– Ты приехал, чтобы напомнить мне о поражении, чужеземец? – надменно спросила Арпата. – Тогда ты напрасно проделал столь долгий путь. Я ничего и никого не забыла.

– Это хорошо, – кивнул Парменон, который тоже не страдал от недостатка гордости. – Признаться, мы уже подумали, что скифы страдают забывчивостью, раз не везут нам выкуп, назначенный Филиппом.

– Выкуп был уплачен сполна.

– Только за один год, царица. Пришло время платить еще за два года. Судя по величине твоего войска, ты на бедность не жалуешься.

И тогда Арпата пожалела о том, что решила пустить македонянам пыль в глаза, да было поздно.

– Продолжим разговор за ужином, – предложила она примирительно. – Не стоит спорить на пустой желудок, когда чувства берут верх над разумом.

С этими словами она указала Парменону на выход. Ей нужно было хорошенько все обдумать в десятый, а может быть, и в сотый раз.

Пир получился на славу. Расстеленные скатерти заняли всю центральную площадь селения. Чего только на них не было! И красное мясо, и дичь, и рыба, а блюд с плодами и выпечкой не смог бы сосчитать никто, как невозможно было счесть всех тех бурдюков и кувшинов с вином, которые выставила Арпата.

Многие соплеменники не понимали причин ее щедрости и ворчали, но при этом набивали животы и запивали съеденное с такой жадностью, будто они не ели много дней. Слуги обходили пирующих с котлами разнообразных похлебок и наполняли миски снова и снова. Вино лилось рекой до восхода луны, когда большинство приглашенных насытились и напились до такой степени, что были способны лишь сонно таращиться в пространство, икать и клевать носом. Между тем Арпата не подавала знака расходиться по шатрам и кибиткам. Все такая же оживленная и свежая, как в начале вечера, она продолжала развлекать македонян приятными беседами и внимательно выслушивала каждый тост, прежде чем пригубить вина из золотого кубка.

Она бы и сама не смогла объяснить, когда, как и где научилась вести себя на людях с таким достоинством. Ее коробило поведение соплеменников, которые демонстрировали гостям самые дурные манеры, какие только можно представить. Они ковыряли в зубах, плевались, сморкались, чавкали, вытирали жирные руки о волосы и бороды, соревновались в том, кто отрыгнет громче, орали и даже затевали перебранки, когда не могли поделить лучшие куски. Арпата не могла не заметить, с каким презрением косятся на них люди Парменона и он сам. Ей было это неприятно, однако она терпела. Пир затевался не для того, чтобы ублажить македонян или подольститься к ним. Вернее, это тоже входило в планы царицы, но лишь как начальный этап. Она старалась быть гостеприимной, доброжелательной и обворожительной. Когда Парменон заводил с ней разговоры о вещах неизвестных и непонятных ей, Арпата не обрывала его и не меняла тему, а слушала с подчеркнутым вниманием, демонстрируя свою заинтересованность.

Он отметил это и раздувался от гордости.

Ему было приятно видеть, как угождает ему гордая скифская царица, которая встретила его в совсем ином настроении. Это означало, что он не только переломил характер скифянки, но и сумел очаровать ее. Такое не могло не польстить самолюбию. Парменон не знал недостатка в успехе у женщин, однако еще никогда не доводилось ему обладать самой настоящей царицей, пусть даже варварской.

Они все тут были дикарями, которым еще только предстояло стать настоящими людьми. Несмотря на обилие золотых украшений, скифы не умели читать, ничего не смыслили в философии и были способны создавать лишь самые примитивные изображения зверей. Скифские статуи, расставленные на окрестных курганах, не могли вызвать у искушенного македонянина ничего, кроме ироничной усмешки. Эти горе-скульпторы понятия не имели о пропорциях человеческого тела. В Греции любой ребенок слепил бы фигурку лучше, чем те, которые рождались в грубых и неуклюжих пальцах дикарей.

