Моя милая девочка,

Твои тревоги можно понять. До рождения твоих сыновей осталось совсем мало времени, и все волнения исчезнут, когда ты впервые увидишь их. Как я хотел бы быть с тобой рядом в этот момент, но думаю, это время для вас четверых, и мне там не будет места - я обещаю приехать позже.

Что же до зимы, то Элронд прав - она всегда была к лицу тебе. В ночь, когда ты родилась, на Эрегион обрушился такой снегопад, какого не видывали до этого. Но на утро, когда я взял тебя на руки, снег прекратился, и равнина за окнами была вся словно из чистейшего жемчуга и серебра. Я никогда не забуду тот день, сколько бы тысячелетий ни прошло.

Я прошу тебя - не тревожься. Я с тобой в моих мыслях, и ты тоже вспоминай обо мне, если тебе вновь станет страшно.

Милый отец,

Мои тревоги не связаны с рождением моих детей или с тем даже, что ты рассказал мне. Это что-то иное, что-то, на что я не могу повлиять, что я не могу даже постичь. Хотя, может быть, все дело в том, что у меня слишком много свободного времени. Я почти весь день провожу в своих покоях, и, хоть Элронд и старается не оставлять меня одну, он все же не может сидеть подле меня постоянно. Может быть, изнывая от скуки, я и придумала себе повод для страхов и сомнений. Сыновьям становится тесно внутри, и я надеюсь, что ты прав, и когда они родятся, я забуду обо всем, что меня тревожит. Я пою им, если они не дают мне заснуть, как ты пел мне, когда я была совсем крохой.

Прошу, приезжай, когда они появятся на свет - а это случится уже скоро.

========== Март ==========

***

Может быть, не стоило этого делать - не стоило снова впускать его, давать и ему, и себе эту жестокую поблажку. Три дня на самом исходе зимы, когда ветер уже становился теплее и мягче, а в белом покрывале снега появлялись черные прорехи. Когда лес, еще не проснувшийся, но уже настороженный и чуткий, дышал предвкушением весны, но сама она еще не пришла, лишь кокетливо подразнила своим отблеском в пробуждающихся ручьях.

Может быть, стоило сохранить твердость и не позволять ему приезжать… но Трандуил знал, что не смог бы так поступить, и лгать себе на этот счет было бессмысленно. И когда Серебряный владыка явился пред его очи впервые после года разлуки, Лесной король мгновенно забыл обо всех сомнениях.

Три дня они снова были единым целым. Одним сердцем, одним дыханием, одной душой, и тела их сплетались в жарком танце, словно хотели тоже слиться в одно. А потом, оторвавшись друг от друга, они рука об руку ходили между все еще спящих деревьев, и Трандуил касанием ладони пробуждал их ото сна. Двое Владык сбросили тяжесть прожитых тысячелетий, как деревья сбрасывали зимнее оцепенение, и теперь словно вновь были юны и невинны - но лишь до тех пор, как вновь в полумраке королевских покоев не сливались в отчаянно крепких объятиях.

И по прошествии дней, когда настала пора Келеборну вновь уезжать, Трандуил боялся, что откажется от собственного решения, и просто не отпустит его. И стоило владыке скрыться из вида, король снова остался будто бы один посреди вечной зимы. Он прожил в этом оцепенении целый год - похожий на одно из тех деревьев, что сейчас сбрасывали сонную изморозь с пробуждающихся ветвей. С той лишь разницей, что проснуться вновь ему предстояло лишь в следующем году.

***

Последние несколько дней она почти не покидала своих покоев – в этом просто не было необходимости. Все ее естество стремилось к тому, чтобы окружить себя теплым коконом из знакомых ароматов и ощущений, устроить гнездо, в котором предстояло появиться на свет ее сыновьям. Элронд почти не отходил от Келебриан, а если и уходил, оставлял что-то, что хранило его запах.

Утром, когда первый по-настоящему весенний солнечный луч пробился сквозь плотные занавеси в ее покоях, Келебриан, открыв глаза, взглянула на Элронда, который, кажется, и вовсе не ложился, проведя всю ночь подле нее.

- Я хочу выйти в сад,- сказала она негромко.

- Конечно, любимая, - ответил Элронд. - Пойдем.

