− Ты в магистратуре учишься. У вас там средневековая? Сдал?
− Автоматом зачёт поставили.
− А на экзаменах что?
− Прикладное языкознание, русский язык и создание текста как электронной коммуникации.
− Да!.. Это тебе не Августин. Ну а нравится тебе в нашей компании?
− Нет… − отчеканил я. – Точнее – не особо.
− А что не нравится?
− Всё. Начнём с обучения. Дальше штрафы. Недостачи. Тайные клиенты. Промо. Втюхивать товар дня, менять ценники по сто-пятьсот раз, вписывать тайно страховку, дурить с кредитом.
− А начальство?
− Конкретно моё начальство – быдло, но вы – нет, раз Августина узнали.
− Так уж и быдло?
− Я говорю о тех, с кем работаю, − мне надоело с ним говорить о работе. – Спасибо вам за выпивку. − Я смерил его презрительным взглядом сверху вниз. − Мы на них пашем, а они на Канарских дачах задницу греют… Обделили грибами.
− Какими грибами? – испугался этот мужик и стал дёргать замочек на кармане косухи.
− Жульен. Кокотницы.
− А-ааа.
− Вот вам и «а-аа». Низовые работники делают все продажи и прочую работу практически за бесплатно, а начальство жульены трескает вместе с кокотницами и на Мальдивах отдыхает.
− Ну дружочек, заело тебя, − засмеялся мужик.
− Это вы заели. Ещё косухи носите, чтобы быть ближе к народу.
− Да я за рулём просто. Удобно. – Он улыбался мне. Ну почему, почему мне все всегда улыбаются?! − Я прибыл в Карфаген; кругом меня котлом кипела позорная любовь2.
− Да пошёл ты, байкер хренов.
− Жульен сейчас поднесут. Они просто не успевают.
Я сел за наш «скамеечный» стол. Все наши натанцевались и были в сборе: трудоголик, женщина- оператор, её ковалер-мерчендайзер, Оксана, моська; Инна отсутствовала. Все обрадовались шампанскому, распили, обсуждая, куда исчезла Инна и кто она всё-таки: рекрутёр или эйчар, кто-то утверждал, что фултайм. Мнения разделились вплоть до кулачного боя на почве этимологии англосаксонских корней и производных американизмов, никто не хотел уступать. Усталый ожесточённо объяснял, что эйчары – обстановка в коллективе, а мерчендайзер спорил − раз на работу принимает, то не эйчар, что он, старший по смене – вообще супервайзер, больше эйчар, чем все эйчары вместе взятые. Оператор утверждала своим красивым голосом, что фултайм в центральном офисе, что Инна именно такая. Я бы мог слушать эту немолодую некрасивую женщину вечно… Обстановка накалилась до предела, но градус понизил жульен, нам его наконец подвезли, и челядь жадно расхватала кокотницы, некоторым перепало по две. Когда я выходил с Оксаной на перекур – просто постоять за компанию, то я видел, как от кафе отъезжала крутая тайота, за рулём я разглядел Инну, а на заднем сидении сидел «главный»в косухе.
− Легка на помине, − без эмоций сказала Оксана. – У неё с главным любовь давно, когда она ещё гиалуронку не колола. − О чём с ним болтал?
− С кем?
− Ну с ним, с главным, – сказала Оксана, выпуская дым из ноздрей.
− Этот байкер – главный?
− Да, − простонала Оксана.
− О тебе Оксан, − если бы не выпитое, я бы так не шутил. А так я просто опешил. Я и подумать не мог, что это он сам, великий и ужасный, кресло которого пустовало в начале, пока говорили речи разные топ-менеджеры.
− Ой, Антон. Доиграешься.
− Ну доиграюсь и ладно. Зато жульен поели и шампанское не дрожжами воняет.
Безусловно, я храбрился. Мораль сей басни такова: надо меньше пить.
Глава пятая
Контрольная закупка
Собственно, всё, что я рассказал было прелюдией, предисловием. История же начинается только сейчас. Прошёл год. Никаких последствий моего общения с главным не последовало, просто на следующий год ни меня, ни Оксану на корпоратив не позвали. В новом году я пошёл в главный офис писать заявление об уходе. Оставалось несколько месяцев мне надо было писать выпускную квалификационную работу, которую почему-то называли магистерской диссертацией, кроме того надо сдавать госы, а я подзапустил с работой многое. Я написал заявление, стал высчитывать, сколько мне не доплатят, премию точно не дадут, так всегда с теми, кто увольняется. Но делать нечего, надо уволиться. На следующий день мне перезвонил кто-то из начальства и спросил: какие причины, я ответил:
− Я Рябковой (Это Инна) всё письменно объяснил и в заявлении указал.
− Приезжайте в офис.
− Но я на работе.
− Приезжайте в офис. Вам зачтут смену.
Ага. Зачтут смену, проворчал я, а надбавки за продажи, пусть и копеечные, но всё же, Пушкин мне зачтёт. Пока ехал, я удивлялся сам себе: увольняюсь и думаю о продажах, высчитываю, высчитываю эти гроши.
В кабинете меня ждал сам главный. Но не в косухе, а в сером офисном костюме. Я поздоровался без всякого заискивания.
− Значит, заканчиваешь магистратуру, Антоний?
− Угу… − я посмотрел вопросительно, я забыл, как зовут главного. После инцидента помнил, сейчас, спустя год, забыл. Все – «главный» да «главный».
− И чем собираешься дальше заниматься?
− Я уже как-то слышал этот вопрос в школе. Закончилось всё плачевно, даже очень.
− На кафедру не берут?
− В аспирантуру, − ответил я. − Не берут.
− Почему?
− Там все свои.
− А может дело в тебе?
− Может и во мне, − не буду же я объяснять, что Староверов, по моим подозрениям, пустил свои загребущие щупальца и на кафедру – уж очень резко ко мне поменялось отношение. Руководитель моих научных работ об этом недвусмысленно намекнул. Все эти два года он единственный меня поддерживал морально, а раньше-то, раньше вся кафедра в один голос хвалила…
− Так вот, Антоний. У меня к тебе предложение. Ты же из Мирошева?
− Да.
− Не хочешь после защиты диплома туда вернуться? Или планируешь остаться в Москве?
− Нет. Не планирую, − ответил я. – Но в принципе не знаю. Думаю, вот…
− Если решишь вернуться домой, то я хотел бы не терять с тобой связь. Нам в регионах нужны специалисты.
− Эйчары что ли?
− Не только. Впрочем, тебе решать. Но знай: компания в тебе заинтересована.
− Спасибо. Я обязательно зайду, как защищусь… То есть защитюсь…
− Филолог, а путаешься, − рассмеялся он.
Наверное, когда я вышел из кабинета с дверью больше похожей на крышку двуместного гроба, у меня было странное лицо, потому что ослепительная секретарша, у которой морщин на лице было столько же, сколько извилин в мозгу, бросила на меня не презрительный, а заинтересованный, даже заинтригованный взгляд.
Стал я магистром без всяких приключений. Стал и стал. На кафедре мне не предложили остаться, а я надеялся до последнего. Я специально не пришёл на вручение, чтобы был повод зайти в деканат. Я как и всегда протянул декану руку, он в ответ не подал свою, мрачно поинтересовался:
− Что-то ты на вручении дипломов не был.
− В библиотеке сидел, − наврал я.
− Ну получи у секретаря диплом.
− Виктор Александрович! А в аспирантуру остаться? – плаксивым голоском промямлил я.
Декан удивлённо посмотрел на меня поверх очков в очень дорогой оправе и зашипел в том смысле, что я мало времени уделял науке в последнее время. Я ответил, что как раз в последнее время я уделял науке всё своё время. И дальше буду только учиться, больше не подрабатываю.
− Подработка барыгой, − декан так и сказал «барыгой»! − Антоний Павлович, не делает из молодого специалиста профессионала.
− Подработка барыгой, Виктор Александрович, даёт деньги на общежитие.
− И на автошколу тоже, − огрызнулся декан.
− Я смотрю: вы в курсе моих дел. Сами, что ли, с извозчиком?
− Топай давай, магистр хренов, − декан был зол как семь волков, он не любил шутки насчёт своей бэхи шестой модели.
− Угораю с вашего словаря.
− Угорай, угорай, скриптор, − бросил он мне в спину презрительно.
Я так и думал. Без Староверова не обходится ни одна неприятность. Да уж… Судя по ненависти ко мне, «Скрипстория» процветает. И все эти профессоришки, которые удавятся, а не пустят тебя на преподавательскую деятельность (не дай бог их переплюнет молодой аспирант), простить не могут. И почему это декан уверен, что я там буду работать? Мама рассказывала: перья скрипят, скрипторий начал окупаться, в последний мой приезд мама сообщила, что скрипторий окупился и если я не выйду к ним после магистратуры, мне найдут замену.