Японец жалобно взглянул на Виктора, видимо, догадываясь по моей интонации, что я не слишком доволен его присутствием. Виктор нахмурился.
— Юра, я не спрашивал твоего разрешения. Я предупредил. Он будет жить в моей комнате, остальное тебя не касается.
— Еще как касается! Хотите жить вместе — валите и снимайте себе хату где угодно, а мою попрошу оставить в покое!
— Квартира твоя ровно настолько же, сколько моя, Юрий. Учитывая, что я полностью оплачиваю все расходы и еще тебя содержу, я имею полное право распоряжаться имуществом, которое сам же и купил. К тому же у меня здесь прописка, не забыл?
Я аж задохнулся от такой наглости.
— Прописка у тебя временная! Это ничего не значит!
— Пока временная, — глаза Виктора превратились в две щелочки, сделав его похожим на своего дружка. — Но скоро будет постоянная. Покупатель на квартиру в моем городе уже найден, но для того, чтобы продать ее, мне нужно официально сменить место жительства. И ты, Юра, мне в этом поможешь.
— А пососать тебе не завернуть?! Хуй тебе, а не прописка!
— Поговорим позже, — угрожающе сказал Виктор и, повернувшись к японцу, начал тихо убеждать его в чем-то на английском. Я стоял, обтекая и осмысливая услышанное. Затем попробовал сделать еще одну попытку:
— Если через десять минут этот еще будет здесь…
— Если ты хотя бы пальцем тронешь Юри, будешь иметь дело со мной, — жестко отрезал Виктор. — А сейчас остынь и успокойся. Кстати, как у тебя с учебой? У тебя ведь сессия на носу, кажется?
Более действенного способа отвязаться от меня вряд ли существовало. Я мгновенно испарился в свою комнату. Закрыл дверь, упал на кровать и забарабанил по ней руками и ногами. Ярость и ненависть душили горло; я чувствовал отчаяние и бессилие. Никакой поддержки — весь мир против меня! Теперь мне придется делить жилплощадь с Витькиным любовником, смотреть на их тошнотворное сюсюканье и слушать по ночам стоны за стенкой. А еще можно даже не надеяться, что Виктор, который клещом вцепился в московскую прописку, когда-нибудь уедет и оставит меня в покое. Он тут наизнанку вывернется, но добьется своего, гребаный замкадыш. Надо будет изучить материалы на юридическую тему, как выкурить его отсюда… но не сейчас. Сейчас у меня нет времени…
Мне было физически противно находиться в этих стенах. Надо отвлечься, забыться, утихомирить рвущееся наружу негодование, иначе могу начать ломать и крушить все, что попадется под руку, в том числе себя — были уже прецеденты. Куда пойти? На этот вопрос у меня был единственный ответ.
Виктор с японцем на кухне пили чай, пахло свежевыпеченными блинчиками. Твари… Я остервенело обыскал пальто Виктора, а заодно и куртку в поисках денег. Выгреб все подчистую, что нашел, не считая; внутри даже ничего не дрогнуло. Слабая плата за моральный ущерб. Я заслуживаю намного больше.
Когда я добрался до Эдика, вечеринка была в полном разгаре. Праздновали день рождения Кости. Так много народу я здесь еще ни разу не видел: больше тридцати человек толкалось на кухне, в комнате и коридоре. Знакомые и незнакомые личности разной степени фриковости все прибывали и прибывали, принося с собой алкоголь и закуски. Верхняя одежда и обувь валялись горой где попало, воздух был пропитан дымом сигарет и марихуаны, гудели басы колонок, сотрясая пол. Это была уже не вписка, а самая настоящая оргия — и я погрузился в нее с порога, едва успев поприветствовать тех, кого распознал в толпе.
юзай
Текила и виски лились рекой, и я опрокидывал стакан за стаканом — не пьянея, потому что спиды отрезвляли. Наркоты было много и на любой вкус. Эдик и еще пара человек лежали под грибами и кислотой, на кухне Константин и незнакомая мне низенькая девочка на пару забивали бонги травой, кто-то глотал колеса, — но мне все это было неинтересно. Меня интересовала только скорость: и я ускорялся, улетая в вышину на гиперзвуковой тяге. Пороха сегодня было, как в трюме колумбийской шхуны. Чертили везде, где только находили ровную свободную поверхность: книгах, журналах, компакт-дисках. Среди общей суеты запомнилось, как Кира при полном параде (залаченная челка, накрашенные глаза и ногти, узкие черные джинсы и ремень с заклепками на бедрах) снюхивал дорожки с Библии, как Мэрилин Мэнсон. Скорее всего, Библия тут лежала специально для подобных вещей.
