Почему педерасты, он узнал позже. Его охватил смех, когда он узнал, какую жизнь «правильные пацаны» ведут на зоне с «неровными пацанами». Оказалось, что эта страна потопает в голубизне и разврате по самые границы! Страна невероятного лицемерия и лжи.

На следующий вечер Андрей зашел за Никитой. Зашел, но руки не подал. Теперь нельзя с ним здороваться за руку.

– Пошли за мной, – строго и не глядя на Никиту, сказал Андрей.

– Андрюх, ты чего? – Никите все стало ясно. – Куда идти?

– Базарить с тобой будут.

– Кто?

– Пошли! – Андрей еле держался, чтобы самому не заплакать.

– Ты что, рассказал?

– Да, – кивнул предавший. Тут же он нашел, чем себя оправдать. – Сам посуди, а если бы Алинка рассказала и стало бы известно, что я не сообщил о тебе, то нас обоих бы в нечистые определили. Сейчас ты под вопросом.

Никита вернулся в квартиру, оставив предателя за дверью. Мама Никиты выглянула и Андрей поздоровался:

– Здравствуйте.

– Привет, Андрей. А чего не заходишь?

– Да мы гулять…

– Ну, пройди… – мама попыталась пригласить его в дом, но Никита, обуваясь, ее перебил:

– Пусть там стоит!

Андрей вернул занесенную для шага за порог ногу назад и остался стоять за дверью. Решив, что ничего страшного нет в том, что мальчишки могли повздорить, мама не стала вмешиваться. Никита вышел и, захлопнув за собой дверь, пошел за Андреем. Выбора у Никиты не было. Они найдут его и тогда вообще инвалидом сделают. Они смелые – их много. Он помнил девочку Риту, которую обвинили, что она подняла конфету с земли. Она стала «минехой». Ее хоронили и никого не было вокруг гроба. Даже проводить ее, надевшую в свои семь лет петлю на шею, не нашлось – можно стать «зашкваром». Сочувствовать им нельзя. Теперь он стал таким же изгоем. Двери школы для него теперь будут закрыты, родителям ничего невозможно будет объяснить, и повеситься вслед за Ритой было бы безжалостно по отношению к себе и к родителям.

Андрей вел его на стройку. Он не смотрел на бывшего друга, старался не винить себя, оправдать. Он закончил пятый класс, но ему уже хотелось в будущем пройти «школу жизни» от звонка до звонка, но попадать туда нужно порядочным пацаном. Надежды стать авторитетным вором он лелеял больше, чем любую дружбу. Он доказал это на примере, предав Никиту. Зато теперь у старших не будет сомнений в его преданности воровским понятиям.

Подобно шакалам, они ждали свою жертву. Теперь есть еще один, кто «хуже» них. Они же «лучше» его во всем! Казалось, половина поселка была тут. Были тут и подростки возраста одного с Никитой, но были и гораздо старше. Было пятеро зеков в возрасте – главные судьи одиннадцатилетнего пацана. Был тут и отвратительный Балу, жирный, с огромными слюнявыми губами. У молодых сжимались кулаки при виде «преступника». Никто тут не уважает тех, кто нарушает понятия. Таких нужно истреблять.

– Хребет ему сломать!

– Ну че, вафлер, пососать не хочешь? – такими криками и насмешками встретили Никиту.

– Тихо! – крикнул Балу и, подойдя к мальчику, вынул окурок из лягушачьих губ. Балу всегда был уродлив. Никто так его не раздражал, как красивые мужчины и мальчики, кого природа и гены, наградили красотой, хорошей комплекцией. Прозвище «жаба» он носил до того, как начал работать на милицию и на воров (одним стучал, другим слал передачки, взимаемые с малолеток). Теперь он «Балу»! Он убедил всех, что его воры так прозвали. Миф сработал. Балу – так Балу.

– Ты Никита? – задал вопрос мальчику двадцатипятилетний детина.

– Да, – Никита поднял на него испуганные глаза, большие и выразительные, о которых сам Балу мог только мечтать.

– Ты чистый? – прозвучал вопрос.

Все замерли, ожидая ответа. Андрей скрылся в толпе, чтобы не попадаться на глаза Никите.

– Чистый, – выдавил из себя Никита.

– Пизду лизал? – спросил Балу.

– Не лизал, я только губами коснулся… – оправдывался Никита.

Сильный удар опрокинул его на пол. Об кусок стекла, он разрезал руку, но даже не заметил этого.

– Нечисть ебаная! – поднялся крик. – Это одно и тоже – полизать и поцеловать. Ты нечитый!

– Спросить с него надо!

Один из старых зеков «почетных учителей жизни», подошел. Никита поднял на него взгляд.

