Глубоко за полночь Иан обнаружил себя во внутреннем саду дворца, закутанным в чей-то меховой плащ, в обществе Геральта, Цири, императорского лекаря Региса, мастера Лютика и отца — папа давно отправился спать. Иорвет, раздобывший где-то флейту, взамен той, что сгорела на пожаре в Оксенфурте, играл, а Лютик, прикрыв глаза и перебирая пальцами струны, пел — и Иан мог бы поклясться, что более душевной, проникновенной и прекрасной песни он не слышал ни разу в жизни. Под нее, как он заметил, прослезился даже Геральт, не слишком налегавший на выпивку. А Цири, подсев к юноше, вдруг спросила у него шепотом:
— Волнуешься?
Иан удивленно покосился на нее и не спешил отвечать.
— Не бойся, — доверительно сообщила девушка, — наследников сегодня они делать не станут.
И несмотря на благие намерения девушки, до Иана вдруг дошло, о чем она говорила. Анаис и Фергус, снова следуя традиции, покинули зал первыми и удалились в супружескую спальню — а в супружеской спальне заниматься можно было только одним. И юный эльф, перестав вдруг улавливать прелесть льющейся мелодии, прислушиваться к веселым пьяным голосам издалека, теперь никак не мог выбросить это из головы. Цири, явно заметив, что попала впросак, вдруг пошарила за своим воротником и извлекла на свет кулон на длинной серебряной цепочке — и Иан немедленно узнал его. Он сам подарил его девушке вместе с клятвой верности, много лет назад — будто в прошлой жизни — в Туссенте.
— Сегодня, — сказала она тихо, — ты стал частью моей семьи. И я буду защищать тебя, как защищаю Гусика и Литу. Теперь ты — мой брат, Иан.
Иан невольно улыбнулся, и Цири прижала его к себе — отец и мастер Лютик заводили новую песню, на этот раз веселую и громкую, и юноша сам не заметил, как начал подпевать.
Добравшись до бывших регентских покоев, он заснул, едва коснувшись головой подушки — и почти сразу, словно и мгновения не прошло, проснулся от того, что к его голеням прижались чьи-то ледяные стопы.
— Тсс, тише, сейчас полегчает, — раздался у него над ухом тихий шепот Фергуса. Иан, не оборачиваясь, замер.
— А тебе прилично проводить первую брачную ночь в чужой постели? — осведомился он с обидой, которой на самом деле не испытывал.
Фергус фыркнул.
— Сейчас уже первый брачный полдень, — ответил он, посмеиваясь, — Ани отправилась строить войска — как будто кто-то из солдат уже успел проспаться после вчерашнего.
Иан наконец повернулся к нему и угодил прямиком в объятия принца. Став мужем королевы, тот на удивление ни капли не изменился.
— Чем вы занимались всю ночь? — спросил Иан с плохо скрываемой ревностью.
— О, Иан, я так опозорился! — Фергус закатил глаза, и юный эльф немедленно представил, как принц пытался удовлетворить Анаис, но никак не мог… собраться. От этого зрелища у него внутри все перевернулось и оборвалось, — Мы играли в гвинт, — заявил Гусик, разрушая все его стыдные фантазии, — и я, кажется, просадил половину отцовской казны.
— Ничего, — широко улыбнувшись, успокоил его Иан — на сердце снова было легко и радостно. В Вызиму приходил новый день — и до катастрофы оставалось еще время, — Теперь это ваша общая казна.
========== Фергус: Пока не слишком поздно. ==========
В Вызимском порту провожали Императорский корабль. Событие это не было обставлено также торжественно, как недавняя встреча. После отгремевшего праздника столица словно просыпалась, и жители ее вспоминали, что королевская свадьба была лишь короткой передышкой, последней данью уважения мирной жизни, которой со дня на день должен был наступить конец.
