− Здравствуйте, − голос у него был приятный. Он был выше меня. И с таким одухотворённым лицом.

Я кивнул.

Он сказал:

− Вы же в салоне работаете?

Я опять кивнул.

А человек сказал:

− Ну и как?

Я ответил, что ничего хорошего и ничего плохого, и ускорил шаг. А человек как мои мысли читал, он сказал:

− Вы не думайте. Я не тайный покупатель, и не подослан к вам сб-шниками.

Я пожелал всего хорошего и стал спускаться в метро. А человек не стал спускаться в метро. Отстал. Дома, когда вернулся, я рассказал об этом случае маме. Мама ужасно занервничала:

− Может, перестанешь там работать?

− Почему?

− Кто это был-то?

− Я не знаю.

Когда ехал в родной Мирошев, в полудрёме сидел на пустой лавке, сомневался: может и правда бросить эту работу к чертям собачьим? Не присесть вообще, в чате управляющий будет сливать, а в лицо мило улыбаться. От тренингов и тестов для оптимизации продаж меня коробило. Я до сих пор поражался, как я эти тупые упражнения и задания на учёбе вытерпел, это было какое-то издевательство.

Я так ждал выходные, чтобы вернуться в родной неторопливый город, навестить маму и бабушку с дедушкой, а тут вдруг впервые заскучал. Дедушка болел, слабо меня поприветствовал и начал говорить о скорой смерти, бабушка стала жаловаться на кадастровую палату и что у них хотят отнять полсотки земли. Тоска смертная! Я понял, что привык к Оксане, привык к ТРЦ, мне нравилось многолюдие, лёгкость, которую даёт пребывание во всех этих едальнях, кинотеатрах и бутиках. Я помог бабушке что-то вскопать-перекопать, собрать, дрова ей отдал сосед, он теперь обогревался батареями. В предыдущие годы я бездельничал в посёлке, почитывал книжки, сидел на пляже тоже с книжкой. Но на пляже меня всё стало раздражать. И я вернулся в Мирошев из посёлка. У мамы в колледже стояли напряжённые дни, она временно исполняла должность директора, а директора сняли за злоупотребления − в их колледже внутренние испытания по рисунку и живописи можно было купить. Мама принципиально не лезла в это, но ей как работнику приёмной комиссии иногда приходилось мухлевать и соглашаться с остальными. Она не спорила, послушно ставила свою подпись, так об этом и сказала следователю. В Мирошеве я пошёл прогуляться в парк, пешком это полчаса, а то и дольше. Я сел в парке на лавку и заметил недалеко, на соседней лавке необычную девчонку со стариковской сумкой на колёсиках. Она не обращала на меня внимания. К ней подошёл лысый мужик. Осанистый такой, чувствуется лоск, хоть и не в костюме. Из сумки она достала два огромных бумажных пакета, увесистых таких, они поговорили. Лысый стал давать девчонке деньги, она положила телефон на лавку и расстегнула маленькую сумочку. Сумочка вообще не гармонировала с её дачным видом. Дачников у нас навалом летом. Потом они пошли к выходу, колёсики скрипят, а злополучный телефон остался на лавке. Я его заметил, когда встал и от нечего пошёл тоже к выходу. Я хватанул телефон. Забытый телефон − хороший повод познакомиться, думал я. Обычная деваха средней комплекции в жутком спортивном костюме. Страшная, но что-то в ней было. Сноровка, молниеносность, доброжелательность и… непокорная чёлка, впрочем чёлки у неё кажется не было. Был просто хвостик. Да. Хвостик. Непокорный хвост. Что-то в нем, хвостике, и в ней было. Я разглядел как раз сумку и хвостик, я за ними и дальше собирался идти, но мужик вдруг остановился, достал откуда-то бейсболку и напялил её. Я испугался и свернул на соеднюю дорожку. Она перезвонила через час − я шёл по проспекту ждал, когда она позвонит. На экране высветилось «Бабуля». Девочка плакала, она умоляла. Я как последний гадёныш стал требовать денег за возврат. Просто по приколу, сам не знаю, зачем, я шутил, я привык, что все девчонки манерничают, заигрывают, хихикают, это же объявила:

− Мздоимец, − и отключилась.

Я стал ждать, что будет дальше. Спустя сутки, айфон садился уже, позвонила снова и стала упрашивать отдать.

− Я же вам, девушка, объявил условия. – Да6 я издевался над ней, я хотел заставить её встретиться со мной, поговорить, я бы ей отдал бесплатно.

