Совершенно невероятно, конечно, что Табини предвидел это приглашение на роковую чашку чая: даже для вдовствующей айчжи это было до невозможности удачной случайностью — даже если дойти до крайней подозрительности к любому событию, которое может случиться с тобой в присутствии персоны с дважды отвергнутыми устремлениями.

Единственный очевидный вывод, разумеется, — что Илисиди не любит землян.

Но что, если — отравленный, сжигаемый горячкой мозг может порождать очень странные мысли — что, если Табини, посылая его сюда, вовсе не преследовал цель отправить сюда его, а просто хотел внедрить в Мальгури Банитчи и Чжейго, провести их через охрану Илисиди?

Покушение на Илисиди?

От этих мыслей у него разболелась голова.

За ужином у него все еще не было аппетита. Он совершенно не был настроен на трапезу по всей форме и заказал просто бульон и вафли — на вкус все это показалось ему куда лучше, чем вчера, и он решил, что чувствует себя в состоянии осилить и вторую порцию — все равно в этом изгнании без телевизора, общества и телефона больше нечего делать.

Приемы пищи стали вехами времени, которое он до сих пор, не имея даже часов, измерял количеством шагов по апартаментам, числом перевернутых страниц, медленным перемещением облаков по небу или лодок по морщинистому от ветра озеру.

Он принудил себя выпить обыкновенного чаю и засиделся подольше над сладким молочным пудингом, в котором имелось только одно внушающее сомнения вещество — комковатое, чрезвычайно горькое на вкус, — но, при известной ловкости, эти кусочки можно было выковырять.

Еда стала развлечением, хобби и даже приключением, несмотря на все заверения повара. Раскрытая книга, которую он положил рядом с тарелкой, оказалась достаточно увлекательным отчетом о застрявших здесь с давних времен разобиженных призраках персон, убитых или павших жертвами несчастных случаев в Мальгури. Да и озеро посещали многочисленные неупокоившиеся души рыбаков, а также душа одного злополучного владыки Мальгури, который в полной броне спрыгнул с утеса, тем самым избегнув, как было сказано в книге, «позорного брака».

Курьезная идея. Он решил при случае расспросить об этом эпизоде кого-нибудь и выяснить детали — несомненно, способные вызвать самое жгучее любопытство.

Брен выковырял из пудинга последний горький кусочек и проглотил последнюю ложку. Тут же появился Джинана — убрать со стола, по-видимому.

— Я бы выпил еще чашку чая, — сказал Брен. Он чувствовал себя намного лучше.

Но Джинана с большими церемониями положил на стол рядом с его тарелкой крохотный серебряный футляр для свитков.

— А это что? — спросил Брен.

— Не знаю, нанд' пайдхи. Это доставил нади Сенеди.

— Вы распечатаете?

— Но ведь это же личная печать вдовы… — запротестовал Джинана.

— Нади! Вы распечатаете или нет?

Джинана нахмурился и взял футлярчик в руки — сломал печать и расправил бумагу.

Теперь, когда Джинана показал, что это, как и следовало ожидать, действительно всего лишь свиток, Брен взял послание в руки. Но подумал при этом о почтовой конторе в Бу-чжавиде и о словах Чжейго насчет иголок в письме.

Это был почти что жест доброй воли. Приглашение. От вдовствующей айчжи. На ранний завтрак.

Гостеприимство айчжи любого уровня — не та штука, от которой легко отказаться. Ты вынужден разделять кров с этой женщиной. Она тебя чуть не убила. Отказать — значит выразить предположение, что это была не случайность. А вот это уж точно выражение враждебности.

— Скажите Банитчи, что мне необходимо переговорить с ним.

— Я попытаюсь, нади.

— Что значит — попытаюсь? Где он, нади?

— Я полагаю, он вместе с нади Чжейго уехал куда-то.

— Куда-то…

Волей-неволей он неплохо познакомился с окрестностями, во всяком случае, с историческими местами в пределах дня езды от Мальгури. Некуда тут было уехать, разве что в аэропорт и расположенный рядом с ним городок.

— Тогда мне надо поговорить с Тано.

— Я не знаю, где он, нанд' пайдхи. Я бы предположил, что он уехал вместе с вашим персоналом охраны.

