Если между лордом Челмсфордом и его матерью, изображенной на портрете, существовало сильное внешнее сходство, то между двумя братьями, казалось, не было ничего общего. Ричард Алмсфорд имел рост шесть футов, атлетическое, а не худосочное, как у Гарри, телосложение, широкие плечи и загорелое лицо, свидетельствующее о том, что молодой человек проводил на свежем воздухе немало времени. Дик устремил на вошедшего лакея недоуменный взгляд, отодвинул от себя пишущую машинку, потянулся и спросил Томаса:
– Черный аббат? Что за чепуха! А ты сам-то видел его?
– Нет, сэр, меня Бог миловал. Но Картрайт, лавочник из Челмсфорда, чуть не умер от ужаса, когда в сумерках привидение промелькнуло меньше чем в десяти шагах от него. Газетчики звонили сюда, в замок, и интересовались, чтó его сиятельство обо всем этом думает. Говорят, это первый случай, когда Черный аббат попался на глаза за последние лет сто, хотя многие жители деревушки регулярно слышали его стоны. Между прочим, дом священника в Челмсфорде сгорел дотла, когда тот уезжал на курорт, и причину пожара так и не установили. Явно это месть Черного аббата!
– Хватит болтать, Томас! Твой Картрайт попросту напился, – весело возразил Дик, – и испугался собственной тени. – Ричард взглянул через окно на площадку, озаренную серебристой полной луной. – При лунном свете чего только не померещится! Насколько я знаю, его сиятельство раздражают сплетни о Черном аббате.
– Да, сэр, – кивнул Томас.
– Ну и замолчите, – посоветовал Ричард и с трубкой в руках отправился через темный вестибюль в библиотеку.
Люстры там не горели – лишь две небольшие лампы с зелеными абажурами по бокам письменного стола слегка рассеивали мрак. Дик прикрыл за собой дверь и подошел к столу.
При виде своего брата лорд Челмсфорд непроизвольно вздрогнул.
– Что у тебя за привычка в сумерках шататься по замку?! – раздраженно начал он. – И как ты одет? Как рабочий с засученными рукавами. Некрасиво.
– Зато прохладно, – ответил Ричард, присаживаясь на стул. – Ваши нервы, брат, сегодня способны выдержать запах крепкого трубочного табака?
Гарри недовольно заерзал в кресле. Затем, протянув руку, придвинул к себе золотой портсигар и взял оттуда тонкую длинную сигарету.
– Ну и ну, – усмехнулся Дик. – Вы курите ароматизированные? Их как будто опрыскали духами.
– Если тебе не нравится, можешь уйти, – проворчал Гарри и вдруг спросил: – Ты видел, что пишут в газете? – Он достал из-под пресс-папье вырезку, протянул брату и, когда тот бегло прочел ее, добавил: – Мы становимся популярными.
– Вы – да, – съязвил Дик. – Про меня же здесь не сказано ни единого слова, а это невежливо.
– Разве об этом нужно думать? Меня больше волнует, каким образом деревенская сплетня попала в газету.
– А каким образом все туда попадает? – переспросил Дик. – Наше привидение будоражит интерес публики. Ну и пожалуйста!
Гарри нетерпеливо постучал костяшками пальцев по столу.
– Какой ты все-таки бессердечный, Дик! Разве ты не видишь, что я нервничаю? Я места себе не нахожу и не сплю по ночам. Ты не испытываешь ко мне ни малейшего сострадания. Ты бесчувственный, как скала.
Дик неспешно выпустил дым из трубки:
– Да, вы правы. Характер у меня не самый покладистый.
– Ты и сейчас продолжаешь валять дурака.
– О нет. Я еще ни разу в жизни не был таким серьезным, – пробормотал Дик. – Я бы даже с удовольствием послушал отрывок из научного трактата, который вы читаете, – кивнул он на толстый фолиант в черном переплете.
Но Челмсфорд, машинально перебирая пальцами страницы лежавшей перед ним книги, глядел куда-то в сторону, в темноту, и Ричард решил, что пора удалиться.
– Не буду вам мешать, вы утомились, – мягко прибавил он и поднялся со стула.
– Нет, нисколько, – возразил лорд. – Я читаю старинную книгу немецкого ученого и получаю от этого огромное удовольствие.
– Завидую. Мои познания в иностранных языках, увы, невелики, – развел руками Дик. – Смогу разве что прочесть меню во французском ресторане.
