Но Камиля словно подменили. Он стал ко мне безчувственным и выгоревшим. Будто я нанесла ему обиду несовместимую с жизнью. Он меня выслушивал с каменным непроницаемым лицом и всегда уходил молча.

Оставаясь наедине, я все равно оправдывала его жестокое поведение. Он имел полное право злиться на меня. Не прощать.

Но простить то, что он задумал увезти сына я никак не могла.

На суд меня даже не вызвали. О официально принятом решении я узнала от самого Камиля. Он приехал после выходных без Мирона и просто швырнул мне на порог копии документов и ушел не проронив ни единого слова.

Я так и осталась в коридоре на полу в ворохе бумаг. До утра заливала их слезами. Пропитала горькой влагой все листы в которых четко значилось, что опекунство над Мироном полностью принадлежит Камилю. И отягощающее обстоятельство было то, что я скрывала от него правду двенадцать лет и подделала свидетельство о рождении сына.

Я очутилась в безвылазном аду. Апатия ко всему завладела мной. Я просто не видела выхода из создавшейся ситуации.

И знала, что Камиль со дня на день собирался переехать с Мироном в фамильный особняк.

— Да уж, мне тебя искренне жаль, Ева, — качала головой Таня, вытянув меня в субботу из дома в бар.

Я уронила голову на ладони и снова заплакала.

— На, выпей мартини глоток, — она протянула мне бокал. Я большими глотками осушила его полностью. Она налила еще. Я и второй выпила также быстро.

— Он даже не дает мне возможности извиниться, — всхлипывала я, — Объяснить…Он замкнулся. Полностью закрыл от меня свое сердце. Так, словно мы совершенно чужие люди. И я не могу сказать Мирону, что если он уедит, я умру. Просто не могу рвать ребенка между нами. Это не правильно. Камиль может дать ему образование качественное и дорогое. То, которое заслуживает мой умный и прилежный сынок. А что со мной…У меня ведь даже опять работы нет…

- Ева, прекрати истерику! Немедленно! Ты сейчас слишком слабая и жалкая. Камиль конечно еще тот мудак! Но и его понять можно. Я ведь тебя предупреждала, что с его характером беды не избежать. Что он сожрет тебя с потрохами за такую обиду. Ты лишила родного отца сына на двенадцать лет…Ну прекрати ты выть, как оборотень. Возьми, наконец, себя в руки. Я изучила документы, которые ты мне скинула. По решению суда никто тебе не запрещал видеться с сыном. Более того, я уверена, что Камиль не выгонит тебя из дома, если ты поедишь с ними.

Я обреченно покачала головой.

— Танюш, ты его совсем не знаешь. Он меня за шкирку протащит по асфальту перед домом и захлопнет за мной ворота…

— Может лично я твоего Камиля и не знаю. Но, поверь, я повидала достаточно мужиков на своем веку. И знаешь, ты все время забываешь главное, — она выдержала многозначительную паузу и добавила, — Он мужик. Самец с членом. А ты женщина. С вагиной! И в твоих силах сделать так, чтоб он перестал думать головой полной обид и ненависти и опять начал руководствоваться своими инстинктами. Только на вечно воющую, опухшую и зареваную бабу ни у кого не встанет. Ева, ты себя в зеркало видела? Да я бы тебя от той бомжихи, что регулярно ворует мой мусор, не отличила. То что ты с собой делаешь, ужасно и непростительно. И ты ему сейчас отвратительна. Так как он врожденный деспот и эгоист на жалость он не способен. Ты же упорно бьешь в нее. Туда где пусто. Ты должна сосредоточиться и выстроить другой план своего поведения. Забудь за жалость. Он не поведется на твои сопли- слезы! — громче повторила Таня.

Я смотрела на нее и впитывала каждое слово подруги. Она ведь права. Камиль неоднократно доказывал своим скотским поведением, что все мои истерики проходят мимо. А так, как я конкретно задела его самолюбие, обидела до глубины его эгоистичной души своим обманом, то и действовать нужно иначе. Тоньше. Ради сына. Ради нас.

— Что мне делать, Таня? Я в отчаянии, — честно и, наконец, спокойно признала я очевидное.

— Для начала сходи завтра в парикмахерскую. Обнови прическу и маникюр. Найди гармонию с собой. Вспомни, что ты красивая и молодая женщина. Затем надень самое красивое платье и начинай действовать. Не падай ему больше в ноги. Не моли о прощении. Он глух и нем к тебе. Бей его той же монетой. Только с женским шармом и обоянием. Скажи, что у тебя сейчас нет работы, и если он не против, то ты поедишь с ними. В доме не навязывайся ему и не вешайся на шею. Ходи королевой, чаще улыбайся и заботься о них с Мироном. Но не переходи черту. А даже если он тебя будет задевать и оскорблять, всегда уходи. Пусть теперь он пытается с тобой поговорить. А ты отвечай ровно и без фальши. Скажи так "я все осознала. Ты меня не простишь. Но Мирон и мой сын. Поэтому будем учиться уживаться в мире. Мы не обязаны с тобой общаться и дружить. Поэтому больше я не буду навязываться. Но и тебя попрошу оставить меня в покое!".

Я быстро достала телефон и начала клацать в заметках.

— Ева, что ты делаешь? — удивленно спросила Таня.

— Я все записываю. Подруга, ты гений. Что, прям так и сказать, прошу оставить меня в покое?

Таня снисходительно улыбнулась

— Конечно. Тогда получится, вроде как ты его отшила и на место поставила. А он ведь орел, птица гордая. Пусть отрезвеет от своей ярости и злости, подумает, как ему теперь тебя добиваться. Ведь я уверена, что у вас еще не все потеряно. Твоя задача сейчас сменить тактику. Вилять перед его голодным взглядом недоступной жопой! А там глядишь, стоячий член пробьет его броню…

Таня засмеялась в голос, булькая мартини.

Потом вдруг серьезнее добавила.

— Жаль будет, если вы до Нового Года не помиритесь.

Я удивленно посмотрела на подругу, а она чуть отвела глаза

— Просто мне Фёрд предложение сделал. Я на днях улетаю Скандинавию покорять, — хохотнула подруга.

— Танюш, а как же твои слова, что не для снегов и деревни ягодка выросла? — я немного опешила. Вспомнила, как она нелестно отзывалась о Поле из Норвегии.

Подруга лишь махнула рукой.

— Сама в шоке. Но Пола так задел мой побег, что он приехал ко мне пару дней назад…вообщем, вытрахал все сомнения своим огромным морозным мечом. А потом сказал, что без меня жить не может. Пообещал лично снег у дома расчищать каждый день, чтоб я могла в сапогах на каблучищах вышагивать к его джипу. Ну и знаешь, мне уже тридцать восемь и пора о детях задуматься. Если еще не поздно…

— Что, ты! Ты моложе меня выглядишь! Самое время. И медицина в Норвегии получше чем у нас. Ох, я так за тебя рада!

Я потянулась через стол и обняла подругу, осыпая ее лицо поцелуями.

Она прижала меня в ответ и сказала очень строгим голосом

— Так, у тебя время до Нового Года завоевать своего гребанного итальяшку. Чтоб всей семьей к нам в Норвегию приехали! Иначе будет тебе атата!

По наитию умной подруги, я вчера весь день провела в спа-салоне и парикмахерской. Придала отросшим волосам красивую форму, оставив всю длину. Утром я тщательно искупалась и накрасилась. Макияж сделала легкий, но выразительный. Полчаса ходила с ледяными патчами под глазами, чтоб убрать мешки от слез. Надела на себя самое короткое из своих платьев. Футляр чуть выше колен с У-образным вырезом по груди и высоким на попе. Таким, чтоб точно было видно кружево чулок. Глянула на себя бегло в зеркало и аж присвистула. Вот это я бейба!

И далеко еще не старуха, как себя считала. Глянцевый бордовый маникюр и педикюр — приятное баловство, довершающее образ и мою уверенность, что у меня везде все в порядке.

И даже отогнала мысль о том, что мое шлюховатое решение соблазнить Камиля аморальное. Он отец моего сына, единственный мужчина, которого я люблю, и чего уж греха таить, мой лучший любовник. Поэтому снобиские и стыдливые замашки я засунула поглубже. Туда, куда мой итальянский извращенец пихал анальную пробку.

С решимостью в глазах и азартом гуляющим по венам, я повторяла в уме слова Тани.