Она ушла, а наутро братья приехали за ней на заиндевевших, дышащих паром конях. Возбужденно смеясь, они сказали, что их воины всю ночь расширяли и утаптывали тропу к Орлиной круче, нависающей над ледяной рекой.

– Мы будем там одни? – спросила Арпата. – Не хочу, чтобы кто-то видел, как царица кувыркается в сугробах.

– Мы будем одни, – заверил ее Гелен. – Только мы трое, как в прежние времена.

– Хорошо, – согласилась она и забралась в седло.

Они тронулись в путь, болтая о всякой всячине, пересмеиваясь и перешучиваясь. Если бы их услышал посторонний, он бы решил, что эти трое были очень дружны в детстве и поэтому с удовольствием вспоминают былые времена, но на самом деле братья, будучи намного старше Арпаты, тогда были заняты своими юношескими забавами и делами, а она едва ковыляла на своих ножках и только-только училась баюкать первую куклу. Что касается катания на санях, то да, был такой случай, однако весело было лишь Гелену с Картисом, а она ужасно замерзла, вывалялась в снегу и плакала всю дорогу домой, потому что у нее болели окоченевшие пальцы рук и ног. Помнится, братья взяли ее по велению отца и совсем не радовались этому обстоятельству. Арпата никогда не была им нужна. В особенности теперь, когда стала препятствием для их честолюбивых устремлений.

По мере того как три всадника приближались к одиноким саням, заблаговременно оставленным на круче, их беседа становилась все более вялой и вымученной.

– Зачем там прорубь? – спросила Арпата, глядя на заснеженную гладь внизу. – Мы собираемся ловить рыбу?

– Садись в сани, – нервно произнес Гелен. – Сейчас прокатим тебя.

Он не ответил на вопрос. Картис тоже. Первым усевшись в сани, он выжидательно смотрел на сестру. Его глаза были такими же черными и холодными, как вода в проруби. Внизу было много человеческих следов, чтобы их не заметить, хотя Арпата делала вид, что не замечает.

– Скажите мне, братья, – заговорила она, не спеша присоединяться к Картису. – В наших жилах течет одна кровь?

– Что ты сказала? – рассеянно переспросил Гелен, постоянно озирающийся и думающий о чем-то своем.

– Одна, одна, – нетерпеливо произнес Картис. – Садись скорее, Арпата. Время ехать.

– Пусть сперва Гелен сядет, – предложила она. – Я сзади пристроюсь.

Старший брат, не споря, занял свое место на передке саней. Арпата подошла к ним со спины, поднатужилась и столкнула обоих вниз. Стремительно уменьшаясь на спуске, они обернулись, что-то крича. Она стояла неподвижно и молчала, провожая их взглядом. Когда сани уменьшились до размеров подковы и заскользили по льду, со всех сторон к ним побежали царские охранники, которые до сих пор укрывались под снегом. Поскольку братья оставили мечи на луках седел, сопротивление их было недолгим. Обоих схватили и, заломив им руки за спину, поволокли к проруби. Один охранник уже разбивал ледяную корку, которой успела подернуться стылая речная вода.

Арпата отвернулась и увидела верховного жреца, который появился неизвестно откуда и стоял посреди снежной целины, не потревоженной ни единым отпечатком.

– Смотри, – сказал он. – Ты должна это видеть.

– Зачем? – спросила она помертвевшими губами.

– Царице нужно твердое сердце, – ответил Верховный. – В нем не должно быть места жалости. Пощадишь одного врага – на его место придет десять новых. Слабые не способны управлять ни собой, ни другими.

Арпата повернулась к реке и проследила за тем, как Гелена опустили в прорубь головой вниз. Картиса на льду уже не было. Охранники орудовали в дымящейся проруби древками копий.

– Вот и все, – сказала Арпата, ища взглядом жреца.

Он исчез. Только два следа остались там, где он стоял. С трудом волоча ноги, Арпата направилась к своей кобыле. Ей хотелось плакать и спать. Спать – сильнее.

О последующих двух или трех годах правления скифской царицы Арпаты мало что известно. До ее встречи с Александром Великим греческие историки не снисходили до того, чтобы замечать столь незначительную фигуру, обосновавшуюся на краю мира, среди лесов и полей на дальнем, неизведанном берегу Истра. Между тем в этой глуши тоже шла своя жизнь и творилась собственная история.

