Но для пайдхи не протянули шнур из кухни, нет, это можно только для операторов службы новостей, — а о возвращении в Шечидан никто и не упомянул.

Итак, он влез в ванну, положил голову на край, а вокруг поднимался пар. На табуретке рядом — стакан человеко-совместимой выпивки и стопка каталогов… в том числе курортный, плюс каталог спортивного оснащения — не то чтобы ему был ощутимый толк от второй пары лыж или другого лыжного костюма, но, в конце концов, и читал-то он все эти каталоги, лишь бы помечтать.

Через камень докатился рокот грома. Брен лениво подумал, улетел ли по расписанию самолет с телевизионщиками. И от всей души понадеялся, что улетел. Он хотел, чтобы они убрались отсюда — и подальше. Подумал еще, какие такие особые радости находят Тано и Алгини в деревенских развлечениях, которые может предложить городок Майдинги. Может, осматривают берег озера. Будем надеяться, что они не промокнут.

Отпил глоток из запотевшего стакана. «Зачем портить льдом хорошую выпивку?» — недоверчиво спрашивал Табини на первых порах знакомства.

Джинана, услышав такую просьбу, приподнял брови и похлопал глазами куда более дипломатично. Ничего, теперь, когда включили свет и холодильники работают, в кухне нет проблем со льдом.

Брен перевернул страницу и поразмыслил над рекламой лыжных ботинок, просмотрел вкладки, посвященные искусству и культуре (дополнительная услуга компании), где рассказывалось о восстановлении старинных умений по сведениям из банка данных. Прочитал статью о том, как строили курорт на горе Аллана Томаса, первое роскошное заведение на Мосфейре, когда еще мало кто успел возродить из небытия идею катания на лыжах.

Атеви в последнее время начали проявлять интерес к этому виду спорта, упражнялись у себя в горах. Табини называл это занятие самоубийством потом в нем самом как будто промелькнул ворчливый интерес, когда он просмотрел любительские видеофильмы о катании на лыжах, которые пайдхи привез, получив разрешение у Комиссии.

Потенциально — общее увлечение, человеческое и атевийское. Полезно для улучшения отношений.

Он уже почти уговорил Табини попробовать самому, но тут грянула эта проклятая история с покушением. Ничего, еще можно будет попробовать. Кажется, хорошие склоны есть на Бергиде, всего в часе пути от Шечидана, «где дураки рискуют сломать шею», как сформулировал Табини.

Интервью все еще не давало Брену покоя. Он все еще пережевывал: что я сказал, да какое у меня при этом было выражение лица, ведь атеви не показывают никакого выражения… а я не привык к телевизионным камерам и обращался к слепящим юпитерам…

Раскатился оглушительный удар грома. Свет мигнул. И погас.

Неимоверно. Он бросил злобный взгляд на потемневший потолок, где едва видна была погасшая лампочка.

Но на этот раз не буду я страдать и мучиться от мелких неудобств. Горячая вода остынет не сразу. В подсвечниках есть свечи… Он вылез из воды — воздух в ванной был хорошо прогрет — вынул свечу из канделябра на столе, зажег ее от пламени в водогрее, а от нее разжег свечи в настенных светильниках. Он слышал, как перекликаются слуги в коридоре, без особой паники, за исключением, кажется, повара, у которого, надо полагать, нашлись на то серьезные причины в это время суток. Да, хоть гром, хоть молния, а Мальгури справится.

Брен снова влез в горячую воду, довольный собой, своими познаниями в атевийском прошлом — пайдхи не прекращает изучать мир, когда выключается свет. Отхлебнул из бокала, где еще не растаял лед, и вернулся к размышлениям о безопасных лыжных креплениях — по выбору покупателя черных, белых или светящихся зеленых.

Из «удобств» донеслись торопливые шаги. Он поднял взгляд — в лицо ударил луч карманного фонарика, за ним угадывалась черная фигура, поблескивающая металлическими искрами.

— Брен-чжи! — Это была Чжейго. — Приносим извинения. Боюсь, авария опять общая. У вас все нормально?

— Абсолютно. Так вы хотите сказать, то оборудование, которое только-только привезли и установили, сию минуту вышло из строя?

— Сию минуту мы еще не знаем. Мы подозреваем, что первая авария была подстроена. Эту сейчас расследуем. Пожалуйста, оставайтесь здесь.

