Я узнала одного из матросов и нахмурилась:

– Отпустите его!

Мужчине позволили выпрямиться, но не отпустили, подвели ближе.

– Что случилось? – удивилась я безмерно.

– Он мертв! – возмутился матрос. – Фарк мертв!

Матросы, повскакивавшие со своих мест, удивленно ахнули, услышав новость.

– Как это случилось? – нахмурился капитан Гарт.

– Он пошел в бар, чтобы отметить продажу жемчужины. Мы все пошли. Скинулись сразу на корабль и… и…

– Решили пропить остальное, – нахмурилась я неодобрительно.

– Нет, конечно, как можно! – возмутился матрос, но совсем неубедительно. – И Фарк… он… он просто раз – и умер.

– Да говори же ты толком, – Гарт стукнул кулаком по столу, и матрос взвыл – кажется, охранник сжал его плечо сильнее, чем раньше.

– Он начал болтать, – мужик чуть пришел в себя – развеялся хмель, и он стал говорить потише, почти шепотом. – Пил и болтал, как всегда у него бывает. Привирал, как обычно. Рассказывал про прекрасную жемчужину, которую продал сегодня… и кто-то спросил его, а откуда же та взялась, не украл ли. И Фарк возмутился: «Нет, – говорит, – как можно!» «А откуда же тогда жемчужину взял?» – смеялись вокруг, не верили в его рассказ. «Русалка подарила», – ответил Фарк. – У меня перехватило дыхание. – А потом он глотнул пива… и все… умер. Прямо там, за столом умер!..

Удивление, страх, шок, неверие – эмоции матросов окутали меня со всех сторон.

Тошнота опять подкатила к горлу. Я снова стала убийцей, пусть того и не хотела. Слезы закипели в глазах, но я быстро-быстро заморгала и задышала глубоко, пытаясь сдержаться, руки сжала так, что мои твердые когти до боли впились в ладони.

– И что? – спросила спокойным холодным голосом.

– И все, – удивленно откликнулся матрос.

– И ты бежал через город с дикими криками, чтобы сообщить мне об этом? – я высокомерно вздернула бровь. – Конечно, он умер, чего еще можно было ожидать?..

– Но… – матрос явно растерялся, а я обвела остальных взглядом.

– Клятва есть клятва. Не передо мной, но перед Океаном и Луной.

Впечатлившийся мужчина минуту что-то соображал, а потом изобразил на лице жалостливое выражение и запросил:

– А можно я к вам вернусь? Я очень-очень хочу работать слугой. Правда-правда. Я не хотел уходить с Хоруфом, он меня ввел в заблуждение…

– Хватит, – подняла руку я. – Кто ушел – пусть тем сопутствует удача. Я ни на кого из них, даже на Хоруфа, зла не держу. Я даже благодарна ему за то, что он отдал мне свою последнюю рубашку на острове, – я чуть покраснела, припомнив тот случай, когда умудрилась явиться перед людьми без верхней одежды. – Просто держите рот на замке – и все будет в порядке.

– Но… – проблеял мужчина, но, повинуясь знаку капитана Гарта, полуорки уже тащили его прочь из гостиницы.

Я заметила, что капитан Гарт в задумчивости потирает тыльную сторону правой ладони, где на его руке было изображение чешуйки, и усмехнулась невесело.

Что же такого я в ту ночь натворила?..

Четыре серебряных монеты.

Я поперхнулась, услышав, в какую сумму встала мне одна ночь для всех в гостинице с обедом и ужином (завтрак еще только предстояло оплатить). Аппетит немедленно пропал, я отложила ложку на край тарелки каши с кусочками фруктов и ягод и присосалась к чашке с чем-то вроде компота. У служанки челюсть отвисла, когда я с утра заказала кашу на всех своих людей, включая детей, правда, еще к ней подали что-то вроде мясной нарезки с хлебом и сыр. Сейчас я обвела все это изобилие испуганным взглядом, гадая, в какую же сумму встанет моя фантазия. Соскучилась по привычной пище, называется.

– Это как так вышло? – спросила, наконец, оторвавшись от сладкого напитка. – Это такие цены в городе, что ужин на полтора десятка человек стоит как месячное жалование матроса?