Челмсфорд со вздохом откинулся на спинку кресла.
– Зато ты много гуляешь на свежем воздухе, пока я тружусь здесь с утра до вечера, – указал он на книжные полки. – А между тем, я мог бы приятно проводить досуг в обществе Лесли.
– Конечно, – согласился Дик. – Вам тоже не повредили бы прогулки. Честно говоря, для жениха вы выглядите мрачновато.
Гарри снисходительно улыбнулся.
– К счастью, Лесли знает, что выходит замуж за кабинетного мыслителя, а не за атлета, – заявил он. – Ну ладно, не будем ссориться. Я и так сегодня был несдержан, извини меня. Хочешь знать, почему я столько времени сижу за книгами? Я почти на полпути к раскрытию тайны челмсфордского клада.
– Да? – опешил Ричард и с усмешкой прибавил: – В таком случае я считаю, что вы уже на полпути к открытию философского камня.
Обычно раздражительный Гарри на этот раз и бровью не повел. Он спокойно встал с кресла и прошелся по комнате туда-сюда.
– Иной реакции я от тебя и не ожидал, – философски заметил он. – Ты легкомысленный человек, поэтому тебе невдомек, что челмсфордские сокровища – не миф, а реальность, и самое главное из них…
– Брат, я все это слышал десятки раз, – перебил Ричард. – Тысяча слитков чистого золота, и каждый весит по тридцать пять фунтов. Я уверен: подобная фамильная легенда приписывается всем старинным замкам в Англии. Челмсфорд не исключение.
Гарри с досадой покачал головой, торопливо вернулся к столу, выдвинул верхний ящик и вынул какую-то книгу в бархатном переплете. Ее страницы пожелтели от времени, буквы выцвели и стали почти невидимыми.
– Слушай же! – попросил граф и приступил к чтению.
«Двадцать пятого числа, в день святого Иакова, сэр Вальтер Хаус вернулся из плавания и привез с собой тысячу золотых слитков в тридцать пять фунтов каждый, которые он забрал с двух испанских судов – „Эсперанса“ и „Эскориала“. Он имел намерение спрятать эти слитки в тайном месте. Только бы простояла сухая погода! Ведь скоро ожидались дожди. Привез он с собой также хрустальную фляжку с живой водой, которая была подарена Кортесу главным жрецом ацтеков: одна ее капля оживляла даже мертвого, что клятвенно подтверждено пастором Педро Севильским. Эту фляжку Хаус положил туда же, куда и золото. Лорда Барлея и Ее Величество он не собирался ни о чем извещать, потому что по закону Хаусу позволялось оставить себе лишь сотню золотых. Дальнейшая его судьба мне доподлинно неизвестна. Но его корабль потерпел крушение у берегов Кента, и все, кто был на судне, утонули. Не исключено, что и он в их числе. Что касается меня, то, находясь в опале как подданный Ее Величества Марии…»
Лорд Челмсфорд прервался и внимательно взглянул на брата.
– Что же дальше? – с любопытством спросил тот.
– Ничего. На этом свидетельство очевидца обрывается, – объяснил Гарри, – и я догадываюсь почему. Я почти уверен, что за ним явились солдаты, чтобы арестовать его за действия против королевы Елизаветы в пользу Марии Шотландской. Он наверняка знал, где Хаус припрятал клад, и самое главное – именно там находится хрустальная фляжка.
– Самое главное – это золото, а не фляжка, – возразил практический Ричард. – Но я бы на вашем месте не обнадеживался. У Елизаветы был не такой характер, чтобы упустить свою выгоду и бросить ситуацию на самотек. Она наверняка сумела обнаружить сокровища Хауса и забрать их в королевскую казну, то есть присвоить. Ее Величество была не робкого десятка и перед подобными трудностями не пасовала. Вот почему наши почтенные предки, которые искали клад больше трехсот лет, так и не наткнулись на него.
Лорд Челмсфорд сделал нетерпеливый жест рукой.
– Золото, золото! Ты не думаешь ни о чем другом! К черту золото! Если ты найдешь его, можешь взять себе. Я же стремлюсь отыскать фляжку. – Его голос вдруг понизился до шепота, а лицо приобрело какое-то жалкое выражение. – Я боюсь смерти, Дик. Если бы ты знал, как я ее боюсь! Этот кошмар преследует меня днем и ночью. Я сижу здесь, смотрю на циферблат и думаю, когда же наступит мой час. Тебе смешно, наверное?