Накануне Фергус имел серьезный разговор с отцом. Император вызвал его к себе, как вызывал бы одного из своих генералов, и поначалу говорил с сыном, придерживаясь до бессердечности ровного делового тона. С момента прибытия Эмгыр и Гусик почти не виделись — обоих занимали куда более важные дела, и принц боялся, что, наконец столкнувшись, они не смогут найти общего языка. Юноша не знал, рассказала ли Цири, как обещала, Императору о наклонностях брата, и был готов к отторжению, даже злости с его стороны. Он почти не опасался, что в ответ на презрительные замечания и разочарованный взгляд, ему придется защищаться — объяснять, уговаривать, может быть, даже хлопнуть дверью и позорно сбежать. Но ничего такого не было. Если Эмгыр и узнал шокирующее известие, вида он не подал, и речь об этом не заходила.
Когда юноша вошел в небольшой, заставленный опустевшими книжными шкафами, кабинет, отец ждал его за широким столом, но при появлении сына поднялся ему навстречу. Глядя в сосредоточенное, совершенно нечитаемое лицо, Фергус ощутил почти необоримое желание вытянуться по струнке и отдать Императору честь. Тот смотрел на него глазами военачальника, но видел, казалось, в Гусике вовсе не верного солдата, а разложенную на столе карту хорошо известной местности. И эта отстраненность подточила уверенность Фергуса. Отец казался чужим и безразличным.
— Тебе, должно быть, известно о решениях, которые были приняты на твой счет? — спросил Эмгыр без лишних приветствий, и Фергус осторожно кивнул — план, который ему изложила Цири, все еще выглядел очень условным и включал в себя слишком много «позже» и «если». Фергуса растили военачальником, но до сих пор все свои победы он одерживал лишь у себя в голове. — Вернувшись в Нильфгаард, — продолжал отец, заложив руки за спину и пристально глядя на юношу, — я объявлю о скором отречении в твою пользу. Войска будут выдвинуты на Север немедленно, но возглавишь ты их только после официальной коронации.
Фергус снова кивнул — в Империи ценили традиции и почитали строгий церемониал. От объявления о событии до него самого могли пройти месяцы подготовки, и сейчас слова Императора означали лишь, что рано или поздно принц взойдет на престол, и велик был шанс, что даже в самый последний момент отец передумает. Сам он размышлял о короне и командовании армией настолько отстраненно, что все это казалось юноше очередной главой из не слишком интересной книги, в которой он был лишь одним из персонажей — далеко не главным. Сейчас, продолжая молча стоять перед Императором, Гусик впервые начал всерьез понимать, что значило, быть инструментом Империи. Принц Фергус был рожден для того, чтобы служить славе Нильфгаарда, и больше ничего не стоил. В юноше, непрошенный, поднялся безмолвный протест — ему до ломоты в висках вдруг захотелось перебить отца, спросить у него напрямую, что означало то публичное объятие в порту, но он знал, что Эмгыр просто проигнорирует его вопрос, сделает вид, что ничего не слышал, и продолжит с того места, где его перебили. У отца не хватило бы чувств, даже чтобы отвесить наглому сыну пощечину.
— Цирилла останется в Вызиме, и пока будет мои официальным представителем, — говорил Эмгыр — оставалось лишь удивляться, зачем он тратит слова на очевидные вещи. Все это он мог бы передать через сестру или в письменном виде. Видеть Фергуса для этого было совершенно не обязательно.
Третий кивок — и на этот раз юноша все же отвел глаза в сторону. И отчего только он так боялся реакции отца на свою личную жизнь? Эмгыру не было до нее никакого дела, пока были соблюдены приличия, а соблюдать их Гусик собирался и так — ради Ани, ради Цириллы и матери. Зачем столько лет Фергусу приходилось каждый свой поступок, каждое решение соизмерять с мнением Императора? Зачем он так старался решать все военные задачки и учиться тактике и навигации, чтобы заработать его одобрение, чтобы не разочаровать? Принц Фергус родился вар Эмрейсом, единственным сыном великого правителя чуть ли не всего Континента, и этого было более, чем достаточно. Будь он даже увечным или непроходимо глупым, никто не обратил бы на это внимания. Гусик все равно исполнил бы свое предназначение и стал тем, кого из него создавали.
— Через две недели в Вызиму прибудет три полных полка, включая дивизию «Альба» для охраны столицы, — продолжал отец, — их командующие отдаются в твое прямое подчинение, ты волен решать, куда направить их в случае необходимости. Снабжение и вооружение будет поставляться через Цидарис — их посол приедет в течение нескольких дней.
