========== Март ==========
Дождь ронял тяжелые жемчужные слезы. Лес дышал тишиной, какая бывает только на изломе весны, когда последние осколки минувшей зимы чернеют и исчезают бесследно, обращаясь журчаньем ручьев.
В Лесное царство приходило утро, и молодые ярко-зеленые листья, омытые свежей росой, блестели упоительной новизной. Но ни один голос не приветствовал возвращение весны, никто не радовался свету обновления, казалось, весь лес застыл на границе с мучительной скорбью и напряженно прислушивался, боясь услышать, как оборвется хриплое дыхание умирающего.
- Надежды почти не осталось, но король все не отходит от него,- передавалось из уст в уста. С тех пор, как жалкие остатки армии Ласгалена вернулись под сень родных древ, неся с собой тело смертельно раненного владыки Лотлориэна, король Трандуил, унаследовавший трон, не покидал покоев, где, мечась в бреду, медленно умирал Келеборн.
Никто из лесных эльфов не отваживался обсуждать, почему это происходило – какое дело было Трандуилу до столь дальнего союзника – прежде имя Келеборна вовсе не произносилось в стенах подгорного дворца. Но теперь это не имело ровным счетом никакого значения – Владыка умирал, и все, что оставалось – это позволить душе покинуть израненное тело. И целителей, бессильных прогнать смерть, куда больше беспокоила судьба безутешного короля. Владыка Келеборн не мог уже бороться с наступающей тьмой, но вместе с ним жертвой этой тьмы готов был, казалось, пасть и Трандуил. Бледное лицо осунулось и заострилось, все краски покинули его, заставив потускнеть вешнюю зелень глаз и светлое золото волос, пальцы на жилистых руках стали похожи на паучьи лапы, а кожа стала такой прозрачной, что сквозь нее проступали голубые вены. Он угасал от скорби и отчаяния, и ничто не могло вернуть ему радость жизни. Когда однажды, совсем уж не зная, что делать, один из целителей позвал в покои маленького Леголаса, Трандуил лишь скользнул по нему пустым взглядом, а принц так испугался перемен, произошедших с отцом, что расплакался в голос. Больше мальчика к королю не подпускали – все вокруг сошлись на том, что если уж не удастся спасти нынешнего правителя, то надо сохранить жизнь хотя бы его наследника.
День проходил за днем, ночь – за ночью, но ничего не менялось. Трандуил почти не покидал покоев Келеборна, а Владыка балансировал на границе сумеречного ничто, но был, однако, еще жив.
***
Кажется, он на пару мгновений потерял сознание. С тех самых пор, как они вернулись в Ласгален, Трандуил почти не смыкал глаз. Лишь время от времени его настигала тревожная темнота забвения, в которой не было снов, и в которой его преследовал звук тяжелого свистящего дыхания. Он засыпал и просыпался, сжимая ледяную недвижную руку, слушая это дыхание и моля судьбу о том, чтобы она не разлучала их снова.
Но в этот раз он проснулся от оглушительной тишины. Трандуил сразу понял, что что-то не так. Пальцы в его ладони судорожно дернулись, сжимаясь. Но дыхание, доказательство того, что жизнь еще теплилась в этом теле, оборвалось.
- Нет,- прошептал Король, сильнее сжимая холодную ладонь возлюбленного,- нет.
Он выпустил его руку, но лишь затем, чтобы, улегшись на ложе рядом с Келеборном, обнять его за плечи – казалось, тело Владыки уже начинало остывать. Трандуил тихо, стараясь даже не дышать, прислушался – сердце молчало. Ни единого звука – с ним рядом лежала пустая оболочка, которую дух уже успел покинуть.
- Вернись,- прошептал Трандуил в отчаянии,- не смей покидать меня снова. Вернись, или я последую за тобой в чертоги Мандоса, и даже там ты не сможешь скрыться от меня. Вернись же.
Он покрывал поцелуями застывшее лицо, чуть прикусил бледную губу – прежде Келеборн никогда не спускал ему этого. Он недовольно хмурился, но всегда возвращал поцелуи. Теперь же он был неподвижен и тих.
Трандуил поцеловал его вновь – в высокий восковой лоб, а потом, следуя странному порыву рвущегося на части сердца, негромко запел. То была песня надежды – робкой, почти нелепой, последней надежды, когда прочие светочи уже погасли. Трандуил пел о бескрайних просторах степей и нехоженных лесных тропах, о том, как солнце, вставая, окрашивает небо медовым и розовым. О том, как рука об руку стояли бы они с Келеборном на вершине утеса, глядя, как под их ногами степенно несет воды стальная река. О том пел он, что даже если этого всего не будет, что если никогда больше ему не суждено увидеть ни степи, ни лес, ни солнце, ни звезды – лишь об одном он просит – держать за руку своего единственного – в этом мире или в любом другом. Пусть даже мир сожмется до размеров этой комнаты. Он пел, и каждым словом просил Келеборна вернуться – или дождаться его на той стороне.
