— Это совершенно исключено, — сказал человек твердо.

— Даже Иан больше не спрашивает у тебя разрешения, — мягко, с легкой насмешкой отвечал отец, — с чего ты взял, что я буду?

— Это настоящая война, — папа объяснял терпеливо и негромко, но Иан слышал, что он готов вот-вот сорваться на крик, — как ты этого не понимаешь?

— Я понимаю, — покладисто согласился Иорвет, — но, похоже, ты не можешь взять в толк, что я не смогу спокойно отсиживаться в Оксефурте, продолжать читать бесполезные лекции, зная, что тебе каждую минуту грозит смерть.

На пару мгновений воцарилась тишина — юный эльф почти увидел, как отец сделал шаг к человеку и встал перед ним вплотную.

— Мой глупый человек, — подтверждая его догадку, Иорвет заговорил ласково и печально, — я знаю Флотзамские леса гораздо лучше, чем ты, и от меня там будет куда больше пользы, чем от всего твоего отряда вместе взятого.

— Тебя убьют первым, — аргументы у папы заканчивались, и голос его упал до почти неразличимого шепота, — Саския объявила тебя предателем, и ее солдаты, в отличие от людей Темерии с короткой памятью и собственными заботами, прекрасно помнят твое лицо.

— Если хочешь, я буду скрывать его и прикинусь глухонемым, — отец знал, что победил, и теперь, видимо, продолжал убеждать в своей правоте самого себя, — стану одним из твоих бойцов, но среди тех, кто сейчас сражается в лесах, есть много моих бывших солдат — может быть, кто-то из них вспомнит не только мои поражения, но и несколько из моих побед. Кроме того, еще неизвестно, кого из нас двоих они ненавидят больше.

Они вновь замолчали, а Иан, чувствуя, что начинает дрожать, как на ледяном сквозняке, прижался к перегородке, напряженно прислушиваясь.

— Я больше не оставлю тебя, — Иорвет тоже шептал на грани слышимости — родители, должно быть, все же обнялись и прижались друг к другу лбами — Иан так часто заставал их в этой позе, что теперь видел это, как наяву, — я буду рядом с тобой, и разделю смерть, как прежде разделил жизнь.

— Иорвет, — напряженно выдохнул папа, и на этот раз пауза между ними затянулась.

В юном эльфе отчаянно боролись два желания — убежать прочь, запереться в своей комнате — или нырнуть под одеяло Гусика — спрятаться от ужасной правды, сделать вид, что он ничего не слышал, забыть этот короткий судьбоносный разговор и не считать часы до момента, когда оба его родителя отправятся в самое пекло войны. Или ворваться в комнату, заявить им, что он тоже намерен ехать во Флотзам, убедить, что освоенного уровня магии хватит для того, чтобы оказаться полезным — в отряде папы не было ни лекаря, ни, тем более, мага, и Иан сможет стать его частью, сражаться вместе со всеми — и умереть, если придется.

Но он не двигался, а папа, наверно, разомкнув объятия, проговорил мрачно и больше не понижая голоса:

— Мне нужно выпить.

Иорвет мягко рассмеялся.

— Вот и настало время для нарушения старых обещаний, — сказал он почти беззаботно, — раз я предаю свою клятву не брать в руки оружия, ты тоже решил навестить старых знакомых?

— Решил сыграть в сварливую супругу? — поддел Иорвета папа. Он тоже заговорил легко и насмешливо, будто решение, принятое без его участия и вопреки его воле, даровало ему какую-то бесшабашную, отчаянную свободу — свободу падения с большой высоты.

— Учти, — Иорвет и впрямь заговорил сварливым недовольным тоном, должно быть, подбоченился и гордо вскинул подбородок, — на этот раз я не стану разыскивать тебя по подворотням. Если тебя убьют в одной из них, можешь не возвращаться.

Папа усмехнулся и добавил тихо:

— Я люблю тебя, сволочь эльфийская.

— Проваливай, глупый человек, — отмахнулся эльф, — пока я не передумал.

Иан выждал еще несколько минут после того, как дверь за папой закрылась. Он продолжал прислушиваться, боясь, что отец отдастся бессильной ярости или начнет плакать. Но в комнате царила тишина. Юноша толкнул перегородку и увидел, что Иорвет уселся на кровать, не снимая сапог, и уткнулся в какую-то книгу.

