Дым костров был пропитан запахом мяса: его жарили на вертелах, пекли на углях и варили в больших бронзовых котлах. Собаки и волки дрались из-за внутренностей и костей, не обращая внимания на людей, которые тоже не смотрели в их сторону. К утру все, включая Арпату, были сильно пьяны и уже начали забывать, по какому поводу пируют. Верховный незаметно увел своих жрецов, чтобы не путались с простыми смертными. Перед уходом он ненадолго задержался возле Гелена и Картиса, обратившихся к нему с какой-то просьбой.

Арпата этого не заметила. Все кружилось и качалось перед ее глазами. И это было хорошо. Горе забылось. Будущее больше не пугало неизвестностью. По крайней мере, этой ночью.

Могильный курган долго полоскали дожди, становясь все холоднее и холоднее, пока их не сменил снег. Вначале мелкий и нерешительный, он слегка притрусил черную землю, после чего осмелел и повалил хлопьями, окрашивая мир в белый цвет. Курган сделался гладким и округлым, приятным взгляду. Однажды Арпата, увязая в снежных наносах, поднялась наверх и попыталась воззвать к отцу, потому что ей нужен был кто-то, чтобы выговориться и, возможно, получить совет или хотя бы какой-нибудь ободряющий знак.

– Отец, – негромко заговорила она, глядя себе под ноги, – иногда я не знаю, как мне быть. Тяжела ответственность, которую ты на меня взвалил. Трудно вершить судьбы других людей. Во время суда я только делаю вид, будто знаю, кого объявить правым, а кого виновным. На военных советах меня выставляют дурой. После уплаты выкупа македонянам наше племя едва сводит концы с концами. Это меня угнетает. Хочется бросить все, и будь что будет. Как думаешь, отец, это возможно?

Холм молчал, но в этом молчании угадывалось холодное неодобрение. Вздохнув, Арпата побрела обратно. Продрогшая и печальная, забралась она в свою зимнюю кибитку, когда доложили, что на прием к ней просятся братья. Она долгое время не общалась с ними. Не потому, что зазналась или презирала Гелена и Картиса. Они сами избегали ее, словно не желая напоминать о себе. И вдруг решили поговорить. О чем? И не собираются ли они вести разговор с помощью кинжалов, а не языков?

Приказав страже не отходить ни на шаг, Арпата вытащила из ножен меч и сунула его под меховую подстилку, на которой сидела. Кибитка была значительно меньше летнего шатра, зато прогревалась намного лучше. Снимай колеса и живи себе в уютном доме с непродуваемыми войлочными стенами. Так и поступила Арпата. Правда, ее повозка была шестиколесная, достаточно вместительная, чтобы устраивать советы и принимать просителей. Пожалуй, места для одной молодой женщины было даже многовато, потому что по ночам ей становилось одиноко, так как сын часто отправлялся с охотниками на зимний лов, а дружба с соплеменницами и родственницами не заладилась. Все они чего-нибудь хотели от Арпаты, смотрели на нее с притворным обожанием, разговаривали с ней приторными голосами и слишком громко смеялись ее шуткам. Заметив это, она отстранила их и осталась одна… что было временами хорошо, а временами почти невыносимо. Арпата была еще очень молода, чтобы вести столь замкнутый образ жизни. И ей был нужен мужчина. Так сильно нужен, что по ночам она была готова кусать кошму и костяшки пальцев, чтобы никто не слышал ее тоскливых стонов, напоминающих те, что издают по весне кошки, преисполненные сладкой муки.

Никто не должен был знать об этой слабости царицы Арпаты. Как никто не должен был знать ее истинные мысли и желания.

Когда братья, с головы до ног усыпанные снегом, ввалились в кибитку, она успела напустить на себя совершенно непроницаемый вид и ни разу не покосилась туда, где был припрятан меч.

– Садитесь у огня, – пригласила она, указывая на жаровню.

Гелен и Картис расположились со всеми удобствами. Когда они откидывали полы своих шуб, Арпата заметила, что оба явились к ней без оружия. Впрочем, в некоторых случаях удобнее пользоваться не мечом, а ножом, припрятанным в сапоге.

– С чем явились, братья? – спросила Арпата сдержанно.

Ей совсем не хотелось возвращаться к разговору о передаче власти Картису или Гелену. Но зачем бы еще им приходить к ней? Не братские же чувства в них проснулись…

– В последнее время мы почти не виделись, сестра, – сказал Гелен.