Скорость была как расходный материал, ее юзали, просто чтобы продолжать оставаться в сознании. Шамиль внезапно загорелся желанием подстричься, нашел машинку и пошел в ванную. Вернулся он оттуда со странными проплешинами на голове, в итоге Костя лично побрил его наголо одноразовым станком, потому что не мог выносить этого антиэстетичного зрелища. Какая-то пьяная парочка громко трахалась в туалете, игнорируя отчаянный стук в дверь; смутно знакомый чел, кажется, Демон, сидя на полу, перебирал струны акустической гитары, будто не слыша гремящей повсюду музыки. Но мне казалось нормальным творящееся вокруг меня безумие: в любом случае, здесь было лучше, чем у меня дома.
полжизни за катафалком и скорой
полжизни от той жизни что считаем стремной
Я протиснулся через переполненную, задымленную кухню и вышел на балкон, закрыв за собой дверь. Оперся на бетонное ограждение, позволив морозному воздуху обдувать мокрое разгоряченное лицо. Глядя вдаль на однообразно-сумрачный пейзаж из голых деревьев и домов, даже не сразу заметил, что в углу кто-то стоит, и обернулся, только услышав чирканье зажигалки. Это была Вика. На ее худенькие плечи была накинута темная куртка, почти сливавшая ее со стенкой, капюшон с меховой опушкой скрывал лицо в тени. Рядом, возле переполненной банки с окурками, валялось несколько бычков.
— Вот ты где, — я даже не знал, как по-другому начать разговор. — Привет. Мы с тобой здоровались? Не помню, чтобы я тебя видел.
— Не видел, — хрипло отозвалась Вика и затянулась. Странно. Обычно она более дружелюбна.
— Все в порядке?
— Угу. Сам как?
Благодаря загруженному в меня стаффу меня практически полностью отпустило и было похуй на все, поэтому я честно ответил:
— Бывало и хуже. Переживу как-нибудь.
— Вот и я так же. Надеюсь, что переживу.
Подошел поближе, она подняла голову, и я заметил подтеки туши на щеках и сухие, сжатые губы. Она снова затянулась и выпустила дым через нос.
— Чего тебе, Юр? Иди.
Раньше я так бы и пошел, но сейчас меня что-то удерживало на месте. Не знаю, почему, но в этой тоненькой крашеной блондиночке я почувствовал нечто близкое буквально с нашего первого знакомства.
— Может, скажешь, что случилось? Хотя… если не хочешь, не говори. Лучше иди внутрь, а то замерзнешь. Да и Кира, наверное, тебя заждался.
Она резко отвернулась.
— Мы поругались.
— Да ладно? Не верю. Вы же не разлей вода.
С полминуты она молчала, а затем заговорила, жадно и сбивчиво, будто боялась, что я уйду и не дослушаю ее рассказ:
— Дурак он, не понимает ничего. Идиота кусок, сыночек маменькин. Я сегодня чуть не сдохла от нервов, до сих пор трясет. Как думаешь, откуда скорость-то? Мы с Кирой и везли, на метро, через полгорода. Я в лифчике провезла. А там двадцать грамм! Костя на ползарплаты заказал, нам велел привезти. Два часа клад искали в лесополосе, я в кроссах, все ноги в снегу промочила. Менты на входе стояли, я молилась, чтобы без собаки и чтобы не остановили документы проверить! А ему все смехуечки да пиздихаханьки, «Ягу» прямо на глазах у них вытащил, «ну не остановили же, так чего ты ссышь»…
Она с яростью вкрутила окурок в подоконник.
— Не могу его видеть, опять сидит там, язык как помело. Как начнет свое: «Я с телками старше пятнадцати вообще не ебался никогда», так врезать ему хочется. Чувствую себя и старой, и жирной, хотя сорок килограмм вешу. Обслуживаю его, обстирываю, борщи готовлю, а слышу все одно…
Я с изумлением смотрел на нее.
— Вик, но тебе же всего шестнадцать…
— Да мы уже два года как вместе живем, Юр, — она подняла на меня измученный, нездорово блестящий взгляд. — На спидах я четыре. Сестра старшая приучила. Я из дома-то к Кире жить перебралась, потому что дома невозможно. Сестра сейчас на более тяжелые наркотики перешла. Мать за нее трясется, ей не до меня. Деньги все ей отдает на дозу, схроны ее прячет, когда опера с отдела приходят — на контроль ее уже взяли… Сегодня вот ходили в клинику аборт делать, залетела она хер знает от кого. А мне на зубы надо, зубы ни к черту, протезы уже нужны… Ты имей в виду, кстати, от пороха зубы портятся сильно…