– В пол смотри, нечисть! – рявкнул зек. Он сейчас покажет молодняку, как с такими надо говорить. Этот уголовник – лузер и неудачник, которому жизнь на все вопросы ответила словом «Нет!», которого она выбросила на свалку, как выбрасывает слабых и не умеющих жить, будет учить быть лузерами других. Личность всегда одинока, но лузеру всегда нужен «общак» или лобби.

Никита опустил глаза. От удара у него гудело в голове, слезы подступали к горлу, его всего колотило от страха.

– Короче, пацаны, – обратился этот зек ко всем. – С ним за руку не здороваться, после него ничего не брать. В принципе и убить его может каждый и на зоне за это ничего не будет. Но кто захочет за вафела отбывать?

Хохот.

– За столом, за партой с ним никто не должен сидеть! Никто не должен позволять ему смотреть в глаза. Он должен при встрече всем уступать дорогу и смотреть в пол. Пнуть его и ударить может каждый. Короче, он больше не человек.

– Встать! – рявкнул другой взрослый зек.

Никита поднялся.

– Теперь все с него должны спросить.

Никита с ужасом ожидал ударов. Они посыпались на него чудовищным градом. Его сперва били по лицу, когда выбили из равновесия и он упал, начали пинать. Никита лежал, прикрывая голову, всю в крови. Когда по его голове начали топтаться, он потерял сознание.

– Вот так мы будем всех пидоров и вафлеров чмырить! – раздался смех Балу.

Ночь без звезд и без лунного света. Ночь проглотила мир, окутала его тьмой, испещрила новыми дорогами, которые уводят в неизвестное, обратила канавы в ямы, ямы – в пропасти, удлинила овраги и скрыла пути назад.

По дороге, вымазанной тьмой и не отличимой от лесов и оврагов по обочинам, по ней, по дороге, ведущей в преступление, двигался черный Бентли. На нем нет номеров. Лишь символ Бафомета. Все посты ДПС знают, что это значит. Это значит, что кортежи принадлежат одному из сильных мира сего. О нем ходит до того мрачная слава, что нет желающих задавать вопросов: почему ему можно ездить без номеров, имея лишь символ Сатаны на табло? Никому в голову не взбредет подрезать путь или перекрыть своей машиной движение лимузина с символикой Ада. У машин лучше вырастут ноги, и она убежит прочь с дороги, чем хоть чем-то позволит себя запомнить водителю или пассажиру машины с символикой Ада. Таким закон не писан и правосудие для них – пустой звук. Потому что у них есть деньги, власть и влияние.

Этот человек потряс общественность, как-то дав интервью крупному журналу для очень богатых людей, для которых покупка самолета – обычное дело. На вопрос, почему он до сих пор не женат в свои 42 года, он ответил: «Есть только одна женщина, в которую я влюблен. Ее имя – Дарья Николаевна Салтыкова. Помещица из Троицкого. Она знала, что с быдлом делать!» Внизу приписка: «Смеется».

Скандал? Никакого. Это не какой-то актер с бокалом вина, чтобы шептаться об этом «беспределе». Это владелец заводов, фабрик и банка. Ему можно говорить и делать все!

Салтычиха. Кровавая помещица.

Машина свернула в самый сгусток тьмы. Там, в низине, словно сброшенный в яму покойник, тянется поселок Майский. Он обесточен. Авария лишила электричества жильцов этого покинутого богом места. Тьма впитала весь поселок в себя вместе с домами, улицами и руинами бывшего рыбзавода. Тьма тут настолько густая, что ею можно испачкать руки и лицо. Старые четырехэтажки подобно гнилым зубам в пасти чудовища, высятся вдоль разбитых, наполненных водой, дорог. И словно корни уже сгнивших зубов местами расположены убогие лачуги и покосившиеся бараки. Впервые по этим дрогам едут колеса Бентли. Бентли с символикой Ада вместо номера.

В машине двое. Водитель. Игорь Краснин. Суровое пергаментное лицо. Улыбка – не улыбка, а просто перемена в расположении морщин. Он хмур и мрачен, словно видел муки Чистилища. Ему сорок пять лет. Но выглядит он старше. Массивные руки его, поросшие густыми волосами на фалангах, поворачивают руль, глаза, равнодушные к происходящему, следят за дорогой. Он молчит. Ему больше нечего сказать напарнику. Пять лет назад судьба свела его с господином. Игорь Краснин был сперва спецназовцем, но был разжалован за резкость в характере и способность наживать врагов. Причиной увольнения стала мелочь. Потом он собрал вокруг себя молодых парней, чтобы громить и уничтожать цыган, которых люто ненавидел. Ненавидел он и воров в законе. Его арестовали. Причиной тоже послужила мелочь. Полиции не удалось сломить его ни побоями, ни угрозами. Он не признал ни одного из приписанных ему обвинений. Окружение его предало. Даже родной брат предал, дал против брата показания. Игорь готов был сломаться. Казалось, вот-вот стойкость изменит ему вслед за всеми.