Старуха Слово странное – старуха! Смысл неясен, звук угрюм, Как для розового уха Темной раковины шум. В нем – непонятое всеми, Кто мгновения экран. В этом слове дышит время В раковине – океан. Полночь
Снова стрелки обежали целый круг: Для кого-то много счастья позади. Подымается с мольбою сколько рук! Сколько писем прижимается к груди! Где-то кормчий наклоняется к рулю, Кто-то бредит о короне и жезле, Чьи-то губы прошептали: «не люблю», Чьи-то локоны запутались в петле. Где-то свищут, где-то рыщут по кустам, Где-то пленнику приснились палачи, Там, в ночи, кого-то душат, там Зажигаются кому-то три свечи. Там, над капищем безумья и грехов, Собирается великая гроза, И над томиком излюбленных стихов Чьи-то юные печалятся глаза. Домики старой Москвы Слава прабабушек томных, Домики старой Москвы, Из переулочков скромных Всё исчезаете вы, Точно дворцы ледяные По мановенью жезлá. Где потолки расписные, До потолков зеркала? Где клавесина аккорды, Темные шторы в цветах, Великолепные морды На вековых воротах, Кудри, склоненные к пяльцам, Взгляды портретов в упор… Странно постукивать пальцем О деревянный забор! Домики с знаком породы, С видом ее сторожей, Вас заменили уроды, — Грузные, в шесть этажей. Домовладельцы – их право! И погибаете вы, Томных прабабушек слава, Домики старой Москвы. Литературным прокурорам Всё таить, чтобы люди забыли, Как растаявший снег и свечу? Быть в грядущем лишь горсточкой пыли Под могильным крестом? Не хочу! Каждый миг, содрогаясь от боли, К одному возвращаюсь опять: Навсегда умереть! Для того ли Мне судьбою дано всё понять? Вечер в детской, где с куклами сяду, На лугу паутинную нить, Осужденную душу по взгляду… Всё понять и за всех пережить! Для того я (в проявленном – сила) Все родное на суд отдаю, Чтобы молодость вечно хранила Беспокойную юность мою. Неразлучной в дорогу Стоишь у двери с саквояжем. Какая грусть в лице твоем! Пока не поздно, хочешь, скажем В последний раз стихи вдвоем. Пусть повторяет общий голос Доныне общие слова, Но сердце на два раскололось. И общий путь – на разных два. Пока не поздно, над роялем, Как встарь, головку опусти. Двойным улыбкам и печалям Споем последнее прости. Пора! завязаны картонки, В ремни давно затянут плед… Храни Господь твой голос звонкий И мудрый ум в шестнадцать лет! Когда над лесом и над полем Все небеса замрут в звездах, Две неразлучных к разным долям Помчатся в разных поездах. «Прости» волшебному дому В неосвещенной передней я Молча присела на ларь. Темный узор на портьере, С медными ручками двери… В эти минуты последние Все полюбилось, как встарь. Был заповедными соснами В темном бору вековом Прежде наш домик любимый. Нежно его берегли мы, Дом с небывалыми веснами, С дивными зимами дом. Первые игры и басенки Быстро сменились другим. Дом притаился волшебный, Стали большими царевны. Но для меня и для Асеньки Был он всегда дорогим. Зала от сумрака синяя, Жажда великих путей, Пренебреженье к науке, Переплетенные руки, Светлые замки из инея И ожиданье гостей. Возгласы эти и песенки, Чуть раздавался звонок! Чье-нибудь близко участье? Господи, может быть счастье? И через залу по лесенке Стук убегающих ног… Из книги «Юношеские стихи» «Он приблизился, крылатый…» Он приблизился, крылатый, И сомкнулись веки над сияньем глаз. Пламенная – умерла ты В самый тусклый час. Что искупит в этом мире Эти две последних, медленных слезы? Он задумался. – Четыре Выбили часы. Незамеченный он вышел, Слово унося важнейшее из слов. Но его никто не слышал — Твой предсмертный зов! Затерялся в море гула Крик, тебе с душою разорвавший грудь. Розовая, ты тонула В утреннюю муть… |
