Андрей посмотрел в темные глаза хозяина и пожал ему руку.

Неужели он простил? А простил бы я? – такие вопросы мучили гостя, не давая ему успокоить свою тревогу.

Глаза их вновь встретились, руки сжались в рукопожатии. Глаза Никиты. Глаза человека, не знающего жалости. Они много видели и могут видеть человека насквозь. Глаза человека, у которого не следует искать сострадания. Даже улыбка, обнажившая белые волчьи зубы, не смогла сгладить этой суровости взгляда.

– Ну, здравствуй Андрей! – Никита обнял его и похлопал по плечу. – Ты что? Дрожишь?

Андрей ощутил стыд. Этот жест Никиты явно был искренним. Он не мог быть поддельным. С Андреем никто не поступал так же, как он поступил с Никитой и ему не были известны глубины человеческого лицемерия. А Никита играл с ним, как хищный самец рыси и пойманной мышью. Палевой мышью.

Но этот голос. Голос другого человека, не такого, какие окружают Андрея. Голос человека, который живет совершенно другой жизнью, в совершенно другом измерении. Голос человека, который позволяет себе все, что захочет. Голос человека, который знает, что решение о жизни и смерти можно рассчитать как доллары на банковском счету. Голос человека денег, власти и влияния.

Вошли двое. Это были слуги. Их лица не выражали ничего. Они были словно ожившими покойниками. Задача их состояла в прислуживании господам за столом.

– Присаживайся, – пригласил за стол гостя Никита. – Надеюсь, тебя не напрягает музыка? Это «Гниющая Плоть», Septic flesh. Металлисты из Греции. Я был на их концерте, посвященном мифологии Древнего Шумера.

– Нет, я иногда слушаю такое, – соврал этот любитель «Михи Круга». Такую музыку он слышал впервые в жизни и тут, среди всего этого интерьера, она его пугала.

– Infernal Sun. Люблю эту песню, – улыбался Никита и водил рукой, словно дирижируя. – «Инфернальное Солнце». Мммм… Вслушайся в эти мотивы, в этот рев…

Андрей вслушивался и не знал, что будет страшнее: находиться тут в тишине или среди этих мелодий, которыми в пору развлекать демонов в Аду?

Как только Андрей оказался за столом, тут же его бокал был наполнен вином, разложены были приборы и слуга встал в ожидании распоряжений, сложив руки в области паха. От его присутствия вблизи Андрею становилось еще более не по себе.

– Советую попробовать печень в красном вине, – предложил хозяин, и слуга тут же ножом отделил кусок мяса и опусти его на блюдце Андрея.

Тот взял нож и вилку и стал, повторяя за Никитой, стараться не попасть в глупую ситуацию. Видя это, Никита улыбнулся:

– Брось. Если тебе удобно есть без ножа, то ешь без ножа. Я просто за годы привык к этикету и теперь не могу без него.

Андрей улыбнулся в ответ, благодаря этой улыбкой Никиту за позволение быть свободнее. Вилкой он отделил кусочек мяса и, наколов его, отправил в рот. Вкус был невероятным. Нотки вина отдавали сладостью, а перец оттенял остротой и придавал блюду пикантности.

Никита поднял бокал и предложил тост:

– Давай выпьем за встречу спустя годы и за восстановление нашей дружбы.

Андрей поднял свой бокал. Вино было таким приятным. Ничего схожего с той барматухой, какую он пил прежде. Это совершенно перевернуло его представление о вине, как о напитке из прокисшего винограда. Никита покрутил бокалом, словно перемешав в нем вино с чем-то магическим, и тоже немного отпил.

– Ну, рассказывай, как ты живешь? – обратился он к гостю.

Раздался телефонный звонок. Звонила в который раз Ольга. Отец поспешил ответить дочери:

– Я в порядке. Не звони. Да, все хорошо…

– Дочь? – улыбнулся Никита.

Андрей кивнул ему. Никита протянул руку, попросив трубку себе.

Слуга передал ему телефон. Никита косо оглядел этот потертый смартфон с битым экраном и приложил его к уху:

– Здравствуйте. Это Никита. Друг вашего батюшки. Он в добром здравии и вам не о чем беспокоится.

Никита улыбался, отвечая Ольге. Та никак не могла поверить, что у отца есть такой могущественный и богатый друг. Она считала, что земли, которые были запретными – это несколько гектаров включая дворец и сады, фонтаны и термы, – принадлежат олигарху, который иногда приезжает в эти угодья. Но что это друг детства ее отца и что он сам родом из этого поселка – в это она поверить не могла.

