5 Сегодня, часу в восьмом, Стремглав по Большой Лубянке, Как пуля, как снежный ком, Куда-то промчались санки. Уже прозвеневший смех… Я так и застыла взглядом: Волос рыжеватый мех, И кто-то высокий – рядом! Вы были уже с другой, С ней путь открывали санный, С желанной и дорогой, — Сильнее, чем я – желанной. – Oh, je n’en puis plus, j’étouffe! [8] — Вы крикнули во весь голос, Размашисто запахнув На ней меховую полость. Мир – весел и вечер лих! Из муфты летят покупки… Так мчались Вы в снежный вихрь, Взор к взору и шубка к шубке. И был жесточайший бунт, И снег осыпался бело. Я около двух секунд — Не более – вслед глядела. И гладила длинный ворс На шубке своей – без гнева. Ваш маленький Кай замерз, О, Снежная Королева. 6 Ночью над кофейной гущей Плачет, глядя на Восток. Рот невинен и распущен, Как чудовищный цветок. Скоро месяц – юн и тонок — Сменит алую зарю. Сколько я тебе гребенок И колечек подарю! Юный месяц между веток Никого не устерег. Сколько подарю браслеток, И цепочек, и серег! Как из-под тяжелой гривы Блещут яркие зрачки! Спутники твои ревнивы? — Кони кровные легки! 7 Как весело сиял снежинками Ваш – серый, мой – соболий мех, Как по рождественскому рынку мы Искали ленты ярче всех. Как розовыми и несладкими Я вафлями объелась – шесть! Как всеми рыжими лошадками Я умилялась в Вашу честь. Как рыжие поддевки – парусом, Божась, сбывали нам тряпье, Как на чудных московских барышень Дивилось глупое бабье. Как в час, когда народ расходится, Мы нехотя вошли в собор, Как на старинной Богородице Вы приостановили взор. Как этот лик с очами хмурыми Был благостен и изможден В киоте с круглыми амурами Елисаветинских времен. Как руку Вы мою оставили, Сказав: «О, я ее хочу!» С какою бережностью вставили В подсвечник – желтую свечу… – О, светская, с кольцом опаловым Рука! – О, вся моя напасть! — Как я икону обещала Вам Сегодня ночью же украсть! Как в монастырскую гостиницу – Гул колокольный и закат — Блаженные, как имянинницы, Мы грянули, как полк солдат. Как я Вам – хорошеть до старости — Клялась – и просыпала соль, Как трижды мне – Вы были в ярости! — Червонный выходил король. Как голову мою сжимали Вы, Лаская каждый завиток, Как Вашей брошечки эмалевой Мне губы холодил цветок. Как я по Вашим узким пальчикам Водила сонною щекой, Как Вы меня дразнили мальчиком, Как я Вам нравилась такой… 8 Свободно шея поднята, Как молодой побег. Кто скажет имя, кто – лета, Кто – край ее, кто – век? Извилина неярких губ Капризна и слаба, Но ослепителен уступ Бетховенского лба. До умилительности чист Истаявший овал. Рука, к которой шел бы хлыст, И – в серебре – опал. Рука, достойная смычка, Ушедшая в шелка, Неповторимая рука, Прекрасная рука. 9 Ты проходишь своей дорогою, И руки твоей я не трогаю. Но тоска во мне – слишком вечная, Чтоб была ты мне – первой встречною. Сердце сразу сказало: «Милая!» Все тебе – наугад – простила я, Ничего не знав, – даже имени! — О, люби меня, о, люби меня! Вижу я по губам – извилиной, По надменности их усиленной, По тяжелым надбровным выступам: Это сердце берется – приступом! Платье – шелковым черным панцирем, Голос с чуть хрипотцой цыганскою, Все в тебе мне до боли нравится, — Даже то, что ты не красавица! Красота, не увянешь зá лето! Не цветок – стебелек из стали ты, Злее злого, острее острого Увезенный – с какого острова? Опахалом чудишь, иль тросточкой, — В каждой жилке и в каждой косточке, В форме каждого злого пальчика, — Нежность женщины, дерзость мальчика. Все усмешки стихом парируя, Открываю тебе и миру я Все, что нам в тебе уготовано, Незнакомка с челом Бетховена! вернутьсяО, я больше не могу, я задыхаюсь! (фр.) |
