– Дима помогал ему, дядя, – подключилась Маричка.

– А ты чем занималась, хотел бы я знать? И где ваш чертов лось? Ничего умнее не могли выдумать?

Хофман, похоже, был готов наброситься на Быкова с кулаками, но в это мгновение его внимание отвлекли ружейные выстрелы, эхо которых прокатилось по лесу. Они прозвучали совсем близко, в каких-нибудь двух или трех сотнях метров.

– Дьявол! – вскричал профессор Хофман, раздувшись еще сильнее. – Кому взбрело в голову охотиться в заповеднике?

Ответа, разумеется, не последовало. Три человека, стоящих в ельнике, услышали нечто иное. Приближающийся топот и треск сучьев.

– Он возвращается! – предупредил Быков тревожно.

– Кто, черт подери? – спросил Хофман звенящим голосом.

– Лось, дядя, – сказала Маричка. – Вон он.

Ошибиться было невозможно. Это действительно был лось, причем определенно тот самый, которого пришлось вытаскивать из ловушки. Если он и почувствовал тогда благодарность к людям, то память его оказалась короткой. Увидев их, он воинственно нагнул рогатую башку и ринулся прямо на них. Удирая от охотников, которые, возможно, ранили его, он решил, что эти трое намереваются преградить ему путь к отступлению.

– Бежим! – взвизгнула Маричка и побежала через редколесье во все лопатки, высоко вскидывая ноги и энергично работая локтями.

Хофман и Быков бежали не столь грациозно, хотя не уступали ей в скорости. Тем не менее лось двигался куда быстрее. Если бы не склон холма, по которому мчались трое беглецов, то им бы не удалось удрать далеко. Но длинные ноги лося не были приспособлены для бега по наклонной поверхности. Уходя к заливу, склон делался все более крутым. Спотыкаясь и приседая на задние ноги, зверь был вынужден лавировать, тогда как разогнавшиеся люди лишь наращивали скорость, прыгая через лежащие стволы и проламываясь сквозь кусты.

Когда они достигли берега, отставший лось находился еще недостаточно далеко. Пользуясь преимуществом, люди забежали в воду по пояс и оглянулись, проверяя, не угрожает ли им опасность.

Лось уже не смотрел на них, продвигаясь скачками вдоль берега. Быкову показалось, что он хромает, но определить точно было невозможно. И вообще, стоя в холодной воде, было трудно думать о чем-то еще.

Все трое дружно выбрались на берег, где Хофман с удивлением обнаружил, что телефон в намокшей куртке все еще работает.

– Ты в полицию собрался звонить, дядя? – догадалась Маричка. – Тогда не теряй времени. Я однажды уронила мобильник в воду, так он после этого проработал еще несколько минут, а потом умер.

Хофман начал набирать номер, но был остановлен окриком. Он и остальные подняли взгляды и увидели троих мужчин с ружьями, спускающихся по склону.

– Не советую, мистер! – произнес тот, что шел первым. – Мы не охотники. Просто решили пострелять немного.

– По лосю? – спросила Маричка с вызовом. – Звони, дядя. От браконьеров нужно избавляться.

– Мы не браконьеры, юная мисс, – сказал темнокожий мужчина, поднимая ружье так, что ствол был направлен на стоящих внизу. – Идите своей дорогой, а мы пойдем своей.

Быков заслонил Хофмана собой и громко произнес:

– Звоните, профессор. С такими подонками нечего церемониться. Пусть с ними полиция разбирается.

Увидев, что напугать ружьями никого не удалось, браконьеры развернулись и тяжело побежали вверх по склону. Мстительно глядя им вслед, Хофман сообщил о происшествии в полицию, а потом попробовал дозвониться в службу охраны парка, но на это выносливости телефона не хватило.

– Теперь бежим, – сказал профессор, закончив дело.

– Почему, дядя? – удивилась Маричка. – Разве мы не дадим свидетельские показания?

– Если потребуются, пусть ищут нас дома, – ответил Хофман. – А нам нужно согреться. У всех штаны мокрые. И все остальное.

Уточнений и уговоров не понадобилось. Быков и Маричка побежали за профессором, который подал им пример и вновь продемонстрировал неплохие результаты в кроссе по пересеченной местности. Правда, через километр он был вынужден перейти на шаг, а потом и вовсе остановиться. Согнувшись и упершись руками в колени, он пыхтел и отдувался. Маричка и Быков стояли рядом.

– Бегите. – Хофман махнул рукой. – Я сам доберусь.

