- Хорошо, - ответил Риннельдор. Он попробует – и, если не получится, то придется думать, где найти руду достойнее. И чем заплатить гномам.

- Мой ученик поможет тебе, - торжественно провозгласил Арминсиль.

- Спасибо, - согласился Риннельдор, надеясь, что ученик способен хотя бы раздувать мехи.

Ученик оказался способен. Риннельдор прокалил руду несколько раз, выплавил металл, потом ковал его и перековывал много раз, и тело, вспоминая привычную работу, радовалось. Песня сама рвалась из уст – Риннельдор, давая волю чувствам, запел. Для народа нолдо он пел на редкость плохо. Зная это, Риннельдор никогда не пел на публике – лишь в одиночестве кузни. И потом еще – по просьбе Мелькора, он пел там, где любые звуки, рождаясь, обретают жизнь – и летят, сверкая невидимыми огнями, и печально умирают в пустоте, неслышимые никем, кроме духов нерожденных.

И вот он снова пел от радости, вторя ударам молота – простая мелодия, выученная у гномов. Теперь в этой песне была странная сила – огонь, услышав ее, вспыхнул тысячей искр, взметнулся под потолок, чуть не опалив кузнеца – странно, но тот не почувствовал жара, - и сменил цвет. Теперь огонь был белым и сиял ослепительно, как снег под полуденным солнцем. Металл, погруженный в пламя, вдруг изменился. Стал ковким и ярким, как расплавленное серебро.

- Пламя бездны, - прошептал Риннельдор.

Он отлил кинжал в заготовленную форму, закалил его, как полагалось, но, читая восторг в глазах подмастерья, Риннельдор думал лишь о том, что это значит. Кинжал был легок и прочен, будто выкованный из мифрила, а Риннельдор не знал, радоваться или огорчаться. Мелькор, оказывается, наделил его не только оружием, но и новой силой. Что еще он дал ему – и чего ждет взамен? Но к чему волнения – Риннельдор, рассматривая, как сияет на солнце выкованный им клинок, как он поддается заточке, как он разрезает лист, летящий по ветру, думал об одном: кто из кузнецов Эрегиона выковал бы такой кинжал? Да, эти силы Риннельдор получил от того, кого квенди ненавидели с начала времен. Но у Риннельдора, в отличие от них, не было причин ненавидеть Мелькора. Ибо можно ли ненавидеть того, кто дал тебе жизнь?

- Я подарю Леголасу этот клинок. И пусть он назовет его, - проговорил Риннельдор.

Подмастерье благоговейно кивнул. Такое оружие подобает только принцу.

***

Для маленького принца Ласгалена королевский дворец всегда был местом, полным приключений. С тех самых пор, как Леголас научился ходить, он принялся комната за комнатой, коридора за коридором, исследовать подгорные чертоги. Казалось, целой жизни не хватит, чтобы обойти их все, тем более, что в некоторые его части мальчику заходить не разрешалось. И этот запрет превращал запертые комнаты в настоящие сокровищницы, полные неразгаданных тайн. Большую часть времени до того, как отец и дедушка ушли на войну, Леголас проводил с Орофером. Тот пытался, как умел, знакомить малыша с окружающим миром. Он рассказывал ему истории о далеком прошлом, о тех краях, которых, по его словам, уже не существовало, и о тех героях, которые уже отправились в чертоги Ожидания. Но с войны Орофер не вернулся, и иногда, пробираясь в очередной погреб дворца или залезая под самую крышу, Леголас шепотом разговаривал с ним, надеясь, что дедушка в Чертогах Мандоса непременно его услышит.

После возвращения отца, Леголас большую часть времени был предоставлен сам себе, и хотя Трандуил познакомил его с лесом, окружавшем дворец, сперва Леголас немного робел перед его темной могучей громадой. Но потом невесть откуда появился Риннельдор. С ним гулять по лесу стало совсем не страшно, и из маленького птенчика, которого вытолкнули из гнезда, Леголас сам превратился в наставника. Лес любил его – мальчик наконец-то смог почувствовать это – и этой любовью ему хотелось поделиться со своим единственным другом.