Оказалось, что нет, дело не во мне лично, а в том, что меня отнесли к купеческому сословию. Две комнаты: для охраны с семьями и для матросов, а также сытное питание для них встало всего лишь в одну серебрушку. А вот комнаты для нас с капитаном Гартом, который, имея статус поверенного и приличную одежду, не мог спать вместе с матросами, и так же два приема пищи нами стоили еще три серебряных монеты.

Я попыталась разобраться в этой калькуляции более подробно, и была удивлена ответом – капитан Гарт понятия не имел, сколько что стоит конкретно.

– Это неприлично, – попытался он объяснить мне, косясь в сторону, будто опасаясь, что нас могут услышать.

– Как это? – не поняла я.

– Купцу неприлично считать медяки, – пояснил он мне, озираясь. – Я не могу пойти и спросить, сколько именно стоит наш ужин или ночлег, нам называют только общую сумму.

«Вот так подход,» – удивилась я.

– А если я все же спрошу? – попыталась докопаться до истины и увидела совершенно шокированный взгляд.

– Это крайне, – он выделил слово голосом, – крайне неприлично.

– То есть мне не ответят? – предположила я.

– Нет, конечно. Ответят. Но это испортит вашу репутацию. Напрочь испортит, – покивал он для убедительности.

– В смысле? – я совершенно ничего не поняла.

– Считать медяки – это неприлично, – повторил он снова. – Если кто-то узнает, то есть два варианта, что могут подумать: или человек крохобор или у него все настолько ужасно с деньгами, что он не в силах позволить себе приличный образ жизни.

– И с таким никто из купцов не будет иметь дело, – сообразила я, наконец.

Капитан Гарт кивнул с явным облегчением, раз я все поняла, и продолжил есть. Я же растерянно помешивала содержимое тарелки, утапливая ягоды и кусочки фруктов в белесую массу, отдаленно похожую на манку. Вопроса, как они узнают, я задавать не стала – и так понятно, о новом человеке постараются вызнать все возможное, прежде чем заключить договор. А, если это настолько идет поперек традиций, то понятно, что просто так мимо ушей прислуга такой вопрос не пропустит.

– А если не самим спросить, а отправить спрашивать слугу? – предложила я.

Капитан Гарт закашлялся, подавившись крошками от хлеба, который в этот момент откусывал, и покраснел от нехватки воздуха. Я постучала его по спине, чем вызвала еще больше эмоций недоумения и возмущения… поэтому опустила руку и поклялась забыть о своих земных замашках и серьезнее взяться за свою роль «леди».

Наконец, отдышавшись, он отпил из своей чашки с травяным напитком, заменявшим здесь чай, и смог пояснить:

– Можно, если осторожно. Но важно, чтобы слуга был крайне-крайне аккуратен в выражениях. Даже он не может спросить о точных ценах.

– Это как? – не поняла я.

– Все цены для нашего сословия, – принялся в полголоса объяснять капитан, – округляются до серебряной монеты. И считается ужасной ошибкой и неуважением для работника гостиницы упомянуть медную монету.

– А как же тогда? – удивилась я.

– Ну, – вздохнул капитан Гарт, – слуга может спросить, например, сколько будет стоить его господину ужин. Ему скажут – одна серебряная монета, – я набрала воздух, чтобы возмутиться, но Гарт поднял руку, не позволяя не вставить слова. – Тогда слуга должен спросить, какой будет цена, если его хозяин пригласит друга.

– Если работник гостиницы ответит, что два серебряных, то значит ужин на одного стоит больше половины серебряного, – сообразила я.

– Да. Еще можно спросить, сколько будет стоить ужин на троих человек. Если один серебряный – значит цена ужина ниже трети серебряного.

Я прикрыла глаза. Боже, какой кошмар! Это что же, надо каждый раз по любому вопросу уравнение высчитывать? И все равно точного ответа не узнаешь.

– А от того, что именно заказываешь, получается, цена ужина не зависит? – удивилась я.

– Если не брать дорогое вино, то нет, – кивнул Гарт.

– Постойте, – вдруг сообразила я. – Вы сказали, что мне любую цену будут округлять до серебряной монеты. А если я где-то на рынке мелочь какую-то, что и медяка ломаного не стоит, решу купить?..