— Она ничего тебе не рассказывает? — сочувственно спросил Регис, вглядываясь в глаза друга. Тот невесело усмехнулся.

— Как-то я спросил у нее, что происходит, — ответил он, — она поцеловала меня в лоб и сказала «Все в порядке, Геральт». И в тот момент я впервые почувствовал себя таким старым, что хоть ложись и помирай.

— Ничего не в порядке, — со вздохом ответил Регис — скрывать правду не было никакого смысла, — Цири намерена воевать. Причем, видимо, как обычно — не в штабе, рядом с Фергусом, не в императорском дворце, рядом с отцом, а на самом что ни наесть поле боя, с мечом в руках и отвагой в сердце.

— Хреново, — немного помолчав, произнес Геральт. Он знал, что на решение дочери, как и всегда, никак не мог повлиять, и это была его самая главная, самая обидная слабость.- Значит, и мне придется вместе с ней — с мечом и отвагой, ну ты понимаешь.

— Думаю, за это стоит выпить, — внес предложение Регис, и лицо друга немного просветлело.

Отмечали будущие победы они в удивительной компании — и в удивительном месте. Геральт заявил, что его уже тошнит от дворца, и потому повел друга за городские стены — к самому сердцу осушенных болот. Там, нетронутая, стояла полуразрушенная башня какого-то древнего алхимика, и в своем новаторском раже, стремясь каждый клочок родной земли применить с пользой, Анаис не решилась ее снести. К компании присоединился еще один ведьмак, почти не знакомый Регису. Ламберту, едва оправившемуся после долгой болезни, Кейра — так, оказывается, звали белокурую чародейку — запрещала почти все, и он запросил у Геральта политического убежища, а тот не нашел причин ему отказывать. Последним к их компании присоединился, как ни странно, Вернон Роше. Регис, надеявшийся застать его рано или поздно, был поражен такой удачей. У командира, по его словам, выдался нелегкий день. Накануне он отправился в лесную ставку своего отряда, провел подсчет сил и смотр маленького войска.

— После Йуле, — говорил Роше, передавая Ламберту початую бутылку мандрагоровой настойки, — мы с ребятами выдвинемся во Флотзам. В рот я ебал эту гребанную дыру, но, похоже, именно там планируется первое полномасштабное наступление. Наша задача — сделать так, чтобы война не началась раньше времени. Семь лет назад мы уже остановили одну, но, боюсь, на этот раз так легко не выйдет.

Регис пристально смотрел на командира, почти не скрывая своего интереса. Вблизи тот выглядел еще моложе, чем было заметно глазам ворона-шпиона. Для того, кто почти всю жизнь провел в сражениях, Вернон Роше не тянул даже на полные тридцать лет — слишком свежим было его лицо, несмотря на усталость, слишком живыми — глаза цвета туссентского шоколада, слишком точными — жесты, даже немного смазанные действием настойки. Вернон Роше мог быть салагой в собственном отряде, солдатом, никогда не знавшим войны, но Регис знал, что это далеко не так.

— Ну хоть на свадебке погуляешь перед смертью, — усмехнулся Ламберт, делая большой глоток из горлышка. Недавно избавленный от проклятья, он еще не успел вернуть себе быстроту реакции и четкость жестов — руки ведьмака слегка подрагивали, а пьяный взгляд поплыл быстрее, чем у остальных.

— Да уж, меня обрадовали известием, что на этой свадьбе я буду посаженным отцом Анаис, — недовольно отозвался Роше, хотя Регис чувствовал под этим ворчливым тоном скрываемую гордость. Вернон Роше вырастил и воспитал юную королеву, а теперь выдавал ее замуж. Чем не повод гордиться?

— И никого не смущает, что ты все еще — осужденный преступник? — поинтересовался Геральт. Он оставался в компании самым мрачным из всех, алкоголь на него почти не действовал, не помогал расслабиться — даже напротив, похоже, добавлял ведьмаку напряженности. Вопросы он задавал, как дознаватель на допросе. Вернон Роше, впрочем, этого не заметил.

— По случаю королевского бракосочетания, я помилован и чист перед Империей, — ответил он, — и смогу умереть в бою, нося собственное имя. Кажется, это идея Гусика.