− Ну пожалуйста, войдите в положение, − и она стала лепетать про бабашку, какие-то грядки, грибы и варенье.

Я ничего не понял и ответил:

− Вы, собственно, что от меня хотите?

− Свой телефон.

− А хлеб по пятницам не хотите?

− Какой хлеб? – она не въехала в шутку юмора. Впрочем, шутка с бородой.

− Не какой хлеб, а станция метро «Проехали».

− Что?

− Картина Репина «Приплыли» − вот что, – я сыпал присказками Старовероверова.

− Гори в аду! – и − гудки.

Странно: даже «вором» не сподобилась обозвать. Я жалел, что так поговорил и ждал, что она перезвонит снова. Докатился. А голос у неё приятный, не писклявый и не сюси-пуси-мы-маруси. Во я дурак. Не успел я об этом подумать, как телефон пикнул, высветилось сообщение с требованием ввести код. Значит, она обратилась в службу поддержки. Спустя ещё минуту айфон был отключен навсегда. На что я надеялся? Глупо. Я и отнёс телефон Даньку – что мне оставалось делать. Да уж: последнее время ничего, кроме желчи из себя не представляю. И вот – результат, докатился. Дан идёт на встречу одноклассников, а я не иду. Как я пойду, если это Староверов всех позвал? Нет. Это исключено. Как всё-таки в школе я жил спокойно. Размеренно, привычно. Была цель – ЕГЭ, были надежды. А теперь надежды убиты, отец оказался врагом, лучше бы и не объявлялся.

Из дома быта меньше минуты до моего подъезда. Уныло я поплёлся домой, заварил чаю. Чёртов телефон! Зачем я его забрал. Чувствовал себя моральной развалиной, приехал домой отдохнуть и вообще ошизел. Шуршат в сумке четыре бумажки… Наверное она еле наскребла и купила в акции. Если бы я поступил в творческий универ на промдизайн, а не на эту занудную филологию, да меня бы и не было в этом набившем оскомину парке, я бы в это время сидел и творил свои шрифты… А сейчас я повязан магистратурой, чтением, совершенствованием старославянского, выматывающей работой в салоне связи. Почему, копался я в себе, почему я так одинок и здесь, в родном городе. Так ждал выходных, можно сказать всё лето и – взбесился от одиночества. Не с кем поговорить, поболтать. Я подумал о той девчонке, я представил, как она меня проклинает. Я вдруг подумал: была бы она ухоженая, такая как эйчариха Инна или как Оксана, я бы не посмел так разговаривать. Как всё-таки люди падки на внешность. А она не типичная. Я сразу понял, что в ней что-то есть. Но шуток не понимает.

Я с лёгким сердцем покидал родной город и не зашёл к Даньку попрощаться. Вернувшись в Москву с радостью шёл на работу, первым делом хотел с Оксаной проконсультироваться, но посмотрел на её заспанное, бледное без косметики лицо, и решил ничего не уточнять и не спрашивать. У меня из головы не выходила та девчонка из парка. Мне с этим жить. С этой подлостью. Никто не поможет мне, не избавит от этого. Дальше я стал себя оправдывать, что все так живут и так поступают, любой бы забрал себе телефон.

Позвонила мама, она как чувствовала мои сомнения и переживания, сказала:

− Я тебе буду высылать деньги. У нас же есть немного сбережений. Работа – это неплохо. Но это не та работа, за которую надо держаться. Лучше учись, а там видно будет.

Мама была права. Но я не ушёл с работы. Мама не знала, что у меня зависимость от ТРЦ, я очаровался этим промо-раем, подсел на его иглу. Когда я не работал и не учился, то стал заезжать в ТРЦ, чтобы пообедать со знакомыми девчонками – продавщицами. В ТРЦ было кафе, где работникам делали скидки. В кафе привозили пирожные и торты. Привозила всегда такая симпатичная девушка. Оксана сказала, что у этой девушки есть муж. Но мне просто было приятно смотреть, как эта девушка идёт, а впереди неё на специальном столе катят разные коробки, а иногда и огромные торты. Я не был влюблён. Просто мне было приятно смотреть на эту девушку. Я её видел и летом. Каждое утро в выходные она привозила свои вкусности. По будням она привозила не каждый день, и могла появиться не с утра, а днём или ближе к ланчу. Оксана рассказывала, что эта девушка раньше работала в кофейне на третьем этаже.