Однажды все эти скифы, фракийцы и прочие недочеловеки будут стерты с лица земли, Парменон в этом не сомневался. Правда, не сейчас, когда они так сильны и воинственны. Но их время придет, и случится это очень скоро. Что будет со скифской царицей, когда Македония разорит ее поборами? Недовольные вожди захотят ее свергнуть, начнется междоусобица, и тогда македоняне быстро и легко заберут себе царство, рассыпающееся на куски. Именно по этой причине Александр, новый властитель Македонии, не стал уменьшать размер дани для преемницы Атея. У нее не было будущего. Год или два от силы – вот и все, что уготовано ей судьбой до того дня, когда она будет свергнута и растерзана собственными подданными.

Поймав взгляд Арпаты, Парменон широко улыбнулся. Хмель приятно будоражил кровь, но не туманил рассудок, ведь по обычаю предков посол не забывал разбавлять вино водой. То же самое проделывали его соратники, поэтому все пятеро выгодно отличались от перепившихся скифов.

– Царица, – молвил Парменон, продолжая улыбаться, – я благодарен тебе за столь обильное угощение, но мы так и не перешли к главному – к тому, зачем я прибыл сюда.

– А зачем ты прибыл? – спросила Арпата и как бы невзначай поправила груди, стесненные расшитой рубахой.

«Она готова отдаться мне, – понял Парменон. – Дура. Думает, что после этого получит какие-то уступки? Что ж, пусть думает, мне это на руку. Она хороша собой и, должно быть, неистова в любви, как дикая кошка. Но я сумею совладать с нею. Нет на свете той женщины, которую невозможно усмирить, насадив на мужской шест».

– Мы собирались кое-что обсудить, – напомнил Парменон. – Но пир подходит к концу, а я ничего не услышал от тебя о готовности уплатить долг.

– Долги следует платить, – сказала Арпата. – Необходимо только знать, кому и сколько.

– Тебе известна цена, – напомнил Парменон.

– Надеюсь, ты не сочтешь за труд назвать ее еще раз, посол? Только не здесь, а в моем шатре.

– Если ты готова вести переговоры…

– Я готова, – перебила Арпата. – Разве ты не видишь, Парменон?

Он кивнул и сказал, что готов следовать за ней. Провожаемые любопытными и просто мутными взглядами, они покинули площадь и уединились в царском шатре, пологи которого были раскатаны до земли, несмотря на то, что ночь выдалась душная.

– Прикажи устроить сквозняк, царица, – попросил Парменон, оглядываясь и принюхиваясь к приторному травяному запаху, исходящему от курильниц.

– Нам не нужны свидетели, посол, – возразила Арпата, многозначительно усмехаясь. – Я нарочно распорядилась, чтобы нас никто не мог услышать… и увидеть.

Уточнение прозвучало недвусмысленно. Парменон кивнул и подошел к курильнице.

– Странный запах, – отметил он и закашлялся. – Найдется ли у тебя глоток воды, чтобы смочить горло?

– Не время, – произнесла Арпата загадочно. – Сядь и расслабься, посол. Сегодня ночью ты мой гость.

Он непонятно почему засмеялся и опустился на шкуры, которыми был покрыт пол. Давно уже он не чувствовал себя так весело и непринужденно. Ему хотелось близости с красивой дикаркой, присевшей рядом. Но сначала его тянуло выговориться. Он болтал что попало, озвучивая любые мысли, приходящие в голову. Арпате это, похоже, нравилось. Она охотно поддерживала беседу и задавала много вопросов. Сам не заметив, как это произошло, Парменон принялся многословно рассказывать про то, как Филипп Второй рассорился со всеми близкими из-за своей любовницы Клеопатры, а потом был убит подкупленным телохранителем.

– Так, значит, теперь не он правит Македонией? – оживилась Арпата.

– Как может покойник править чем-либо? – Парменон рассмеялся своей шутке, как будто ничего смешнее в жизни не слышал. – На трон взошел Александр, сын Филиппа. Но он еще молод и неопытен, а учиться политике парню некогда. Фракийцы и греки воспользовались моментом и начали борьбу за отделение.

– Понятно. Это хорошо.

– Ничего хорошего нет в том, что рушатся государственные устои, – возразил Парменон обиженно. – Послушай, нельзя ли погасить курильницы? У меня голова кругом от дыма идет. Что это за трава такая?