Найти клад оказалось непросто. По указанному адресу за домами оказался пустырь. Гаражи, темнота, какие-то бетонные заборы, вокруг ни души. Спотыкаясь о замерзшие кочки и собачье говно, я брел по узкой тропинке, изредка подсвечивая себе фонариком. Дойдя до предполагаемого места закладки, я остановился как вкопанный. Ну и где? Здесь же ничего нет! Прямо передо мной наверх, к забору, уходила довольно крутая каменистая горка из промерзлого строительного мусора. Справа и слева из снега чернели засохшие растения. За спиной, через канаву, пролегала дорога, еле освещаемая одиноким фонарем метрах в трехстах отсюда.
Я еще раз сверился с фото. Поднял голову и вдруг увидел черный полиэтиленовый пакет. Он висел прямо на виду, раскачиваясь на ветру на тонкой веточке, свисающей с дерева над самой вершиной горки. Юмористы хуевы! Придется лезть, выбора нет.
Крутой склон был практически полностью покрыт льдом, ботинки не цеплялись за выступы. Ноги скользили; упав на колени, я ободрал руки в кровь. Хватаясь окровавленными пальцами за холодные до боли камни, пополз наверх на четвереньках, пачкая джинсы. Когда я почти долез до верха, на заборе передо мной появились два светлых пятна. Я обернулся, и внутри все обмерло. По дороге, не спеша перекатываясь по выбоинам, прямо в мою сторону ехал полицейский «УАЗик».
Сука!!!
Оставались считанные секунды, размышлять было некогда. Я выпрямился и, когда свет фар упал на меня, демонстративно расстегнул ширинку и начал мочиться на забор. Слезы застилали глаза, я плакал и ссал, унижаясь, уничтожая собственные гордость и достоинство ради дозы наркотиков.
Если здесь есть дно, то я его пробил.
====== Я соблазнялся на полосы в нос, и это пи...дос ======
Комментарий к Я соблазнялся на полосы в нос, и это пи...дос
NATRY
– Бинт
намотай на морду бинт а на винт бит
высыпь весь амфетамин крикни хуй с ним
намотай на морду бинт а на винт бит
и выкинь наркоту когда тебя отпустит
«Шестое! — колоколом билось в голове, пока я ехал в такси после короткой программы в «Лужниках». — Шестое место!»
На лед я выходил чистым. Заранее отоспался и, как мне казалось, ко дню чемпионата был готов полностью. И тем более неожиданным стало для меня шестое место в таблице, которое сейчас моргало у меня перед глазами, двоилось, троилось и превращалось в зловещее «666».
После первого дня, как я и предполагал, лидировал Каримов. Я откатал без единого падения и поначалу даже удерживал позицию в верху списка, но постепенно меня начали сдвигать вниз. Я рассчитывал на третье место, максимум на четвертое, но шестое уже никак не входило в мои планы. Такое огромное отставание было для меня катастрофой. Фельцман (с которым я сегодня не стал даже здороваться) косился, но молчал: либо ему было наплевать на результаты своего — уже бывшего? а хер его знает — подопечного, либо боялся навлечь очередную вспышку гнева на свою голову. Разбора полетов я дожидаться не стал; просто вызвал машину и уехал, ни с кем не попрощавшись. Все и так было ясно.
меняя невменяемость на боль бегу за собой
бегом по полям ошибок потушить огонь
Я сжал кулаки и уткнулся лбом в спинку переднего сиденья. Не хотелось признавать, но факты говорили сами за себя: прокат дался мне тяжело. Порох подарил мне силы на тренировках, но забрал их, словно плату за оказанную услугу, на соревнованиях. Хотя я успел прийти в чувство, физически я стал намного слабее, чем раньше. Одного дня отдыха было слишком мало, чтобы восстановить прежнюю естественную энергию. Прежде я катал короткую запросто; сегодня же пришлось приложить все усилия, чтобы, стиснув зубы, выжать из себя необходимые прыжки. Мышцы ныли, я ощущал себя развалиной. Если так пойдет и дальше, то произвольную я не смогу исполнить даже наполовину, а выступление уже послезавтра…
Логичным и правильным выводом стало бы сняться по здоровью. Если бы Яков знал о моем состоянии, то немедленно так бы и посоветовал сделать; Виктор непременно поступил бы так же. Но я не рассматривал подобный вариант. Исключено! Победа в чемпионате давно стала моим наваждением, единственным желанием и смыслом жизни. Никаких отговорок, никаких оправданий. Это был путь, ведущий в один конец, и дороги назад не существовало.
