Наконец и Бельских отморозилась или пришла в себя настолько, что стала отвечать и шёпотом возмущаться:
— А сам-то чего в одной майке?.. Вот тебя точно протянет! И рану на голове застудишь… А речка… да вроде должна скоро быть. Я ведь никогда в эту сторону не ездила. Да и вообще… Что будем делать, если этот «дядя» Яша проснётся и хай подымет?
— Не бойся, Ягодка, не подымет… Он больше вообще ничего не подымет, — бормотал парень, опять выглядывая в окно. — О! Вроде мост! Чёрт! Он же с фермами! Зато огромный…
После чего вообще стал творить невероятное, с точки зрения враз окаменевшей Бельских. Сбросил с главаря уркаганов простынь, ухватил того за пояс брюк и, словно тюк из скатки тканей, поддёрнул ближе к окну. Подпёр его коленкой к подоконнику и жутким движением, с треском костей, выставил ноги трупа в окно, затем протолкнул наружу его голову и руки. Чуть подержал обвисшее тело за бортом, приноравливаясь к нечастому мельканию ферм, и резко оттолкнул от себя. Тут же выглянул в окно, рассматривая деяние своё, и резюмировал:
— Отлично! Душевно полетел! Прямо в воду, рыбкой!
И ещё проговаривая эти слова, выбросил следом за борт пакет с бутылками, окровавленную подушку с простынею и второй пакет с разным, неуместным мусором. Напоследок закрыл окно и с блаженным вздохом уселся на освободившуюся полку. Только после этого рассмотрел, в каком состоянии его подруга. Она сидела, прижав колени к груди, вздрагивала всем телом и безмолвно плакала.
На какой-то момент внутри Киллайда Паркса возобладали его истинные эмоции:
«Вот же дура! Радоваться надо, что всё так удачно сложилось, а она чего?.. Размазня какая-то, а не союзница! Всё-таки легче от такой избавиться! — но тут же логика, здравый смысл, и ещё какие-то флюиды, доставшиеся вместе с телом донора, привели кучу аргументов против такого необдуманного решения: — Семейным — легче пристроиться. И за вещами она присмотрит… И подозрения мы меньше вызовем вдвоём, чем я один. Да и вообще… Надо делать скидку, что она всё-таки принадлежит к слабому полу. Поэтому надо её утешить… А для начала, соврать чего-нибудь правдоподобного. Иначе она умом тронется от неизвестности!» — и пустился в негромкие пояснения:
— Ох, Настюха! Ты бы только знала, чего я тут пережил! — судя по изменившейся мимике, девушка слышала и воспринимала речь. — Как поезд начал приостанавливаться где-то между перегонами, так три уркагана и притопали к моему тамбуру. Своим ключом дверь открыли, и стали на ходу выходить. А последний мордоворот мне и говорит, посмеиваясь: «Ну всё пацан, можешь занимать своё место в купе! Дядя Яша разрешил. Хе-хе! И ждёт тебя не дождётся!» После чего не просто спрыгнул, а ещё и дверь вначале за собой запер. Ну я сразу сюда, бегом… Глядь, а этот, — он головой мотнул в сторону окна, — Лежит со стилетом в глазнице. Вопрос: что мне было делать?
И сделал паузу, скорчив печальное лицо. Подруга долго выжидать не смогла, поторопив:
— И что? — слёзы у неё течь перестали.
— Что, что! В карты они играли, пьяные, чего-то не поделили, вот и прирезали своего подельника. Или поймали его на шулерстве. А сами — в бега! А на кого труп повесят?.. Сама понимаешь, милицию звать нам не с руки. И с поезда ссадят для разбирательств, и на заметку бы нас взяли, и в обвиняемые могли бы записать. Если ещё чего не хуже. Вот я его и прикрыл труп, перенёс вещи, потом за тобой побежал… Главное, что проводник ничего не заметил, будет уверен, что уркаганы сами по своим делам тёмным вышли в разных местах. И вообще молчать будет, как рыба.
Девушка ошарашено помотала головой, тяжело вздохнула и уставилась в окно, за который вставал хмурый рассвет. Затем у неё вырвалось:
— Сань, почему нам так не везёт?..
— Поверь мне, всё будет хорошо! — он пересел к ней, приобнял за плечи, и прижал к себе. И тут же, другой рукой достал чистый носовой платок и стал вытирать девичье личико, с совсем нарушенной маскировкой. — Устроимся. Освоимся. А может, и в крупном городе зацепимся…
Она покосилась с недоумением:
— Ты о чём? В каком городе?