— Тогда пусть будет Алгини.

— Я поищу его, нанд' пайдхи.

— Они не должны оставлять меня здесь одного.

— Мне тоже так казалось. Но, уверяю вас, мы с Майги полностью к вашим услугам.

— В таком случае, что вы мне посоветуете?

Он передал Джинане свиток, футляр и все прочее. Джинана прочитал приглашение и нахмурился.

— Это необычно, — сказал наконец Джинана. — Вдовствующая айчжи мало кого принимает.

«Прелестно, — подумал Брен. — Итак, она сделала необычный жест. Ставки растут».

— Так что мне ответить, нади? Это безопасно?

Лицо Джинаны приняло выражение официальной безмятежности.

— Я, вероятно, не могу давать советы пайдхи.

— Так может, найдем Алгини? Я так понимаю, что ответить надо без особенного промедления.

— В определенной степени. Я думаю, нади Сенеди предпочел подождать…

— Он знает, что Банитчи нет на месте.

— Я не уверен, нади. — По фасаду прошла трещина. Наружу прорвалась тревога. — Возможно, я сумею найти Алгини.

Джинана отправился с этой миссией. Брен налил себе еще чашку чаю. Ответить на приглашение надо — либо так, либо иначе. В голове промелькнула никчемная мыслишка, что вдовствующая айчжи могла и в самом деле дождаться, пока Банитчи и Чжейго будут заняты где-то в другом месте, хотя трудно вообразить себе, какая неотложная причина могла выгнать весь этот проклятый персонал в аэропорт, если Табини сказал, что я — на их ответственности. Он аккуратно скатал маленький свиток, сунул в футлярчик и закрыл крышкой. Дождался, пока Джинана пришел обратно и поклонился с обеспокоенным видом:

— Нади, я не знаю…

— …где находится Алгини, — договорил за него Брен.

— Мне очень жаль, нанд' пайдхи. Я и в самом деле не знаю, что сказать. Представить себе не могу. Я уже расспрашивал на кухне и у нанд' Сенеди…

— Он до сих пор ждет?

— Да, нанд' пайдхи. Я сказал ему, что вы желаете проконсультироваться по вопросам протокола.

Сказать Сенеди, что нездоров? Это вполне подходящий выход из положения — если вдова не получает независимых докладов от персонала.

А на этот счет никаких гарантий.

— Нади Джинана! Если бы у вашей матери был пистолет и ваша мать угрожала мне — чью бы сторону вы приняли?

— Я… заверяю вас, нади, моя мать никогда бы…

— Вы не из службы безопасности. Я не подпадаю под ваш ман'тчи.

— Да, нади. Я работаю на Комиссию по охране памятников. Я хранитель. Этого поместья, вы понимаете, конечно.

Если хоть один атева на свете говорит мне правду, то именно Джинана Брен понял это по мгновенному шоку в его глазах, по этой секунде замешательства и нерешительности.

Он, конечно, высказался не самым лучшим образом — слишком однозначно, не оставил себе второго выхода. Банитчи сказал бы: «Мой долг распространяется на вас, нанд' пайдхи». А там понимай как хочешь.

Но это — хранитель Мальгури. Позиция Джинаны теперь ясна. Однозначно и твердо против доски с расписанием, против появления в замке удлинительного шнура и против забивания гвоздей в стены. Это ясно — но относительно Банитчи в эту минуту нельзя с уверенностью сказать даже такого. Конечно, Банитчи не находится полностью в моем распоряжении, или же он совсем нерадивый — а это уж никак не в стиле Банитчи, насколько можно судить.

Если не случилось чего-то по-настоящему катастрофического. Вроде покушения на самого Табини.

От такого предположения у Брена закрутило в желудке.

А вот этого, черт побери, мне совсем не нужно, когда живот только-только начал снова привыкать к пище. Нет, Табини ничто не угрожает. Табини охраняют куда лучше, чем меня; вокруг Табини целый Город стоит на страже, а мой персонал отправился в аэропорт, бросил меня на милость Сенеди, который может преспокойно войти сюда и разнести меня вместе с Джинаной на мелкие клочки, если появится у Сенеди настроение наплевать на биитчи-ги и испачкать исторические ковры.