— А потом мне даже понравилось, — продолжает женщина, кокетливо стреляя глазками, — Ты такой неутомимый был. С Витькой то секс у нас был раз в пятилетку. То уставший он, то ещё что-то. То не встает у него от переживаний. А с тобой, совершенно по-другому, никогда таких чувств не испытывала. Нет, ты не переживай, я в любом случае на официальные отношения не претендую. Разводиться не хочу, жалко мне этого обормота, хоть он и бесхребетный как амеба. Пропадет без меня. Да и ты для серьезных отношений не подходишь, уж извини. Я ждать тебя с зоны годами не собираюсь. Так что, будем жить, как жили. Получать удовольствие без взаимных претензий.

«Слава тебе, господи», — мысленно облегченно выдыхаю.

— Договорились, — улыбнулся я. — Всё правильно сказала. Я только «за».

На кухню заходит зевающая матушка.

Таня сразу деловито засуетилась возле кипящей кастрюли, повернувшись ко мне спиной. Взяла половник, наполнила тарелку ярко-красным борщом, выпускающим в воздух хлопья ароматного пара, и поставила на стол.

— Доброе утро, мам, — целую матушку в щеку.

— И тебе, Миша, — улыбается она, возвращая поцелуй.

— Здравствуйте, тетя Лена, — вежливо приветствует матушку пухлышка.

— Доброе утро, Танечка, — кивает матушка.

— Ладно, пойду я, — пухлышка взяла ложку, пару ломтей, заранее приготовленного хлеба и подхватила тарелку со стола. — Отнесу Витьке еды в комнату. А то он там будет ещё добрый час сидеть.

Идиллию разрушает истеричное верещание звонка.

— К нам пришли, — встревожено заявляет матушка. — И кого в выходной принесло?

— Это ко мне, мам, — успокаиваю родительницу. — С Санькой договорились, что он в 10 заскочит.

— Вы точно ничего плохого делать не будете? — беспокоится мать, — Ты мне обещал.

— Надо верить людям, мам, — улыбнулся я. — Тем более, своему сыну. Раз обещал, значит, не будем. Я же тебе говорил, что завязал с прошлым.

— Хорошо, я постараюсь, — вздохнула родительница, — иди уже, открывай дверь своему Сашке.

Саша, ураганом ворвался ко мне в квартиру, стиснул мою ладонь в своей.

— Здорово, Миха.

— Привет, — усмехнулся я.

— Слушай, а пожрать есть чего? А то предки свалили на дачу, копаться в огороде, а у меня в холодильнике мышь повесилась. Сосиска, пару яиц и остатки горчицы — все, что оставили мне на выходные. Ну ещё денег чуток, но я купить ничего не успел.

Парень скинул старые потрепанные кеды, и рванулся на кухню:

— Садисты у тебя предки, — посочувствовал я, следуя за маячащей впереди спиной в выцветшей серой футболке.

Увидев матушку, товарищ резко остановился.

— Здравствуй, Саша, — приветливо улыбнулась родительница — Я как раз Мише картошку с сосисками разогревать собиралась и тебя заодно покормлю.

— Здравствуйте Елена Алексеевна, — смущенно ответил Александр, — Не обращайте на меня внимания. Я не голодный, шучу так.

— Шучу, не шучу, а поесть с Михаилом придется, раз уж зашёл, — погрозила пальцем мама и достала из холодильника кастрюлю.

Затем на стол лег кусок сливочного масла, завернутый в плотную серую бумагу и несколько розовых сосисок в целлофановой обертке.

Матушка засуетилась у плиты, гремя сковородками и кастрюлями.

Через пять минут родительница поставила перед нами тарелки с холмистыми горками горячей желтой пюрешки, источающей густой пар, и развернувшимися мясистыми ломтями сосисками. На вершину этого великолепия были водружены кубики сливочного масла, сразу же растекшиеся ручейками расплавленной золотистой лавы.

Мы активно заработали вилками и челюстями. Матушка с доброй усмешкой наблюдала за нами.

— Спасибо, Елена Алексеевна, — Саша, сыто отдуваясь, отодвинулся от пустой тарелки. — Вы мне жизнь спасли.

— А говорил, не голоден, — погрозила пальцем родительница.

— Просто не хотел вас напрягать, — признался товарищ.

— Ты меня нисколько не напрягаешь, — лукаво улыбнулась мама, — Наоборот. Очень приятно наблюдать за молодыми энергичными ребятами с хорошим аппетитом.