– Это неправильно, – добавил Картис. – Помнишь, какими неразлучными мы были в прежние времена? Куда один, туда двое других. Взрослые шутили: «Их словно веревкой связали».

Арпата улыбнулась:

– Я помню. Хотя давно это было.

– Не так уж давно, – возразил Гелен, тоже улыбаясь.

– Можно вспомнить, – сказал Картис. – За этим мы и пришли.

– Вот как? – Арпата подняла бровь.

– У нас сохранились сани, на которых мы съезжали с Орлиной кручи, – напомнил Гелен. – Нашли их и подумали: почему бы не отправиться на Истр втроем, как в прежние времена?

– Хватит дуться друг на друга, – кивнул Картис. – Поехали, сестра. Будет весело.

– Прямо сейчас, – поторопил Гелен.

– Завтра, – сказала Арпата. – Сегодня у меня слишком много дел. Я ведь теперь не та беспечная девушка, которая могла предаваться забавам от зари до зари.

– Конечно, – согласились братья. – Ты у нас царица. Твое слово для нас закон. Завтра так завтра.

Едва они ушли, как она оделась потеплее и отправилась к верховному жрецу. Он со своими помощниками обитал на приличном расстоянии от селения, но тропа туда была проторена, так что Арпата приехала верхом. Возле капища кобыла заартачилась и сошла с тропинки, увязнув по брюхо в снегу. Из шатра вышел Верховный, глянул на кобылу, и она враз присмирела, прижав дрожащие уши к голове. Удивительное дело, но и Арпата тоже почувствовала робость и желание угодить колдуну. Это так ее разозлило, что вопреки собственной воле она повела себя надменно и вызывающе.

– Не задирай нос, царица, – рассмеялся он. – Я людей насквозь вижу. И опасения твои, и тревоги. Заходи, потолкуем.

В шатре, кроме них, находилась волчица. Положив голову на вытянутые передние лапы, она наблюдала за гостьей одним глазом. Стоило кому-нибудь повысить голос, как кожа на лбу зверя начинала подергиваться. Было одуряюще жарко. Пахло сушеными травами.

Арпата рассказала о своих взаимоотношениях с братьями, об их недавнем визите и испросила у жреца совета, как ей быть: принять приглашение или поостеречься?

– А ты сама как думаешь? – спросил он, усмехаясь.

– Мне кажется, что они меня в ловушку заманить хотят.

– Тебе правильно кажется, царица. Ты мешаешь им. Поперек дороги стоишь. Не уймутся, пока не уберут тебя. Или пока ты их сама не уберешь.

– Ты точно знаешь, отец?

Верховный усмехнулся шире, показывая темные провалы между зубами.

– Я всегда и все точно знаю. Для меня человеческая душа не загадка. Были у меня твои братья. Союз предлагали. Просили поддержать их на совете, когда тебя не станет.

– А ты? – спросила Арпата с замиранием сердца.

– Я пообещал, – невозмутимо ответил жрец.

Она вскочила, намереваясь покинуть шатер. Но Верховный сначала пригвоздил ее взглядом к полу, а потом и вовсе заставил сесть на место.

– Слова ничего не стоят, царица. Только дела. Я дал обещание, чтобы они подвоха не почувствовали и решились. Нельзя вечно жить в доме, где притаилась ядовитая змея. Лучше пусть высунется, а затем, как только покажет зубы, убить ее.

– Разве нельзя просто отнести ее подальше и бросить?

– Нет, – отрезал жрец. – Ты имеешь дело с двумя змеями, и обе они из той породы гадов, которые всегда возвращаются. Они не угомонятся, пока не отрубишь им головы.

– Они мои братья, – сказала Арпата.

– У вас были разные матери, – напомнил Верховный.

– Но кровь одна. Родная кровь.

– Тогда иди и умри за них. И брось сына на милость братьев.

Арпата, опустив взгляд, покачала головой.

– Знаешь, почему я на твоей стороне? – неожиданно спросил жрец. – Я увидел в тебе силу. Ты сильнее своих братьев. Племени не нужны слабые вожди. Они гибнут сами и увлекают за собой в пропасть остальных. Поэтому ты должна знать, как правильно поступить. Я не сомневаюсь в тебе, Арпата. Ступай, думай и делай. Боги ждут. И я, верховный жрец, обещаю тебе, царица, свою полную поддержку.