Но несмотря на то, что Леголас покинул загадочные королевские чертоги, чтобы выйти во внешний мир, дворец все равно остался для него неизученным до конца, и в те дни, когда Риннельдор отлучался куда-нибудь по своим делам, а отец и вовсе не обращал на него внимания, Леголас снова погружался в свои приключения. Дворцовые слуги относились к нему с теплом – они никогда не мешали его похождениям, иногда даже подыгрывали маленькому наследнику, указывая путь в верном направлении или открывая те двери, которые можно было открыть перед ним. И Леголас представлял, что он – один из тех вольных путешественников, вроде Риннельдора, которые нигде не остаются надолго, но всегда ищут место, где могли бы остаться.

Утро выдалось по-настоящему морозным – первый отзвук приближающейся зимы, и Леголас, выбежав по хрусткому снегу в лес, промчался, почти не оставляя следов, по твердому насту к высокому дереву, к которому крепился навесной мост. Взлетев по тяжелым от инея ветвям до самой верхушки, возвышавшейся над сплошным одеялом леса, Леголас огляделся по сторонам. Небо над Ласгаленом было чистым и прозрачным, как родниковая вода – и таким же холодным. Ветер норовил сбросить маленького исследователя вниз, но Леголас легко балансировал на ветви – он пробежал по ней до самого дрожащего края, сорвался с нее, но лишь затем, чтобы руками уцепиться за следующую – пониже. Лес погружался в сон – принц слышал, как перешептываются деревья. Они готовились к долгой зиме, и, перепрыгивая с ветки на ветку, Леголас прощался с ними, желая приятных снов. Он знал – пройдет зима, и они вновь проснутся, и лес снова запоет, затрепещет. Теперь же было время покоя и тишины, и Леголас чувствовал, как один за другим умолкают голоса его товарищей.

Вновь оказавшись на площадке перед входом во дворец, Леголас запрокинул голову – отчего-то ему стало ужасно грустно. Лесом овладевало морозное оцепенение, и у мальчика возникло ощущение, что его оставляют одного.

Но, привыкший к одиночеству, он не умел долго печалиться. Риннельдор сегодня утром куда-то ушел, накануне сказав, что Леголаса ждет сюрприз, и, в ожидании его возвращения, мальчик решил предпринять опасный поход. Во дворце, исхоженном им вдоль и поперек, были одни покои, в которые Леголасу удавалось проникнуть очень редко. И сейчас он решил рискнуть.

Длинная полутемная галерея провела его вниз на несколько уровней. У входа на этот ярус стояла стража – но двое эльфов-воинов привыкли к проделкам Леголаса, и пропустили его, почти не удостоив вниманием. Леголасу же виделось, что он – ловкий охотник – проскользнул мимо них незамеченным, как предутренняя тень.

Двери в покои были закрыты – дубовые створки были слишком тяжелыми для маленьких рук, но Леголас навалился на резную панель всем телом, и та, чуть скрипнув на петлях, отворилась. Мальчик застыл, боясь спугнуть свою удачу этим скрипом, но комната за дверью оставалось покруженной в темноту и тишь. Леголас осторожно переступил порог – он был сыном леса, умел двигаться совершенно беззвучно, но сейчас ему казалось, что каждый шаг громом отдается под высокими сводами.

Фигура на широком ложе под легким балдахином, похожим на кружева паутины, была неподвижна, и Леголас пробрался до самого края кровати. Он на цыпочках приблизился к изголовью, стараясь почти не дышать.

Лицо отца было прозрачно бледным, как морозные небеса над лесом, и на пугающий миг Леголасу показалось, что Трандуил не дышит. Тяжелые веки были чуть приопущены, и король, кажется, заблудился в стране собственных зыбких грез. Леголас, на грани страха, протянул руку и осторожно коснулся его лба.

- Отец? – позвал он шепотом,- Отец,- второй раз – чуть громче.

Мгновение взор Трандуила оставался затуманенным и пустым, но вот дрогнули темные крылья ресниц, и сумрак сна начал растворяться в зеленых глазах. Король моргнул, словно не узнал того, кто стоял перед ним. Вздохнул и постарался приподняться на постели. Но тут же, болезненно нахмурившись, снова опустил голову на подушку.

- Леголас,- проговорил он тихо,- что ты тут делаешь?

- Я…- мальчик вдруг понял, что достойного объяснения своему поведению он придумать не успел. Отец выглядел усталым, хотя утро только начиналось. Леголас знал, что накануне слуг трижды посылали в винный погреб за новой бочкой дорвинионского вина – а после таких вечером Трандуил всегда просыпался усталым. – Мне стало грустно,- признался принц наконец.