Гюйо в своем сочинении «Искусство с социологической точки зрения» различие между субъективной и объективной художественными натурами сводит к различию силы социологической симпатии в личности художников: субъективный писатель отзывчив на небольшой круг окружающих его явлений сообразно своему кругу и социальному чувству, объективный же охватывает умом и сердцем широкий круг жизненных процессов, самых разнообразных. Никитин принадлежит к числу субъективных в этом смысле художественных натур. Поэтому его произведения имеют личный, лирический склад; его эпос – лирический эпос; два самых крупных произведения его в этом жанре – «Кулак» и «Дневник семинариста» – носят к тому же характер автобиографический. «Кулак» – поэма исключительно бытового склада. Приятели из кружка Второва сильно хлопотали о том, чтобы Никитин шел по стопам Островского, только что возвысившегося тогда комедией «Свои люди – сочтемся». Поэтому Никитин стремился не к разнообразию и широте действия, а только к бытовому реализму. Его герой – мелкий мещанин Лукич; среда – городская, мещанская или мелкокупеческая; действия – беличья суетня трех главных персонажей (Лукича, его жены и дочери Саши) в кругу частно-семейных отношений, преимущественно ссор и раздоров. Лукич страдает запоем (как Савва Никитин), тиранит домашних, но он не зол. Жена характеризует его словами:

Его наружность:

Дочь любит столяра, но Лукич честолюбив, а столяр «всем хорош, да голь большая»; Лукич же наметил для Саши богатого жениха. Поэт немедленно заступается за своего Лукича, по-своему желающего дочери добра, и говорит читателю:

И рисует дикое, грубое, жалкое детство Лукича и всю его безрадостную жизнь до появления его на рынке в качестве кулака – перекупщика всякой дряни и посредника-фактора. Поэт кончает свою поэму лирическим возгласом по адресу всех российских Лукичей:

и, уже обращаясь ко всем читателям, ко всей России, с тоскою спрашивает:

Социальное значение «Кулака» очевидно – поэт пробуждает интерес к городскому пролетариату и мастерски разбирается в экономической основе его умственных и нравственных недостатков; Никитин обрабатывает основной тип поэмы с проницательностью, соединенною с гуманным сочувствием, этим первым условием истинно художественного созерцания. В то время, когда писалась поэма, литература интересовалась более мужиком-бедняком, чем городским пролетарием. С этой точки зрения «Кулак» является новинкою сенсационною и предтечею «Нравов Растеряевской улицы» Глеба Успенского.

Эстетическое значение поэмы, однако, значительно ниже ее значения социального. Фигура Лукича описана превосходно, это правда, но и только она одна. Весь бытовой фон верен, но улегся бы гораздо лучше в прозу, в которую поминутно проваливается суховатый и бледноватый стих поэмы.

«Дневник семинариста» можно охарактеризовать двумя словами. Это записка автобиографического характера в манере «Очерков бурсы» Помяловского, которые, впрочем, не могли быть известны Никитину, ибо вышли в 1862 году, позже «Дневника семинариста». Много теплого говорит Никитин о товарище своем Яблочкине, мечтавшем об университете, но преждевременно скончавшемся. Дневник ведется от имени сына бедного деревенского священника и кончается грустным эпизодом. В ответ на речь об университете отец говорит сыну только: «Видишь?» – и указывает на обнаженные поля и пустое гумно…

Настроения никитинской чистой лирики (в смысле негражданской) могут быть подразделены на: 1) созерцание природы; 2) морально-философские думы; 3) любовные излияния. Таков порядок настроений и по числу отражающих их стихотворений: больше всего Никитин интересовался природой, затем морально-философскими (отчасти философско-религиозными) думами и только на третьем плане – женщинами.

Природа, которою вдохновляется поэт, – русская природа степной полосы. Никитин любит контрасты зимнего оцепенения и весеннего пробуждения этой природы. В стихотворении «Весна на степи» (1849) он спрашивает степь, где тот весенний ветерок, который

и сетует на зимний мертвенный сон:

В отрывке «Поездка на хутор» (1859) Никитин дает великолепное описание лета в степи, которое приводится здесь целиком:

«Дрожащая в небе точка» (жаворонка или далекого ястреба), серебристый ковыль, похожий на воду, «гудовень» насекомых, дорожная пыль столбом… какие это все мастерские штрихи, как метко задевают они зрительные, слуховые ощущения, сливающиеся в одном эстетическом чувстве степной красоты! Во всяком случае, природа дает поэту оптимизм. Конец стихотворения «Поэту» (1853) гласит: