— Мэллори, прекрати…

Догнав Полли у ступеней веранды, Кейт взяла ее за руку, но дочь бережно освободилась и покачала головой.

— Останься с ним, — вполголоса сказала она и ушла в дом.

Это случилось несколько часов назад. Кейт и Мэллори по молчаливому согласию ушли из-под кедра, перебрались на веранду и сели там. Небо темнело. Внезапно налетевший холодный ветер трепал розы.

Все это время Мэллори говорил очень мало, а Кейт не говорила вообще ничего. Он был рад этому. Лоусон не хотел оставаться один, но не вынес бы, если бы она стала свидетелем его ужаса.

Кейт взяла руку мужа, поцеловала ее и прижала к щеке. Великодушие этого жеста потрясло его. Боже, на что он ее обрек… Ее желания были самыми скромными: жить тихой и мирной семейной жизнью и издать несколько хороших книг. Но теперь ей было отказано и в этом.

— Послушай… — Кейт взяла его другую руку. — Все, что было у нас вчера, есть и сегодня. — Когда Мэллори захлопал глазами, она добавила: — Да, мы узнали кое-что, о чем раньше не догадывались…

— Например, что наша дочь — воровка.

— Но главное осталось прежним.

— Я верил ей. Думал, что она меня любит.

— Милый, она любит нас обоих — так, как может. Это же Полли.

Даже звук ее имени причинял Мэллори боль. Смешно… Наконец у него открылись глаза; иллюзии развеялись. Что ж, пора. Человеку его возраста стыдно строить воздушные замки. Обычный здравый смысл подсказывает, что вещи не всегда бывают такими, какими кажутся с виду. Смотреть в будущее открытыми глазами куда лучше. А если оно выглядит голым и бесцветным, к этому можно привыкнуть. Лишь бы не сидеть по уши в выгребной яме обмана.

Мэллори вспомнил слова, сказанные теткой много лет назад: людям приходится мириться с некоторыми ограничениями. Иначе все начинает идти вкривь и вкось. Может быть, он нечаянно нарушил эти ограничения, слишком обрадовавшись удаче, неожиданно выпавшей на его долю?

— Кейт, как ты это делаешь?

— Такая уж я уродилась. — Она поняла мужа с полуслова. — Ничего особенного в этом нет.

— Ты думаешь, это… — У него перехватило горло. — Думаешь, она действительно делала это для нас?

— Конечно, для нас, — удивилась Кейт. — Для кого же еще?

— Не знаю. Я больше ни в чем не уверен.

Они сидели молча. Небо потемнело совсем; на полу веранды появились лунные зайчики.

— Посмотри, звезды, — сказала Кейт.

— Мне отсюда не видно, — ответил Мэллори.

Потом Кейт пошла на кухню готовить ужин. Там было тихо и спокойно. Пахло душистым горошком и кинзой, нарезанной Бенни для заправки морковного супа, к которому никто не прикоснулся. На столе лежала записка:

«Дорогая мама!

Я уехала в Лондон. Хочу найти себе место и до сентября заработать как можно больше. Возьму ссуду в банке, чтобы заплатить за следующий семестр, и подыщу жилье подешевле. Пожалуйста, не волнуйся за меня. Я пришлю свой новый адрес. Спасибо за все.

С любовью,

Полли».

На следующее утро всю линии Метрополитен обклеили объявлениями с просьбой откликнуться пассажиров, в 6:10 вечера в среду, восьмого августа, сошедших на станции «Нортуик-парк» с аксбриджского поезда. Главный инспектор Барнеби из полиции Костона выступил по местному телевидению в час тридцать. Его обращение также распространили радиостанции — как коммерческие, так и Би-би-си.

— Мы его выкурим, — сказал сержант Трой, когда шеф вышел из студии, вытирая лицо чем-то похожим на кухонное полотенце.

— Какого черта им это понадобилось? Что изменилось бы, если бы у меня блестел нос?

«По крайней мере, они запудрили твой подбитый глаз», — подумал Трой. А вслух сказал:

— Если хотите, в следующий раз я возьму это на себя.