— Ты все слышал? — спросил он, не поднимая глаза. Иан опустил взгляд и вздохнул. Кивнул — отпираться было глупо. — Хочешь что-то сказать? — Иорвет говорил требовательно, с вызовом, словно боялся, что, начни Иан разубеждать его, вся уверенность в принятом решении рассыплется, как спичечный замок.

— Значит, к весеннему семестру мне не нужно ехать в Университет? — спросил юноша, переступая с ноги на ногу, и отец, удивленный таким вопросом, наконец оторвался от раскрытой книги и пристально посмотрел на него. Следы старых ожогов на его лице были почти незаметными, сливаясь с россыпью темных веснушек.

— Вот еще, — заявил он грозно, — ты же вроде хотел получше изучить анатомию и травничество, прежде, чем снова браться поднимать мертвых. Я напишу письмо Шани — она с радостью тебе поможет. Может быть, даже лично возьмет тебя под крыло. Ты ведь начал учиться у нее задолго до того, как в тебе обнаружились способности к магии.

Иан быстро пересек комнату, запрыгнул на кровать и, не поднимая глаз на обескураженного отца, прижался к нему, как делал, будучи еще совсем маленьким — до того, как они покинули Вызиму. Иорвет помедлил секунду, потом опустил руки и обнял юношу, нежно погладил его по голове. Пару минут они сидели в тишине, а потом отец неожиданно запел.

Иан прикрыл глаза, стараясь дышать неслышно и ровно, задушить в себе тянущее, ужасное ощущение горя и потери, которой еще не случилось, сосредоточиться на голосе отца и песне, которой тот лечил его от пустяковых хворей и кошмаров, которой однажды звал его из объятий смерти, но через несколько мгновений почувствовал, как горячая слеза скатилась по носу и зависла на кончике, а потом упала Иорвету на грудь — и после этой одинокой вестницы остановиться уже стало невозможно.

После целого месяца, когда Яссэ планомерно и безжалостно выбивал из Иана чувства ненависти, боли и стыда, а, может быть, после недавней болезни, юноша готов был расплакаться по любому поводу, и ругал себя за эту детскую слабость. Но сейчас он не рыдал и не всхлипывал — слезы текли из глаз, неостановимые и беззвучные, и очень скоро рубаха отца окончательно промокла — на этот раз в Иане не осталось смущения.

Когда Иорвет наконец замолчал, Иан поднял на него заплаканные глаза и встретился с удивительно светлым взглядом.

— Я должен тебе признаться, — хрипло прошептал юноша, и отец понимающе вздохнул, будто смог прочитать его мысли.

— Я давно все знаю, — заверил он Иана, — мы с тобой слишком похожи, мой мальчик. Нам обоим по душе те, кто не был предназначен нам судьбой. И тебе, как и мне, придется вскоре узнать, что судьба мудра, а мы — идиоты.

Иан чуть нахмурился и сел повыше, чтобы удобней было смотреть эльфу в лицо. Тот снисходительно усмехнулся.

— Я тоже должен тебе признаться, — сказал он тихо, — мы с Верноном приготовили для твоего возлюбленного свадебный подарок. — не найдя понимания в глазах сына, Иорвет продолжил: — я не знаю, суждено ли нам с твоим папой погибнуть на этой войне, сражаясь бок о бок. Может статься, удача останется на нашей стороне, и мы вернемся невредимыми. Но мы оба прожили слишком долго, чтобы продолжать бегать от смерти. Мы смогли обрести счастье вместе, и теперь нашей главной задачей будет подарить счастье нашему сыну.

— Я не понимаю, — признался Иан. Отчего-то этот мягкий ласковый тон, эти спокойные рассуждения порождали в сердце юноши еще большую тревогу. Он даже прильнул к отцу плотнее, словно боялся, что тот вот-вот исчезнет, чтобы никогда не вернуться.

— Тебе пока и не нужно, — улыбнулся Иорвет, — но я обещаю тебе, мой милый, что не позволю смерти забрать у тебя того, кому ты готов отдать свое сердце. Я не могу защитить его от опасностей войны, болезней, предательства и глупости. Но кое-что я могу.

Иан уходил от отца обескураженным. Тот, у кого он надеялся найти утешение, запутал мысли юноши еще больше, но уверенность, с которой Иорвет говорил о вещах, которые не собирался объяснять, дарили робкую, совершенно нелогичную надежду.