На первых порах неоценимую помощь Арпате оказал верховный жрец, который в конце концов назвал свое имя.

– Теперь я зову себя Агнисом, – сказал он во время ее очередного визита на капище. – У меня было много имен, но все их я сбросил, как змея сбрасывает старую кожу. Избавляйся от старого, царица. Оно всегда тянет нас назад, тяготит и не позволяет продвигаться вперед свободно и быстро.

– Ты предлагаешь мне взять другое имя? – спросила она.

Жрец покачал головой, смеясь:

– Нет, Арпата. Ни в коем случае. Боги помнят своих избранников только по именам. Если ты назовешься иначе, то лишишься их покровительства.

– В чем оно заключается, их покровительство? Я его не ощущаю. Все приходится делать самой.

– Неужели? А меня ты в расчет не берешь?

– Извини, – смешалась Арпата. – Я не то хотела сказать.

– Никогда не спеши высказывать свои мысли вслух, – поучал ее Агнис. – Хорошо все обдумай, подбери правильные слова и только потом говори. Это одно из основных правил царей. Такое же обязательное к исполнению, как правило мелких ссор.

– Правило мелких ссор? Что это такое?

– Все просто, царица. В твоем ближайшем окружении никогда не должно быть мира и согласия, иначе твои приближенные сговорятся и объединятся против тебя. Не позволяй им этого. Постоянно сей среди них зависть и раздоры. Сегодня дай жирный кусок одному и похвали перед всеми, чтобы остальные его невзлюбили. Завтра приласкай другого. Каждого призывай к себе, обещай возвышение и расспрашивай о замыслах остальных. Потом натравливай их друг на друга. И так всегда. – Агнис сделал рукой круговое движение. – Как будто варево в котле помешиваешь. Без остановки.

– И сколько так должно продолжаться? – поинтересовалась Арпата.

Жрец пожал плечами:

– Покуда ты жива. Покуда ты царица.

– Жива? Или царица?

– Неужели ты настолько глупа? – спросил Агнис, хмуря подведенные брови. – Неужели не поняла еще, что ты жива, пока являешься царицей? И наоборот. Остановишься – все кончится.

Хотелось бы Арпате считать иначе, но каждый день подтверждал сказанное Верховным. Править племенем без помощников было невозможно, а они следили за ней, как волки следят за своим вожаком, – не только в ожидании знака, но и для того, чтобы не пропустить тот момент, когда можно будет наброситься на вожака и перегрызть ему глотку. Приходилось приспосабливаться, хитрить и дергать за ниточки, управляя людьми.

В основном это были мужчины, хотя порой жены и дочери иных пытались вмешиваться в их дела. Таких честолюбивых женщин Арпата подвергала унижению и осмеянию. Одни уползали в норы, зализывая раны. Другие пытались жалить, но безуспешно. Благодаря наставлениям жреца, царица всегда была наготове, всегда на шаг впереди своих соперниц и соперников. Со временем она научилась так искусно стравливать их, что, пока приближенные грызлись, сама она оставалась над схваткой, недосягаемая и неуязвимая.

К концу второго года правления вокруг Арпаты сплотился десяток самых близких ее советников и соратников, не вполне доверяющих друг другу и рьяно борющихся за ее признание. Жены военачальников перестали совать нос в мужские дела, хорошенько усвоив, что в противном случае им попросту его откусят. Она осталась одна на вершине власти. Это порождало чувство гордости. Это сковывало сердце леденящим одиночеством.

Арпата очень скоро усвоила, что за каждую привилегию, которую давала ей корона, приходится расплачиваться собственной жизнью. У нее практически не оставалось свободного времени. Вместо того чтобы шить или мастерить украшения, как это было прежде, она проводила по полдня в седле, обучаясь искусству боевой езды и обращению с оружием. Она не имела права хоть в чем-то уступать мужчинам в ратном деле, зная, что иначе не добьется и не сбережет их уважение. Когда случалось отправлять отряды за сбором дани или для объезда границ, Арпата часто принимала участие в этих походах.