Чувство безопасности испарилось. Мысль о том, что, пока он сидит в ванне, в коридорах могут шнырять незваные гости, не особенно утешала.

— Я выхожу.

— Я буду здесь, — сказала Чжейго. — Можете не торопиться, нади-чжи.

— Нет уж, лучше вылезу. Просто посижу и почитаю.

— Я буду в приемной. И скажу Джинане.

Чжейго вышла. Он вылез из воды и оделся при свечах. Взял свечку с собой, но кто-то успел зажечь керосиновые лампы в спальне и гостиной.

Дождь барабанил по стеклам, серое однообразие за окном уже начинало казаться естественным. Брен посочувствовал Банитчи — тот наверняка где-то снаружи, под дождем. К сочувствию примешалась тревога о собственной безопасности. Он не понимал, какие открытия в ходе расследования заставили Банитчи изменить версию — в самом деле, как можно подстроить удар молнии?

Брен прошел в приемную. Чжейго стояла перед окном, пасмурный свет превратил ее профиль в маску и тускло поблескивал на униформе. Она смотрела на озеро, на гладкое безликое небо.

— Вряд ли они попытаются повторить то же самое, — сказал Брен. — Не настолько они безумны.

Чжейго оглянулась на него, коротко и странно рассмеялась.

— Может, это прибавит им ума. Они догадываются, что мы не станем сидеть сложа руки.

— Они?

— Или он, или она. Кто скажет, нади? Мы стараемся выяснить.

Он решил, что это означает «не приставай». Постоял, посмотрел в окно, но ничего не увидел.

— Идите читайте, если хотите, — сказала Чжейго.

Как будто мозги могут в один момент перестроиться обратно на лыжные каталоги. Черта с два, мои так точно не могут. Моим мозгам не по вкусу информационный вакуум; им не по вкусу молчаливые телохранители в приемной, а особенно им не по вкусу, что для присутствия телохранителей могут иметься реальные причины, и причины эти, возможно, сейчас пробираются вверх по лестнице.

Читать, как же! Ему вдруг захотелось найти окно, за которым было бы видно что-то кроме серой пустоты.

Нет, читать я сейчас не расположен, решил он. Слишком нервничаю.

— Нади Брен, отойдите от окна.

Опять забыл! Ему стало досадно, что он второй раз попадается на одном и том же, он покачал головой и отошел назад…

Чжейго смотрела на него озабоченно и беспокойно — ее можно понять, кому приятно пасти дурачка, который разгуливает перед окнами…

— Извините, — сказал он.

— Попробуйте поставить себя на место тех, кто старается до вас добраться, — сказала она. — Не облегчайте им дело. Пойдите сядьте и расслабьтесь.

Убийца из Гильдии, как сказал Банитчи. Которого Банитчи знал, с которым встречался в обществе.

И все еще неизвестно, почему этот тип нарушил правила?

— Чжейго, как человек получает лицензию?

— На что, Брен-чжи?

— Вы знаете. От Гильдии.

Ему не хотелось задевать чувствительные струнки в разговоре с Чжейго. Сказал — и сразу же пожалел, что вторгся в эту область.

— Как человек получает лицензию от Гильдии? Думает. Выбирает. Решает.

Это ему ничего не сказало, а он хотел понять, что может толкнуть человека в здравом уме на этот путь. Чжейго как будто не того типа, что годится для этой профессии, — если вообще есть какой-то особый тип.

— Брен-чжи, а почему вы спросили?

— Пытаюсь понять, какого сорта человек охотится на меня.

Чжейго как будто игнорировала его вопрос, снова уставилась в окно. В обрызганную дождем пустоту.

— Мы не принадлежим к одному сорту, Брен-чжи. Мы не все на одно лицо.

«Не твое дело», перевел он для себя.

— Извините, нади, — сказал он, отходя; лучше оставить ее наедине с ее мыслями — если б еще удалось отогнать свои.

— А какого сорта человек становится пайдхи? — спросила она прежде, чем он успел сделать второй шаг.

Отличный вопрос, подумал он. Крепкий удар. Ему пришлось задуматься, сейчас он не находил ответа, который был обычно припасен… он даже не мог увидеть перед собой того мальчишку, который двинулся по этой дороге, не мог поверить в него, хотя бы косвенно, в малой степени.