В ночной тишине за окном у самого потолка завела свою трель птица, возвещая близость рассвета. Трандуил замолчал, закрыл глаза и застыл. Это было последнее утро – он твердо это решил. Свежий ветер тронул тяжелую занавесь, и в комнате словно стало легче дышать.
Он почувствовал, как холодные пальцы, что он сжимал, чуть дрогнули. Как вновь забилось сердце. Келеборн вздохнул и закашлялся. Трандуил приподнялся над ним, глядя ему в лицо. Владыка слабо улыбнулся – у уголка губ выступила крошечная алая капля.
- Ты очнулся,- голос Лесного Короля дрогнул, и по впалым щекам заструились прозрачные слезы,- ты жив…
- Ты пел,- ответил Келеборн хрипло,- и я вернулся, чтобы послушать – ты так давно не пел для меня.
***
С той самой ночи, когда путь сквозь смертную тьму вывел его к свету, Келеборн больше не видел Трандуила. Убедившись, что жизни владыки ничего не угрожает, король покинул его покои, и больше не появлялся в них. Целители, явно удивленные, как быстро владыка шел на поправку, не отвечали на его вопросы. Они были внимательны и добры, но, стоило Келеборну заговорить об их короле, эльфы спешили уйти или сменить тему.
Это тревожило Келеборна – он не знал, что и думать. Не сама битва перевернула его жизнь, но то, что произошло до и после нее. Судя по тому, что ему рассказывали, Враг был повержен. Это была очень таинственная история, и Келеборн, услышавший ее от одного из лекарей, решил, что все это – сплетни. Слишком невероятной казалась история о том, что король людей собственноручно срезал Единое Кольцо с длани Саурона. Впрочем, легендами была жива земля, и Келеборна подробности славной победы не занимали.
Куда больше его волновало собственное положение – он помнил нежные, осторожные объятия, в которых он очнулся от сна, схожего со смертью. Он помнил звуки негромкой песни, которой Трандуил звал его. Помнил он и ту ночь, накануне решающей битвы, жаркие вздохи, беспорядочные ласки и то, как тела их сливались в отчаянном танце возвращающейся страсти. А потом – те слова Трандуила. Для него Келеборн был единственным, и все столетия врозь он хранил эту любовь в сердце.
Когда слабость начала отступать, боль утихла, Келеборн остался со своими тревогами и сомнениями один на один. Он был связан обязательствами и клятвами, но вместе с тем в нем родилась уверенность, что сама судьба подтолкнула их друг к другу. Судьба отправила их на эту войну, чтобы спустя столько веков дать им возможность исправить старую ошибку. И Келеборн не хотел упускать этого шанса, даже если он будет очень дорого ему стоить.
Беда была лишь в том, что Трандуил к нему так больше и не пришел.
Владыка увидел его снова почти через неделю. Его проводили в тронный зал, где новый Король Ласгалена приветствовал гостя во всем блеске своего лучезарного великолепия. В Зеленолесье приходила весна, и златовласую голову Трандуила венчала корона из белых и нежно-голубых первоцветов. Светло-зеленая мантия, ниспадавшая со ступеней трона, была, казалось, выткана из полупрозрачных молодых листьев. Лицо Короля больше не было осунувшимся и бледным – еще более прекрасное, чем Келеборн мог вспомнить, оно сияло мягким внутренним светом, намеком на улыбку, словно откуда-то сверху на него падал солнечный луч. В руке Трандуил держал легкий резной дубовый посох, и длинные пальцы, чьи чувственные прикосновения Келеборн помнил кожей, поигрывали им. С левой стороны от трона на небольшом каменном возвышении маленький светловолосый мальчик вертел в руках игрушечный лук. Келеборн скользнул по нему взглядом с недоумением – он, конечно, слышал, как на Совете у Элронда Трандуил упоминал своего сына, но слышать и видеть своими глазами – разные вещи. Малышу на вид было лет пять, не больше, но ни о какой королеве Ласгалена никто никогда не слышал. Не могла же она, подобно Мириэль, жене Финве, всю себя отдать рождению ребенка и уснуть после этого вечным сном?