– Мы почти просохли, – сказала Маричка. – Правда, Дима?

– Конечно, – подтвердил Быков. – Можно больше не спешить. Главное, согрелись. Вода в заливе всегда такая холодная?

– Это Канада, молодой человек, – сказал Хофман. – Как-никак, почти шестидесятая широта. Ну, ничего. Скоро отправимся в теплые края.

– Куда именно? – оживился Быков.

– Придет время, узнаете, Дима. А пока что я хочу принести вам свои извинения за то, что нагрубил вам, когда… Ну, вы знаете.

– Забыли, профессор.

– Нет, не забыли, – сказал Хофман. – Если до сегодняшнего дня у меня еще оставались сомнения, то они окончательно рассеялись. Я рад, что вы с нами. – Он протянул руку для рукопожатия. – С вашей стороны было благородно загородить меня от браконьеров. Хотя в этом не было необходимости.

– Дима смелый, – поддакнула Маричка. – Не каждый отважится иметь дело с лосем.

Быков покосился на нее и обратился к Хофману:

– Ваша племянница настоящая героиня. Она ведь тоже была рядом. И еще неизвестно, на кого из нас мог броситься лось.

– Слава Господу, все обошлось, – сказал профессор, окончательно отдышавшись. – Ну и променад у меня получился! Вышел прогуляться, чтобы набраться приятных впечатлений, а получил стресс.

– Все позади, – сказала Маричка. – Если ты в состоянии идти, дядя, то нам лучше поспешить. Не думаю, что в твоем состоянии полезно разгуливать в мокрых штанах.

– Что значит: в состоянии? Я не больной и не старый! Не отставайте, молодежь!

С этими словами профессор припустился трусцой, дыша почти так же шумно, как лось, попавший в западню. Переглянувшись, Маричка и Быков пристроились сзади. Не сговариваясь, они не стали обгонять профессора, дав ему возможность сохранять лидерство до самого дома. Это подняло ему настроение, и к ланчу он вышел бодрый и посвежевший.

– Думаю, глоток доброго виски никому из нас не помешает, – провозгласил он, занимая свое место за столом.

– Я иного мнения, – твердо произнесла Маричка. – По-моему, если нам предстоит путешествие, то от алкоголя лучше отказаться. Вчера ты нам так ничего и не объяснил толком, дядя. Мы в нетерпении. И ждем обещанного рассказа.

Хофман нахмурился, но вскоре морщины разгладились на его лбу и он кивнул, предложив:

– Ну, раз так, то слушайте…

Вернувшись домой, Быков пытался продолжать жить привычной жизнью, но это у него получалось плохо. Все мысли были заняты предстоящим экспериментом. Неужели такое возможно? Или профессор Хофман так одержим своей идеей, что слегка тронулся умом? Нет, на фанатика он не похож. Рассуждает логично и последовательно. И, надо сказать, теория его представляется вполне правдоподобной. Во всяком случае, в нее хочется верить. Потому что с ней у Хофмана с товарищами, да и у всего человечества, открываются совершенно новые горизонты. Если им удастся осуществить задуманное, то это будет сродни выходу человека в открытый космос. Илон Маск со своей марсианской колонией обзавидуется.

Месяц тянулся невероятно долго, заставляя помнить об относительности времени. Все зависит от наблюдателя. Это знает каждая хозяйка, поставившая кастрюльку с молоком на плиту. Пока следишь за процессом, молоко упорно не желает закипать, а стоит отвернуться, как оно уже убежало и пригорело…

Когда двадцатилетнего Быкова призвали в армию, последние дни на гражданке пролетели как в угаре. Способствовало тому, конечно, и спиртное, лившееся рекой, однако все равно он буквально не успел оглянуться. Только что в повестку вчитывался, не веря своим глазам, и вот уже стоит с рюкзачком на вокзале, и впереди дальняя дорога в неведомые края. Но случилось чудо. То ли поезд нужный не пришел, то ли еще какая-то накладка произошла, но призывников распустили по домам, велев явиться через двое суток. О, эти двое суток! Отмеренные ему сорок восемь часов Быков разбил на минуты, рассчитывая смаковать каждую. Это казалось очень долгим сроком, особенно если сократить сон, скажем, вдвое. И что же? Время пролетело стремительно. Не получилось достичь затяжного эффекта ожидания в очереди, когда минуты растягиваются втрое, а то и вчетверо. Двух суток как не бывало! Выходит, время никак не зависит от наблюдателя? Человек не способен влиять на скорость его прохождения и уж тем более – поворачивать его вспять.