«Даром потратили чудесный летний день… Ага, как же. Я бы таскал косилку по этому чертову газону, а ты бы жрала шоколадки, ломая их в своих кошмарных мандибулах, и жаловалась, что полосы травы получаются неровные. Или устроила бы дорогущий ленч в ресторане, жевала бы с открытым ртом, съедала три четверти каждого блюда, потом заявляла, что у еды странный вкус, и отсылала ее обратно на кухню». Но самые худшие мысли Эндрю Латам таил про себя, боясь, что они могут вырваться наружу.

— Как по-твоему, что я подумала перед отъездом? — спросила Джильда.

— «Неужели в этом наряде у меня действительно такая здоровенная задница?»

— Ну вот, ты опять бурчишь. — Она вынула из волос булавку, длинную как штопор, с янтарным булыжником на конце. — Я подумала, что твои шутки, вычитанные из книг, всем уже осточертели.

— Серьезно? — Эндрю не мог отвести глаз от булавки. Янтарный булыжник казался ему экскрементами какого-то мелкого млекопитающего, которое кормили исключительно баттерскотчем[11].

— Когда этот бедный старик сказал, что недавно потерял жену, а ты предложил помочь искать ее, я не знала, куда деваться.

— Я неправильно его понял…

— Чушь. Я знаю, ты считаешь себя душой любой компании, но ведь это были похороны.

— Похороны?!!

— Перестань. — Она сняла шляпу. Это было изделие из черной соломки, напоминавшее летающую тарелку, с краев которой свисала растительность странного цвета. — Не понимаю, зачем мы вообще туда потащились. Она была не твоей клиенткой, а клиенткой Денниса. — Джильда осторожно положила шляпу на обитый золотым дралоном диван размером с баржу. — Он не станет думать о тебе лучше.

На долю секунды Эндрю дал себе волю.

— Свое мнение обо мне он может засунуть в кобылью задницу!

— Язык! — воскликнула довольная Джильда.

— Да, именно таким языком я пользуюсь, когда хочу, чтобы меня поняли. Можешь считать меня старомодным…

— Похоже, тебе больше не нужно работать уличным зазывалой.

«Зазывалой? Тьфу! Была деревенщиной, ею и осталась».

— Эндрю, и кого ты должен за это благодарить?

— Тебя, моя конфетка.

— А что я за это имею?

«Мужа-робота. Улыбающийся череп. Человека, который испытывает к тебе отвращение и всегда думает о ком-то другом. Механический секс. Если бы ты была человеческим существом, то ощутила бы разницу».

Он пробормотал:

— Джилли… — Ее нижняя губа подалась вперед, толстая и блестящая, как алая сосиска. — Джилли-и… — Он подошел, наклонился и поцеловал ее в щеку. Щека была сухой и слегка рябой. От волос пахло увядшими цветами. — Иди наверх и переоденься. А Дрю принесет тебе джин с тоником.

— Ты думаешь, что это ответ на все.

Для ее мужа джин действительно был ответом на все. Без джина он не смог бы вставать по утрам, запихивать в себя жирный завтрак, тащиться в контору и сидеть там весь день, не говоря о том, чтобы возвращаться домой.

— Тогда что же тебе нужно, мой ангел? — спросил он.

Джильда сказала ему, что ей нужно. Без всякого намека на чувства или хотя бы интерес.

— Только на этот раз по-настоящему. И немедленно.

Она ушла, держа свою накидку двумя пальцами и волоча ее по ковру на манер манекенщицы. Когда-то все говорили ей, что она должна стать манекенщицей. Она даже поступила на курсы, но тут папаша встал на дыбы. Эндрю сочувствовал ей и качал головой. Джильда могла бы стать отличной моделью. Если бы она сбросила килограммов восемьдесят, помолодела лет на тридцать и потратила миллион фунтов на пластическую хирургию, Кейт Мосс бросилась бы с моста вниз головой.

Латам выбрал бокал, охладил его, с журчанием наполнил джином, сделал большой глоток и стал ждать, когда напиток окажет свое действие. Самое главное — это равновесие. Счастье находится на кончике иглы. Он стремился достичь такого состояния, когда в человеке пробуждается вера. Наступает чудесный, почти волшебный момент, когда ты убеждаешься, что до хороших времен подать рукой и тебя ждет блестящее будущее. Второй глоток. А за ним третий. Почему бы и нет? Почему бы и нет, черт побери? Ясно одно: он никогда не сможет трахнуть ее на трезвую голову.