— Если приятно, то корми меня почаще. И мне хорошо, и тебе удовольствие, — усмехнулся я.

— Иди, уже проглот! — мама шутливо замахнулась кухонным полотенцем.

— Понял, исчезаю, — картинно вскинул руки я, и, подхватив друга, утащил его из кухни.

Через пару минут мы уже были во дворе. Утреннее солнце игриво стреляло лучиками, слепя глаза, периодически скрываясь за наплывающими серыми тучами. Прохладный ветерок лениво шевелил волосы, затихал и шутливо толкал в грудь.

— Благодать, какая, — вдыхаю полной грудью свежий воздух, замерев у подъезда.

— Идем к Игнату? — спрашивает Саня, остановившись рядом.

— Чуть позже. Знаешь, я тут подумал, и хочу мирно всё решить. Без взаимных предъяв. Поэтому мы сейчас в магазин сбегаем, возьмем пивка, сядем и поговорим с ним по-пацански.

— А деньги у тебя есть? Ты ведь только недавно работать начал, — уточнил товарищ.

— Есть, — я многозначительно побренчал предусмотрительно взятой мелочью в кармане. Там ещё и пятерка лежала, так что должно хватить с избытком.

— О, а я тогда таранку принесу, — оживился Саня, — батя несколько рыбешек засушил на будущее, могу одну взять.

— Это то, что надо, — оживляюсь я, — тогда лети за таранкой, а я сбегаю в магазин. Встречаемся на площадке во дворе и сразу к Игнату.

— Заметано, — с готовностью кивает Саша, — я побежал.

— Газету с собой захвати, авоську или пакет какой-нибудь, если есть, — кричу в спину удаляющегося товарища.

— Хорошо, — отвечает он и скрывается за дверью подъезда

Через пять минут, держа в руках четыре бутылки пива, подхожу к спортивной площадке. Саша уже там. Сидит на скамеечке с газетой, торчащей из подмышки и немного раздувшимся полиэтиленовым пакетом «Мальборо».

— Ого. Где такой красивый достал? — киваю на пакет.

— Да батя пару лет назад приволок, — охотно отвечает Саша, — Ну что, идём к Игнату?

— Рыба там?

— Ага. Я даже пару взял, чтобы хватило, — гордый своей предусмотрительностью парень приоткрывает пакет, демонстрируя мне таранки.

— Давай бутылки сгрузим, чтобы глаза предкам Игната не мозолить.

— Да им всё равно, — усмехается гопник, — сын недавно из зоны вышел, а ты бутылки пива от них собрался прятать.

— Пусть лучше так будет. Тем более, мне их держать пальцами неудобно, — объясняю я.

Бутылки перекочевывают в пакет, — и мы поднимаемся к квартире Игната. Саня останавливается перед дверью на втором этаже. С интересом разглядываю этот шедевр авангардизма. Черный дерматин изодранными разлохмаченными клочьями свисает вниз. Из-под него виднеются клочья грязной ваты, в некоторых местах выделяющейся темно-коричневыми подпалинами.

— Эту квартиру что, штурмом брали, с применением огнеметов и артиллерии? — интересуюсь у друга, иронично подняв бровь.

— Не, — ухмыляется Санёк, — просто народ тут живет такой, своеобразный. С ножами друг на друга кидается, бухать любит до белочки, а Серега вообще на тяжелой наркоте сидит. Вот и развлекаются, как могут.

— Ну и семейка, — осуждающе качаю головой, — Знаешь, желание общаться с Игнатом у меня уменьшается с каждой секундой.

— Да причём здесь Игнат? — вскидывается Саша, — Он и его семейка, конечно, не сахар. Но с ними в коммуналке такие животные живут, что Игнат с его родичами, святые просто.

— Слушаю тебя и начинаю жалеть, что хотя бы топор с собою не прихватил, — вздохнул я. — Ладно, звони Игнату.

Взгляд товарища уверенно отыскивает среди раздолбанных и наполовину сломанных звонков, нужный с заветной цифрой «74». Звонок заверещал так противно, что я с трудом удержался, чтобы его не отдернуть руку приятеля.

Заскрежетал замок, а потом, протяжно заскрипев, открылась дверь. В проеме нарисовался кряжистый, полный мужчина с красными глазами в замызганной майке-«алкоголичке» и в синих трениках с пузырями на коленях. Мутные глаза страдальца хмуро смотрели на нас.