Они спустилась по широким ступеням, Келебриан куталась в теплый плащ. И едва они ступили на звенящую от последнего утреннего мороза тропу, ее охватила странная тревога, такая знакомая, но почти забытая за прошедшие несколько недель. Она не подавала вида - лишь сильнее вцепилась в ладонь супруга. Келебриан шла так быстро, как только могла – ноги сами несли ее. Тяжелые ветви, посеребренные инеем, тянулись к ней, цеплялись за плечи, словно хотели ее удержать, но она решительно шагала вперед, пока они не вышли на смотровую площадку, выходившую на восток. Пронзительный ветер подхватил волосы, но Келебриан не ощущала холода. Она, прильнув к Элронду, вглядывалась в светлое утреннее небо – оттуда, с юго-востока, что-то приближалось. Она чувствовала опасность, как звери чуют грозу. За ясным горизонтом, за смутными туманами, за грядою гор росло и пульсировало нечто настолько страшное, что и представить было нельзя. Келебриан, не разжимая объятий, подалась вперед, словно хотела взлететь над равниной и понестись туда, откуда надвигалось неведомое зло, задержать его, не дать прорваться нарыву, не дать тьме вылиться в мир.

- Элаэ,- прошептала она, не зная, как сказать ему о той тревоге, что угнездилась в ее душе.

Элронд лишь обнял ее крепче, прошептав на ухо слова любви. Он чувствовал тревогу, охватившую Тилли, и он знал ее причину. Исилдур, надев на палец Кольцо врага, стремится мыслью к ним. Он желает зла - немного же времени потребовалось, чтобы поработить этот гордый дух! Быть может, Исилдур спешит в Эрегион, чтобы объявить эльфам войну? Быть может, он скачет в Лориэн, чтобы потребовать себе кольца квенди и их земли? Пусть так! Эльфы готовы сразиться за то, что принадлежит им - даже если сражаться придется с людьми. По-прежнему бодрствует стража на границах, по прежнему метки лучники галадрим и по-прежнему храбры и искусны воины Имладриса.

Решительным движением Элронд снял с пальца кольцо:

- Я люблю тебя, Тилли, - проговорил он. - Я с тобой, единственная моя. Не бойся.

Но ее, кажется, это ничуть не успокоило. Она взглянула в глаза Элронду, потом снова метнулась взором за горизонт.

Тилли хотела сказать еще что-то, будто наконец подобрала верные слова, но неожиданно все ее тело в руках супруга вздрогнуло и напряглось, она ахнула и широко распахнутыми испуганными глазами вновь посмотрела на него.

- Время? - спросил Элронд дрогнувшим голосом. - Ты готова? - Сам он, видевший в этой жизни, кажется, все, не был готов и боялся, что что-то пойдет не так.

Тилли растерянно моргнула, но, кивнув, вдруг ободряюще улыбнулась.

- Если ты будешь волноваться, любовь моя, то на кого же мне опираться?- Она сжала его руку,- ты ведь не оставишь меня?

- Конечно нет! - воскликнул Элронд. - Пойдем наверх.

***

- Посмотри! Посмотри на меня! - мальчик повис на ветке, цепляясь за нее ногами. Трандуил поднял глаза на него, устало махнул рукой. Леголас, кажется, наслаждался каждой секундой - отец впервые за несколько месяцев взял его с собой на охоту. Обычно с юным принцем возиться приходилось Риннельдору, который за год, проведенный в Ласгалене, стал не просто своим для нандор - он стал лучшим и единственным другом маленького наследника, и Трандуила это вполне устраивало. Детей, кроме Леголаса, у лесных эльфов не рождалось уже несколько десятилетий, и Риннельдор был единственным, кто готов был возиться с мальчиком. Но время от времени Трандуил все же вспоминал о малыше. Когда Келеборн, набравшись смелости, все же спросил его, откуда взялся ребенок, Трандуил ответил ему правду - маленького сироту он нашел на юго-западной границе леса, откуда незадолго до войны пришли вести о нападении орков. Трандуил - тогда еще принц Ласгалена - прибыл со своим отрядом слишком поздно - дома в приграничном поселении были разграблены, а все жители - убиты. Вернее - почти все. Обходя жилище за жилищем и находя все новых мертвецов, Трандуил услышал в одном из домов тихий плач. Сперва он не мог понять, откуда он доносится, но потом догадался заглянуть в большой ящик в дальней части дома. Судя по всему, слыша приближение врагов, напуганная мать, чье изуродованное тело было повешено на ветвь дерева, на котором располагался дом, спрятала своего ребенка, надеясь спасти, и надежда ее оправдалась.