Регис снова покосился на человека — на этот раз с любопытством совсем иного рода. Вернон Роше любил Анаис, но о том, что он полюбил еще и принца Фергуса, до сих пор догадаться было сложно. В сердце у этого удивительного человека, казалось, было столько любви, что он готов был делиться ею с любым, кого считал достойным. Правду говорил Эмгыр — король Фольтест, которому Роше тоже служил не только верой и правдой, но и по любви, умел выбирать себе слуг. Суровый командир, настоящий мастер жестокости, тот, кого боялись враги и почитали сторонники, предстал в совершенно новом свете, и Регис почувствовал, что с каждой секундой все больше проникается к нему симпатией. Он хотел бы стать другом Роше — если еще не было слишком поздно.

— Интересно, — выдал вдруг Ламберт, икнув и прикрыв рот ладонью, — как честная публика воспримет тот факт, что ты со времен своего регентства ни капли не изменился? До сих пор-то они себя убеждали, что обознались.

Роше пожал плечами.

— Мне плевать, — ответил он, но Регис заметил, что Геральт тоже посмотрел на командира очень пристально. Ведьмак не был ни слепым, ни глупым, и знал Роше слишком давно, чтобы не замечать его необъяснимой молодости, но, видимо, никогда о ней не спрашивал. Ламберт был первым, кто решился напрямую задать этот животрепещущий вопрос.

Остаток вечера прошел в пустых и оттого таких приятных разговорах. Ламберт, решивший, видимо, напиться до беспамятства — только чтобы доказать самому себе, что все еще на это способен — рассуждал, что после войны собирался бросить все, забрать Кейру и уехать куда-нибудь на юг. Скопленных денег ему хватало на небольшое поместье, и Геральт предложил приятелю выкупить соседнюю с Корво-Бьянко винодельню. Идея Ламберту так понравилась, что он принялся немедленно сочинять название для своего будущего имения, а потом заявил, что намерен разводить коз и научиться рыбачить без использования бомб.

— Вот бы еще завести кого-то, кому можно было бы передать эти познания, — вздохнул он, готовый, похоже, пьяно разрыдаться на плече у Геральта.

— В Сен-Себастьяне, рядом с Боклером, есть сиротский приют, — внезапно вмешался Регис, — думаю, ты мог бы усыновить кого-то из тамошних воспитанников.

Ламберт просиял. Такое простое решение, похоже, не приходило ему в голову, и остальные поддержали его в этом благородном намерении.

— Может, и мне кого-нибудь усыновить, — задумчиво проговорил Роше, — Иан уже совсем взрослый, и занимается вещами, в которых мы с Иорветом нихрена не понимаем, а уповать на внуков еще слишком рано. Правда, хрена с два Иорвет примет чужого ребенка, особенно человека.

— Жаль, он не баба, — сочувственно сказал Ламберт, — или ты. Тогда и на войну идти не пришлось бы — знай себе, рожай малюток Роше одного за другим.

— Было бы неплохо, — мечтательно ответил Роше.

— Я мог бы помочь тебе изловить джинна, — заявил вдруг Геральт уверенно, — они, конечно, твари мерзейшие, и желание твое выполнят через жопу — причем, возможно, в прямом смысле, но попытка — не пытка.

Роше неожиданно сурово сдвинул брови.

— Нет уж, хватит с меня сомнительных желаний, — заявил он, — сам себе джинна лови — Йеннифер твоя спит и видит, как бы завести ребеночка. Сперва чуть моего не похитила, теперь нацелилась на девчушку Эмгыра.

Геральт серьезно кивнул и как-то сразу сник, а Регис попытался сложить все сказанное воедино, но понял лишь, что интерес чародейки к маленькой принцессе теперь становился понятней. Что ж, ей предстояло нешуточное соперничество за ее сердце с Детлаффом, и алхимик не знал, на кого ставить в этой борьбе.

Вернулись во дворец они только к рассвету. Ламберт уже не держался на ногах, и Геральт, мужественно дотащивший друга на закорках, передал его из рук в руки разгневанной Кейре.

— Пойду, — сказал он Регису и Роше, — расскажу Йеннифер о приюте в Сен-Себастьяне, чем черт не шутит.

— Удачи, — буркнула на прощание Кейра, — в этот час и когда ты в таком виде, Йен будет самой приятной собеседницей на свете.