Все дружно заржали и сказали «ох». Трой насмешливо улыбнулся в ответ, заметил, что Эбби-Роуз не присоединилась к хору, а сочувственно улыбнулась, и снова поразился ее красоте. Трой, вздыхавший по сержанту Брирли столько, сколько себя помнил, в последнее время охладел к Одри. После своего повышения она стала слишком самоуверенной, если не сказать грубой. Во всяком случае, о прежнем восхищении речи не шло. Как и об уважении младшего к старшему по званию.

Главный инспектор Барнеби заметил их обмен взглядами и от души понадеялся, что эта история не будет иметь продолжения. Человеку свойственно влюбляться. На работе случается всякое. Если сослуживцы не вступают в слишком близкие отношения, чаще всего эти романы умирают естественной смертью. Но полицейский участок — это совсем другое дело; тут эмоциональная и физическая близость становится особенно опасной. Барнеби никогда не изменял жене, но пару раз был недалек от этого. Особенно во второй. Дело кончилось рапортом с просьбой о переводе.

Трой подошел к телефону. Барнеби звонили по прямому проводу. Главный инспектор протянул руку, и Трой отдал ему трубку.

— Лео Форчун, сэр.

— Мистер Форчун?

Барнеби слушал. Трой следил за лицом шефа, пытаясь понять его реакцию. Лицо было очень серьезным и даже хмурым. Наконец он взялся за карандаш.

— Поразительно. Вы продолжите?.. А что с другими файлами?.. Вспомните, что я вам советовал… Да, я знаю, что завтра суббота…

Последовало еще несколько реплик, и разговор закончился.

Положив трубку, Барнеби сказал:

— Девчонка практически опустошила счет Лоусонов.

— Мать честная… И что они теперь будут делать?

— Форчун не знает. Она ничего не взломала, не причинила никому вреда. Взяла деньги, которые принадлежали только ей самой и родителям.

— Если это выйдет наружу, фирме несдобровать. Данные недостаточно защищены.

— Вот именно. Его изумляет, что она потратила деньги на покупку акций, не имевших никакой цены. Это было известно всем.

Трой, занявший место за столом шефа, довольно хмыкнул.

— Вот что случается с теми, кто считает себя умнее всех. — Он устроился в кресле поудобнее. — Кстати, как она сумела забраться в счет? Разве у них нет системы паролей?

— Все они были на старофранцузском. Бринкли считал, что их не сможет понять никто, кроме специалиста, и хранил диск в незапертом ящике стола. Остальное было делом техники…

— С других счетов она что-нибудь украла?

— Не знаю. И не узнаю до понедельника, пока эти чертовы лодыри не вернутся на работу.

— Шеф, имейте совесть. Даже финансисты вынуждены время от времени делать перерыв.

Барнеби выходил из себя от нетерпения. Дела о двух убийствах были объединены в одно. Первым убили человека, который так тепло относился к служащим, что оставил им свою долю акций. А что делали эти служащие, когда полиции понадобилась помощь? Играли в гольф, ездили за покупками, купались с детьми, посещали питомники. Сам Форчун ехал на свадьбу, неуклюже оправдываясь тем, что женится его старший сын.

— Не расстраивайтесь, шеф, — как всегда радуясь чужой беде, сказал Трой. — Это не так уж срочно.

Во время утренней службы в церкви Святого Ансельма Бенни сидела, опускалась на колени, вставала, снова садилась, но не могла отвлечься от мрачных мыслей. Ее одолевали противоречивые чувства. Особенно острым было ощущение одиночества. Бенни попыталась бороться с ним, вспомнив что-нибудь хорошее. Пока викарий монотонно читал проповедь, она вспоминала свою последнюю встречу с Деннисом. Палтуса, которого он так чудесно приготовил, таявший во рту шоколадный пудинг. Их разговор об участии в издательстве «Чистотел» и о том, как это будет интересно.

Сейчас все осталось в прошлом. Гнев на того, кто погубил хорошего человека, никому не причинявшего вреда, всегда жил в глубине души Бенни, дожидаясь момента, когда он сможет вырваться наружу. Как христианка, она пыталась бороться с этим чувством, но простая и не задающая вопросов вера, которая поддерживала Бенни всю ее жизнь, дала трещину. Мысль о том, что Господь позаботится о тебе, если ты будешь честным, добрым и безобидным, оказалась ложью. Теперь молитвы, которые были ее последним утешением в тяжелые времена, оставляли во рту вкус полыни.