Никита попрощался с Ольгой, пожелав ей спокойной ночи. Окончив разговор, он передал телефон слуге и тот вернул его хозяину.

Андрей смотрел на Никиту и едва держался, чтобы не зарыдать, как мальчик, которому стыдно. А ему было стыдно. Силы сдерживать рыдания вот-вот готовились иссякнуть.

–Никита, – Андрей перебил его шутки. – Прости меня…

Могучая рука Тамбовцева поднялась над столом, прервав речь Андрея, и он сказал одно только слово:

– Брось.

Оно скатилось, как капля крови.

Андрей поднялся с места и, подойдя, опустился перед ним на колени.

– Ну что ты как баба себя ведешь, которая выпрашивает алименты! – крикнул Никита.

– Прости меня!

Никита поднялся и, взяв друга за плечи, поднял его. Поднял и обнял.

– Андрюха, мы же были детьми… – проговорил он.

Тот плакал, обняв бывшего друга.

– Это я виноват во всех бедах, в каждом унижении, которое тебе пришлось испытать. Я так сожалею…

– Братан, успокойся. Я ни в чем тебя не виню и ни о чем не желаю вспоминать. Послушай, лучше, какая музыка нас окружает. «Искусство Тьмы», «Dark Art». А ты слезы лить вздумал. Под такую музыку в пору сексом заниматься и резать заживо… – и он посмеялся. Посмеялся громко, словно желая, чтобы даже Ад слышал его смех. Чтобы сам Владыка Тьмы отвлекся от дел, привлеченный таким хохотом, полным злобы и ненависти. «Dark Art». Он резал под эту песню пятерых цыган, в этом зале резал, отрезал у живых людей куски плоти и бросал собакам, приведенным из рва. И это казалось ему смешным.

Никита тут же спохватился. Он не хотел раньше времени пугать своего врага, но истинное нутро его так и рвалось наружу.

Потрясенный этим смехом, прогремевшим, как угроза, Андрей сел на свое место. Сел, выпил вина и замолчал. Атмосфера повисла тяжелая. Молчание. Говорить обоим было решительно не о чем. Прошлое? Никита не желал с ним его обсуждать. Андрей теперь боялся даже напомнить. Настоящее? Оно слишком разнится, чтобы Никита мог Андрея в него посвящать, а Андрей мог им удивить Никиту. Молчание. Они разные люди. Разные во всем, начиная от одежды и заканчивая мыслями.

Никита решил сделать вид, что не знает ничего о семье Андрея и спросил. Тот ответил все, как есть:

– Жена запила. Она и раньше пила, до рождения Ольги. Потом как с цепи сорвалась. Стала бухать, водить домой, не ночевать. Пробовал бороться, потом развелся.

– Вот как? – будто удивился Никита. – И где она теперь?

– Не знаю. Последний раз ее видели сидящей на трубах, опухшую от пьянства, в окружении бомжей. Видимо такая жизнь ей больше по душе. Она и раньше бегала по мужикам – толпами ебали. Сука! Любила она, когда мужиков много…

Оба ужинали с аппетитом. Андрей не пробовал прежде такую вкусно приготовленную печень. Вопрос сам выпал изо рта:

– Чья это печень?

– Это говяжья, – улыбнулся Никита, ответив на вопрос. – Сладость ей придает соус. Так кого же ты ебешь сейчас?

Андрея немного смутил этот вопрос, но врать он не стал:

– Никого.

Дав ответ, Андрей ожидал насмешки. И Никита смеялся. Но лицо и глаза его врали. Тамбовцев умеет скрывать мысли.

– Это мы исправим. Сегодня у тебя будет великолепная ночь. Поэтому не сильно увлекайся вином. Твои силы понадобятся Арине.

– Арине? А кто такая Арина?

– О, Арина – это настоящая Гетера. Прекрасная, как порок. Она светская львица. Не прочь с тобой зажечь сегодня.

– А где она?

Никита улыбнулся:

– Ей мы уделим время позже, вдвоем.

Андрей был вне себя от волнения. Ему надоело теребить вагину из ТРП, так что его пенис и пах соскучились по живому телу. Тем более – светская львица! Вот это да! Но он боялся Никиты и стыдился себя. Стыдился своей олимпийки, своих штанов, своих трусов, своих носков, своей убогой жизни. В Никите же не проглядывалось ни тени ненависти или ярости, потому Андрей начинал верить, что друг искренне простил его и не держит в памяти жуткие картины прошлого. Может, он просто одинок и ему нужен старый друг, друг из прошлого?