— Да есть задумки… На месте решим.
В коридоре тем временем послышался голос проводника, который стучал в некоторые купе и приговаривал:
— Как просили: через десять минут большая станция. Стоянка полчаса! Кому чай горячий? — стукнул он и в шестое купе, но легонько, и шепнул еле слышно: — Станция, большая…
Но так как ему никто не отозвался, пошёл дальше. Обычно, при смене паровоза, пассажиры старались выйти, размяться, прикупить чего из закусок, в том числе и горячего. Потому что у бабок, выстраивающихся на перроне к приходу поезда, можно было и пирогов купить, и картошки горячей, и голубцов, и тушёной капусты. Квас, горячий чай и даже суррогат какого-то какао — тоже предоставлялся клиентам по первому запросу. Причём, несмотря на время года или время суток. Не в пример дешевле получалось, чем питаться в вагоне-ресторане. А уж тем, кто ехал в общих вагонах, закупаться на таких вот станциях сам бог велел.
Александр тоже решил, что простаивать не след. Сноровисто поднял столик, достал сумку и накрыл обильную полянку. Сам же первый и набросился на еду, приговаривая при этом:
— Мм!.. Вкуснятина какая!.. Попить у нас есть, до обеда хватит. А как проспимся, чаю потребуем. Ха-ха! Не пропадём, Настюха!
Вначале девушка лишь головой крутанула, всем своим видом показывая, что есть не станет. И продолжая оттирать серую мазь с лица. Но очень скоро запахи, а в особенности азарт наворачивающего друга, так разожгли ей аппетит, что ротик наполнился слюной до безобразия. Вначале съела кусочек хлеба, затем ухватила кружочек колбаски, а потом тоже активно приступила к трапезе, только отводя взгляд в сторону, словно стесняясь своей невоздержанности. А чего стесняться-то? После пережитого стресса, перерасхода сил, массы треволнений и бессонной ночи, молодой организм требует обильного вброса питательных веществ. Иначе сгорит, сжигая самого себя. А там и до болезней один шаг останется.
Но если Бельских просто «активно ела», то Шульга жрал, как не в себя, мягко выражаясь. Наверняка съел за троих здоровых, оголодавши мужчин. То есть трофейную сумку они освободили полностью. И то, парень после этого стал поглядывать на остальной багаж, прикидывая, чем бы ещё на десерт поживиться.
Глядя на это, подобревшая и успокоившаяся подруга, соизволила пошутить:
— Санька! Чтобы тебя прокормить, надо специальный колхоз создавать! Или, как минимум, поваром устроить на работу.
— Нет, объедать посетителей столовой или ресторана — это не наш метод. Вполне хватит рукастой, заботливой жены. Я ей буду носить трофеи, а она пусть только и успевает, что готовить.
— А может жена твоя захочет учиться? Стать инженером? И ей просто некогда станет возиться с кастрюлями и сковородками.
— Хм!.. Тогда на кухню можно взять вторую жену. Или третью… Лишь бы той готовить нравилось! — заметив, как девичье личико нахмурилось, Киллайд вспомнил о здешних табу, и рассмеялся: — Или тётушку какую-нибудь взять в приживалки. На крайний случай, нанять кухарку.
— Это не по-советски! — вспылила комсомолка. — Нельзя угнетать свободного человека!
— Ага! И все крупные партийные, военные и министерские бонзы, имеющие прислугу, тоже не угнетают?.. Ха-ха! Ягодка, учись смотреть шире и вспомни, что хотя бы в нашем посёлке творилось. Женщин в три раза больше — мужчин после войны — мизер. Тем не менее, все друг другу в гости ходят и одинокие женщины с вдовами рожают только в путь!
— Неправда! Мои родители не такие! Были…
— Естественно, наши — самые лучшие и самые правильные, — прорвался циник из сознания мемохарба. — Но любые исключения, они только подтверждают правила. А то ты не слышала кучу сплетен и пересудов нашего посёлка?
Девушка покраснела, стыдливо отводя взор, тем самым признавая, что слышала, знала, и сама могла бы пересказать кучу подобных слухов. Тогда как Шульга вновь вооружился отвёрткой и приступил к постановке шурупов на место. При этом продолжал рассуждать по той же теме:
