Отец был прав.

Желз дернул за кольцо. Люк не поддался. Дернул еще разок, да посильнее. Бесполезно. Тогда до Желза дошло, что он вполне может стоять на люке, и сам же себе мешать. Желз отошел за острый выступ, о который поломал ноготь, и потянул снова, не сдерживаясь.

Люк со страшным скрипом отварился и грохнулся на землю в считанных сантиметрах от ног Желза. Тот не медлил: тут же ухватился за ручку крышки с внутренней стороны и полез в проход. Услышать-то его услышали, в этом Желз не сомневался, а проверять ― заметили или нет, было непозволительной роскошью.

Он опустил люк над головой и в полной темноте двинулся по холодной железной лестнице вниз. Когда вместо следующей ступеньки появилась пустота, Желз руками спустился на перекладину ниже и осторожно повис. Стопы ударились в бетон, от неожиданности Желза передернуло.

Не глубокий. Хорошо.

Желз отпустил перекладину, почувствовал, что снова стоит, вытащил из кармана коробок, из коробка спичку и чиркнул. Оранжевый огонек слабо развеял темноту. Под люком находилось помещение с закругленными стенами, из которого вперед вели четыре узких прохода. Настолько узких, что для комфортного передвижения Желзу следовало бы идти боком, как краб.

Желз подошел к центральным проходам, перед каждым к стене крепился подфакельник с палкой, на конце просмоленной паклей. Желз зажег факел догорающей спичкой и наконец получил настоящий свет.

Над проходами, тесными тоннелями уходящими в незримую даль, переливались инкрустированные золотом картины, больше напоминавшие карты, ― путеводительные подсказки. Желз поднял факел, чтобы получше разглядеть. Коридор справа от него поначалу тянулся вдоль городской стены, затем плавно сворачивал к бедному району Шик и в конце выходил к центру восточной площади Ганшон, фонтану грехов; от фонтана шли бесчисленные разветвления. Выбрать нужный проход, оказавшись там, всего раз поглядев на карту, не представлялось Желзу возможным. Но вот карта над левым коридором была что надо: и в ней не обошлось без разветвлений, но если Желз ничего не перепутал, то для того, чтобы попасть в замок, ему просто следовало идти прямо до конца.

Гениально! Бывают ведь талантливые и мудрые люди. Зачем все усложнять, если можно сделать прямой коридорчик до нужного места. Вот так надо работать! По прямой! Не зря отец мне так расхваливал этих близнецов-архитекторов ― Эгтора и Валкана Слепок.

Двадцать минут крабового передвижения спустя Желз несколько изменил свое мнение.

Как этим близнецам в голову-то пришло построить проходы такими узкими? Могли хотя бы чуточку шире сделать, а то я чуть ли не носом скребусь о шершавые стены.

Желзу казалось, что с момента, как он вошел в тоннель, стены тоннеля заметно сблизились. И Желза не покидало чувство, что они продолжают сближаться, будто норовя раздавить его. Здравый смысл подсказывал ― это абсурд, но жар факела, сухой пыльный воздух, вонь, как от тухлой телятины и скисшего молока, наводили на мысль, что Желз как крыса ползет где-то в стенке в поисках еды, ползет прямо в мышеловку.

Вскоре он потерял счет времени. Перед ним стена. Стена. Бесконечная стена. И все. Монотонность напрягала разум, усыпляла бдительность, а крабовый шаг добивал тело, и никакая выносливость не помогала. Ноги потяжелели, дыхание участилось, Желз взмок и избавился от плаща. Шершавый монолит напротив изредка прерывался узкими темными ходами ― единственной для Желза отдушиной. Так он хотя бы понимал, что продвигается дальше.

Когда факел осветил впереди тоннеля ступени самой узкой на свете каменной лестницы, Желз неожиданно для себя хохотнул ― ну дают! ― и, повеселевший, боком припустил вверх. Замок императора Нордин, Голинкера Четвертого, стоял на холме в самом центре Огавраша. И Желз не беспричинно надеялся, что близок к цели.

Попасть в замок он стремился лишь по одной причине ― собирался доказать императору свою невиновность. Несколько месяцев назад, когда к Желзу в дом ночью заявилась нординская стража и обвинила в убийстве двух капитанов, Желз попросил об аудиенции у Голинкера, сославшись на то, что император в долгу перед ним и обязательно его выслушает, но Желзу грубо отказали. Отправили в столичный участок, усадили за решетку, рядышком с Мелким Великаном, карманником и убийцей, заслужившим лихую репутацию интеллигента-мясника. Тогда Желзу было не до смеха, но Мелкого Великана за день до этого поймал именно Желз.

Две недели Желза мариновали в участке, изолировав от всего остального мира, а после, грязного и голодного, привели в суд, где толком и рта не дали открыть. Заседание длилось меньше часа, городской совет, необычный малочисленный для такого разбирательства, вынес единогласное решение о виновности Желза, которое незамедлительно подписал судья. Желза приговорили к двум месяцам жизни в Герцинге (по месяцу за каждое убийство) и последующей казни на болотах.

Невысокие ступени сменились бетонной с кварцевыми вкраплениями плиткой, и Желз пошел тише, внимательно вслушиваясь.

Должно быть, я прямо под замком. И стены гладкие, и пол, что надо, и пахнет иначе. Одна беда ― не поймешь, где именно находишься. Близнецам бы не помешало повесить где-нибудь здесь дополнительную карту: очень бы выручила. А то придется ведь идти прямо до упора, а там…

Желз застыл, затаив дыхание; кажется, он что-то услышал.

Голоса?

Желз ускорился, позабыл о желании не сбиваться с прямого пути, свернул в правый проход и поскакал на приглушенные голоса.

– …вчера он… ни в коем случае…

– …завтра…

Обрывки фраз просачивались сквозь стены, но Желз не мог понять как. Стены-то монолитные, не дырочки, и к тому же толстенные. Раз он слышит голоса, где-то должен быть выход наружу.

– Нет. ― Голос становился громче. ― Мы столько терпели у того проклятого озера! Больше нельзя! ― Желз бросился в выросший перед ним коридор. Скок-скок. ― Когда мы были там, скованные в телах с проклятыми удочками в недоруках, мы были бессильны! ― Голос перерос в грохочущий бас. ― Но теперь мы здесь, и мы свободны! Те, кто послал нас туда, должны заплатить, заплатить суровую цену!

Коридор вывел в тупик, Желз успел выругаться про себя, прежде чем заметил железную лестницу, уходящую в неожиданно возвысившийся потолок. Должно быть он там, выход. Желз вставил факел в держатель на стене и полез вверх: перекладина за перекладиной.

– И они заплатят, не сомневайся. ― Желз уперся макушкой в потолок. Говорившие находились прямо за стеной, в этом не было сомнений. Но где выход? Где дверь? Где люк? Где хоть что-то?

Желз обшарил рукой потолок. Пусто. Черт!

– Чего ты опасаешься, а? Почему медлишь? ― Желз случайно просунул руку за лестницу и коснулся чего-то холодного и металлического. Похоже на рычаг. Желз сдвинул рычаг, и вместе с ним с тихим скрежетом съехала в сторону железная пластина, открыв обзору решетку над самым полом гостевого зала замка. За решеткой, слишком близко для того, чтобы разглядеть что-то кроме коричневых потрескавшихся сапог, стоял мужчина. Стоял и нетерпеливо постукивал подошвой. ― Сложилось так, что в твоих руках власть, а не в моих. Ты тот, кто управляет погодой, и будь добр, сурдлоки тебя подери, наколдуй дождь. Засуха, затянувшаяся на века, меня уже задолбала!

– Тише, ― проговорил второй человек, ― в замке полно ушей.

– В твоем замке! ― Желз нахмурился: в его? ― Алк, ну серьезно, к чему скрытничать теперь? Ты всегда можешь отрезать лишние уши. Или, в конце концов, если ты не хочешь, я могу отрезать их за тебя. Легко и быстро. Мне даже в радость будет: все лучше, чем ждать. Ну что думаешь, Алк?

– Ладно, Эг, ладно, вечером устроим облаву.

– Во-от! Другой разговор! ― Эг, стоявший перед решеткой, отошел вправо, и Желз увидел сидевшего в кресле Алка. Вернее Голинкера, того самого императора Голинкера, которого знал с детства и к которому пришел сейчас за помощью. Та же коричневая сутана с позолоченным воротником, та же наплечная накидка, тот же узорчатый поясок… Только вот звали Голинкера почему-то Алком, и говорил этот Алк совсем не как Голинкер. Речь торопливая и рубленная, голос ниже да еще и с хрипотцой.