Слава или смерть — третьего не дано!
Расслабленно развалившись на стуле, я лениво перемешивал на столе две белые кучки. Рядом помигивал огоньками ноутбук, негромко играл по кругу один и тот же плейлист. Дорожки были уже не первые, но и не последние: сегодня я взял с запасом на всю ночь. Волнения и тревоги тяжелого дня отпустили, мне было комфортно и спокойно. Я наслаждался состоянием блаженного похуя, когда ажиотаж и дрожание рук еще не завладели телом, но кристально прозрачная ясность уже охватила сознание. Мысли покинул обычный хаос, сейчас они текли размеренно и упорядоченно. Все казалось легким и простым, и решение моей основной проблемы напрашивалось само собой. Я пока взвешивал за и против, но все больше склонялся к тому, чтобы принять его. В конце концов, иного выхода у меня не было.
я не горжусь ошибками но благодаря им я вырос
один побочный минус
ебало под капюшон мотай на морду бинт
и попытайся вылезти
В правом нижнем углу экрана всплыло уведомление «Скайпа». А, Отабек. С этими переживаниями я совсем забыл о его существовании. В последний раз мы переписывались более полутора месяцев назад.
«Я смотрел твое выступление по телевизору. Молодец».
Настроение резко испортилось. Какой нахер «молодец» за шестое-то место? Слепой, что ли? Или издевается?
«Молодец, что не последний?»
«Юра, извини. Не хотел тебя обидеть. Как ты?»
«Спасибо, что поинтересовался, блять. Наслаждаюсь своим рейтингом, а ты?»
Отабек некоторое время молчал, затем снова прислал сообщение.
«Не хочешь поговорить?»
«Нет».
«Я волнуюсь за тебя. Точно все в порядке? На льду ты выглядел измученным».
«Да что ты говоришь. А мне казалось, все заебись, пока ты мне глаза не открыл».
Входящий звонок надрывно загудел из колонок, но я сразу же сбросил его. О чем нам разговаривать? О том, как космические корабли бороздят Большой театр?
«Юра, ответь. Это важно».
Опять звонит. Вот же настырный. Ладно, так уж и быть. Мне все равно.
Изображение моргнуло несколько раз, и на экране появилось озабоченное лицо казаха. Умные карие глаза уставились на меня с неподдельным беспокойством. Я откинулся на спинку стула.
— Ну, дозвонился. Доволен теперь?
— Прости меня.
— За что?
— За то, что не звонил раньше. Я все время думал о тебе, но не хотел отвлекать лишний раз от подготовки к соревнованиям. Решил: «Посмотрю трансляцию и поздравлю». Посмотрел и понял, что надо не только поздравить, но и поддержать.
Алтын продолжал изучающе сканировать меня взглядом.
— Что с тобой, Юра? Никогда тебя таким не видел.
— А что со мной не так? Чешуей, что ли, покрылся?
— Ты очень плохо выглядишь. Всегда был худым, а сейчас совсем как скелет, страшно смотреть. Щеки ввалились, бледный как покойник, под глазами черные синяки. И не говори мне, что просто переволновался перед чемпионатом. Когда в последний раз ел?
— Дай подумать, — я закатил глаза в потолок. Есть? Что такое есть? А… засовывать в рот эти мерзкие куски неживой природы, которые называются пищей… Что-то такое было, кажется, около десяти дней назад, и кончилось тем, что меня вырвало. — Не помню.
— А спал? Как ты вообще себя чувствуешь? У врача был? Я за твою жизнь беспокоюсь!
— Сон для слабаков. Бека, хватит. Оставь меня в покое. Моя жизнь — мое дело.
Брови Отабека сдвинулись к переносице.
— Юра, — в его голосе зазвучали металлические нотки, — ты должен сняться с соревнований. Ты болен и не можешь выступать в таком виде. Не понимаю, как тебя допустили. Думаешь, я не заметил сегодня, с каким трудом ты двигался? Ты превозмогал себя! Я, конечно, не большой специалист в фигурном катании, но даже мне, неискушенному зрителю, было видно, что ты несколько раз едва удержался от падения…
