в дурном настроении. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как они отправились в этот поход, и надежды на быстрое завершение задуманной военной операции все сильнее таяли с каждым днем. Бесконечный караван поездов могла бы обойти даже черепаха.

Бездействие очень негативно отразилось на моральном духе армии. А вернее того, что от нее осталось. Все чаще рядовые, – а в-основном это были мобилизованные еще раньше до перехода через Урал простолюдины из числа крестьян и рабочих, – сначала небольшими группами, а потом целыми ротами и даже батальонами дезертировали. Надеялись на милость красных, верили, что те их отпустят восвояси, и они смогут вернуться домой.

К тому же участились налеты на караван большевистских отрядов. Их регулярных войск в этом районе не было, но партизаны, всегда появлявшиеся из гущи леса неожиданно и стремительно, доставляли немало неприятностей. Эти атаки удавалось отбить достаточно быстро. Впрочем, красные и сами не стремились быть втянутыми в длительные сражения, а задача их наскоков как раз и состояла в том, чтобы, будто быстрыми ударами шпаги, причинить максимальный ущерб противнику, а, если удастся, то еще и отбить какой-нибудь обоз с продовольствием или боеприпасами.

Услышав, как открывается дверь купе, Татьяна, сидевшая у окна с какой-то книжонкой в руках, оторвалась от чтения и подняла глаза на входившего мужа.

– Тебя так долго не было, что я уже начала было волноваться, – жалобно выдохнула она. – Подумала, что вдруг тебя куда-нибудь отослали в разведку. Мне сразу становится так страшно и одиноко, когда тебя нет подолгу. Mon cher ami, не оставляй меня столь надолго. Обещаешь?

Придерживая руками свой животик, – а ее беременность была видна, что называется, уже невооруженным глазом, – она опустила ноги на пол.

– Ты же знаешь, что тебе нельзя волноваться, – Сергей ушел от прямого ответа на просьбу жены. Да и что он мог пообещать, если по большому счету он и сам не знал, что может произойти даже в следующую минуту, а уж, тем более, завтра.

– Что читаешь? – попытался он сменить тему разговора.

– Да вот выменяла на твой табак из довольствия. Ты же больше не куришь. Так что табак тебе не нужен. А я вышла на улицу вдохнуть свежего воздуха и вижу, как напротив какой-то мужичок на телеге достает из-за пазухи книгу, вырывает из нее страничку и начинает сворачивать цигарку. Я у него и спросила, а нет ли у него еще книг. А он мне так хитро говорит: «А, с какого перепуга барышня интересуется, и какой мне с этого интерес может быть?» Поторговались с ним, будто на базаре. Зато у меня теперь есть почти полное собрание сочинений Матвея Комарова. Тут и «Невидимка, история о фецком королевиче Аридесе и брате его Полунидесе, с разными любопытными повествованиями» и «Повесть о приключении английского милорда Георга и бранденбургской маркграфини Фредерики Луизы». Да еще с такими милыми рисованными иллюстрациями. Мне теперь этих книжек надолго хватит.

– Господи, ты ничего получше не могла найти!? – засмеялся Сергей. – Это же самое низкопробное чтиво, которое можно только придумать.

Книги Матвея Комарова издавались уже много лет многомиллионными тиражами на самой дешевой желтоватой бумаге, чтобы приучать низшие сословия к чтению. На самом деле реального писателя с таким именем и фамилией не существовало и, хотя первые книги под этим псевдонимом появились аж в начале 19го века, кто в действительности скрывался за ним, до сих пор никому не было известно.

– А что мне еще остается делать? – жалобно заныла Татьяна. – Это же тебе не Петербург и даже не Москва. В поезде книжных лавок нет. А сидеть одной в купе скучно. Все книги, что нашлись у других дам из нашего круга, я уже прочитала.

Их разговор прервал металлический скрежет вагонных тормозов, и поезд вновь остановился, да так резко, что Сергей едва не упал.

– Ну, вот опять, – Татьяна решительно встала и, взяв со стола большой кувшин для воды, отправилась к выходу из купе.

– Ты куда? – Сергей попытался остановить жену. – Тебе же нельзя поднимать тяжести.

– Не волнуйся, милый, я ничего тяжелого в руки не беру. А так хоть какое-то развлечение. Знаешь, как устаешь, когда целый день сидишь без дела.

Поезд остановился, скорее всего, из-за того, что в каком-то из передних паровозов закончилась вода. Это происходило довольно часто, и каждый раз из вагонов на насыпь высыпали, будто горохом, все пассажиры и выстраивались в два ряда от паровоза до ближайшего водоема и обратно. По одной линии передавали пустые емкости, а по другой наполненные водой. Каждый выносил с собой, что мог. Одни ведра, другие ночные горшки или кастрюли, третьи, как Татьяна, кувшины, а некоторые дамы так вообще держали в руках фарфоровые чашечки для кофия.

Со стороны эта картина заполнения водой заглохшего паровоза смотрелась, скажем прямо, трагикомично. В ряд друг за другом вставали и суровые барыни зрелого возраста, и юные барышни в модных шляпках и изящных туфельках на высоких каблучках. В том же ряду с ними стояли и солидные мужчины, чуть ли не с моноклями в правом глазу и в лайковых перчатках, старики и дети. И самое парадоксальное во всей этой водной феерии состояло в том, что по ее завершению все получали назад именно тот предмет, с которым вышли на улицу.

Но если и удавалось запустить машину, то движение возобновлялось ненадолго. Вода заканчивалась поочередно и у других паровозов. В результате через некоторое время все повторялось заново, и опять предпринималась та же отчаянная попытка реанимировать паровую машину. Со временем эта возня начала надоедать, и тогда в тех случаях, когда останавливался поезд, шедший сзади, его просто бросали, а пассажиры из него, либо пересаживались в другие вагоны, либо присоединились к армаде пеших попутчиков.

На этот раз спустя пару часов караван поездов все же сумел продолжить движение. Вернувшись в купе, Татьяна уселась у окна, молча наблюдая за открывавшимся из него пейзажем.

– Устала, бедненькая, – Сергей подсел к жене и обнял ее за плечи.

– Да, нет, просто как-то грустно стало, – призналась она.

В этот момент поезд проползал мимо какого-то богом забытого полустанка. Вся белая глинобитная стена привокзального строения была испещрена множеством надписей на русском и французском языках. Ветер теребил приклеенные к стене бумажки с записками. За время, прошедшее с начала пути, столь часто случалась людская чехарда, что многие знакомые и близкие просто потеряли друг друга. А найти кого-то в этой бесконечно длинной колонне уходивших на восток людей было не то что трудно, а скорее просто-напросто невозможно. Вот люди и оставляли надписи на всех попадавшихся на пути зданиях. Одни писали просто, что живы и нет причин для волнения, другие пытались объяснить, где и как их можно найти.