И еще, и еще…

Когда-то давным-давно — лет десять тому назад — Эндрю Латам воображал, что если он женится на Джильде Берримен, то совершит сделку века.

Умирающие с голоду согласятся на что угодно, если речь идет о еде. Конечно, Эндрю никогда не умирал с голоду, но был лишен тех вещей, которые, по его мнению, придавали жизни смысл. Собственного дома, приличной машины, нарядной одежды, путешествии, денег не карманных, а тех, которых хватит до самой смерти. Тонких вин, возможности обедать в шикарных ресторанах и вызывать такси, чтобы проехать плевое расстояние.

По словам Эндрю, его собственной вины в этом не было. Ему не повезло, вот и все. У него были энергия, энтузиазм, мечты, идеи… Да уж, чего-чего, а идей оказалось навалом. О бизнесе, которым он займется. Все знакомые клялись, что он рожден для успеха. И были правы, потому что большинство начинаний Эндрю действительно приносили успех. Беда заключалась в том, что вскоре становилось ясно: за успех приходится платить всем, что придает жизни вкус. Ни тебе выпить с приятелями, ни поиграть на скачках, ни выспаться как следует. Каждое утро нужно вставать ни свет ни заря, а это значит, что просидеть ночь в казино тебе уже не удастся. А еще вокруг есть женщины. Конечно, времени на них уходит уйма, но они того стоят. Проблема заключается в том, что их нужно куда-то водить, разговаривать с ними, слушать их, ходить с ними в кино, на прогулки и пикники. Танцевать, трепаться и целовать взасос. Как можно заниматься всем этим и бизнесом одновременно?

Тем более что бизнес не всегда бывал законным. Однажды он чуть не загремел. Один тип, с которым Эндрю ходил на скачки, дал ему несколько сотен фунтов, чтобы вложить их в верное дело, которое оказалось верным пшиком. Когда Эндрю остался без гроша, ему предложили помогать этому человеку в счет погашения долга. В случае отказа пригрозили перебить ноги. Ноги свои Эндрю любил, а потому согласился. Это оказалось совсем не так плохо. Иногда (чаще всего по ночам) он пригонял фургончик в нужное место, ждал, когда его набьют ящиками разного размера, а потом ехал туда, где их так же быстро выгружали. Несколько раз носил тяжелые чемоданы в химчистки Лаймхауса[12], где их принимали без благодарностей и комментариев. Иногда стоял на стрёме; во время одного из таких случаев произошла история, в результате которой Эндрю чуть не загремел в тюрьму.

Тогда он дежурил в саду большого дома в Хайгейте[13] и следил за посетителями, собаками и патрульными машинами.

Когда в дом забрался вор, которого он прикрывал, там было темно, но вскоре в комнате на верхнем этаже зажегся свет. Затем раздались крики и вой сирены.

Грабитель пулей выскочил из дома, остановившись только для того, чтобы что-то сунуть Эндрю в карман и бросить к его ногам сумку. После этого он перепрыгнул через живую изгородь и был таков. Латам увидел, как в ворота въехала патрульная машина. Когда к дому пошел констебль, Эндрю тоже дал стрекача. Сумку, в которой были инструменты, Латам бросил, не желая, чтобы его обвинили в краже «с использованием технических средств». Как только открылась подземка, он сел на линию Пикадилли и смылся из Лондона.

Но неприятный сувенир, который взломщик сунул ему в карман — набор отмычек, — Эндрю сохранил. Почему, он и сам не знал. Конечно, не потому, что сам хотел стать взломщиком. Пережитого страха ему хватило с лихвой.

В конце концов он добрался до Аксбриджа[14]. Там Эндрю, оставшийся в одном костюме, зарегистрировался в агентстве по трудоустройству и на следующий день приступил к своей первой работе в качестве мелкого канцелярского служащего. Сначала он снял комнату, потом холостяцкую квартирку и в конце концов набрался смелости съездить за своими вещами, оставшимися в Лондоне. Но работа была такой скучной, что сводила его с ума. Естественно, он начал прогуливать и затягивать перерывы на ленч, что закончилось неизбежным увольнением. Дело усугублялось тем, что Эндрю ничего не понимал в компьютерах. Они казались ему контурными картами зарубежных стран, не имеющими расшифровок. Правда, набирать простые тексты он мог.