Быков направился не к кораблю, на который выстроилась очередь, а к присланному для его личного пользования катеру.

– Мистер Быкофф? – спросил улыбчивый мужчина в морской фуражке и дождевике с откинутым капюшоном. – Я знал, что вы прибудете раньше, поэтому и сам поторопился.

– Хочу осмотреться, – сказал Быков, пожимая протянутую руку, твердую, как кремень.

Они говорили по-английски. Собеседник Быкова, Кен Саймонс, изъяснялся с несколько гнусавым американским акцентом, затрудняющим восприятие.

– Это правильно, – сказал Саймонс. – Я тоже люблю основательно подготовиться, чтобы понимать, что к чему.

– В этом мы похожи, – произнес Быков из вежливости. Нужно же было что-то сказать.

Мимо проплыло суденышко, которое, преодолевая течение, двинулось от пристани с лифтами к водопаду. Люди на палубе были одеты в дождевики, такие же, как на Саймонсе, только красные, а не желтые. Яркий цвет, несомненно, был избран для того, чтобы свалившегося в воду человека было легче найти. Без дождевика соваться к водопаду было бы безрассудством. Там все было затянуто влажной мглой, в которой проступали и исчезали призрачные радуги.

– В путь? – спросил Саймонс.

– Поплыли, – согласился Быков.

– Тебе следует пристегнуться, Дима. Там качает.

– Я не в первый раз плаваю, Кен. Справлюсь.

Саймонс изобразил одну из тех вежливых улыбок, на которые мастера американцы, скрывающие недовольство.

– Руки у тебя будут заняты камерой… Я правильно понимаю, Дима? Это значит, что ты не сможешь держаться. Если ты свалишься за борт, у меня будут неприятности. Я не хочу никаких неприятностей. Поэтому или ты пристегнешься, или поищешь себе другую лодку. Без обид.

Быков посмотрел в глаза Саймонсу и понял, что не родился еще на земле человек, который в состоянии переспорить этого парня в морской фуражке.

– Где трос? – спросил он.

Саймонс протянул ему карабин:

– Благодарю за понимание, Дима. Надеваешь пояс и защелкиваешь эту металлическую штуку. Все просто.

– Но сам ты не пристегнул! – ревниво заметил Быков.

– Мне не положено по инструкции, – пояснил Саймонс. – Если кто-то упадет в воду, я должен прыгнуть и спасти его.

С этими словами он показал, что носит под дождевиком надувной жилет. Возразить против этого было нечего. Быков кивнул, давая понять, что можно отправляться в путь. Дождевик на нем неприятно шуршал, рукава были длинноваты, так что пришлось их подкатить.

Саймонс завел двигатель. Катер, преодолевая мощное встречное течение, направился к тому месту, где гигантский поток шириной в километр низвергался с высоты двадцатиэтажного дома. Чем ближе они подплывали, тем громче становился грохот и тем чаще вспоминал Быков слова Чарлза Диккенса. Действительно, в происходящем чудилось что-то настолько величественное, что невозможно было не думать о божественном происхождении водопада. Легко было понять первобытных людей, одушевлявших явления природы, неподвластные их воле. Увидь древние греки Ниагарский водопад, они бы еще одного замечательного бога придумали, возможно состоящего в родстве с Посейдоном, но все же оригинального и самобытного.

На полпути от пристани до Ниагарской Подковы катер поравнялся с прогулочным судном, которое возвращалось с туристами в мокрых плащах к берегу. Над ними реяли два флага – канадский и американский. Туристы выглядели так, будто только что одержали самое важное в своей жизни сражение, решившее судьбу мира.

Катер раскачивался все сильнее, днище под ногами Быкова стало мокрым и скользким. Общаясь с Саймонсом, приходилось кричать во все горло, чтобы преодолеть грохот воды, падающей с каменного гребня. Они подошли к водопаду почти вплотную, и Быков понял, что нужно позаботиться о том, чтобы предохранять объектив от брызг, которые испортили бы все кадры. Они описали широкую дугу и стали отдаляться от Подковы. Когда качка уменьшилась, Быков соорудил из пластиковой бутылки раструб и надел его на объектив.

– Обзор не закрывает? – полюбопытствовал Саймонс.

– Нет, – ответил Быков. – Панорамные снимки я сделаю отсюда, а Маричку буду снимать вблизи, чтобы ловить фон.

– Смелая девушка. Пишут, что она будет не просто лететь, а еще какие-то трюки проделывать.

– Сняться в бондиане – большая удача. Приходится соответствовать. Скоро вертолет появится?

– Осталось пятнадцать минут, – ответил Саймонс. – Но всякое может быть. Предлагаю держаться поближе к водопаду, чтобы не прозевать.

– Поплыли, – согласился Быков. – Я готов.

Они правильно сделали, что окунулись в бурные воды раньше назначенного срока. Вертолет возник в небе неожиданно. Шум водопада заглушал рокот моторов. На левом полозе виднелась крошечная человеческая фигурка. Когда она приблизилась, стало видно, что это блондинка в белом бикини. Бедра ее были обтянуты широким ремнем с подвешенными ножнами. Зрители дружно вскинули свои мобильники, торопясь запечатлеть невиданное зрелище. Саймонс предусмотрительно развернул катер боком, давая Быкову возможность расположиться удобнее.

Маричка села на полоз, приветственно помахала рукой и повисла на ногах вниз головой. Ее светлые волосы развевались, как маленькое знамя. Быков поймал ее в видоискатель. Он фотографировал с максимальным приближением, поэтому многое зависело от твердости рук и правильно выбранных моментов относительного покоя.

Быков машинально посетовал, что вертолет белый, под цвет бикини и пенящейся воды. Небо, как назло, затянуло облаками. На их фоне фотографии рисковали выйти бледными и невыразительными. Действуя на свой страх и риск, Быков достал из кофра чешскую «Практику», заряженную широкой черно-белой пленкой. Вот что, по его мнению, могло оживить изображение. В конце концов, Джеймс Бонд был порождением середины прошлого века, так что серия фото в духе ретро подходила идеально.

Пока Быков менял фотоаппарат и прилаживал защитный раструб, вертолет успел пролететь над водопадом и развернуться, неся под собой Маричку Вереш, стоящую уже не на полозе, а на спущенной трапеции. Пилот, явно получивший инструкции, заметил катер и пошел на снижение, чтобы пролететь как можно ближе. Мысленно похвалив его, Быков навел объектив на девушку.

Она была молода, и на ней не было страховочного троса. Оставалось только подивиться ее безумной отваге, когда она вытянулась в струнку, держась за трапецию одной рукой. Ее безупречное загорелое тело отлично контрастировало с белым купальником.

Быков невольно залюбовался ею, в то время как палец автоматически продолжал нажимать на спуск. Он делал двенадцатый или тринадцатый кадр, когда вертолет заложил слишком резкий вираж, решив пролететь перед самым носом катера. Отважную акробатку качнуло и развернуло вокруг оси. Быков присел, уворачиваясь от ее пяток, пронесшихся у самого объектива. Саймонс, ошеломленный внезапным маневром, позволил штурвалу вращаться как попало.

Виляя из стороны в сторону, катер полетел по бурунам дальше. Быкова швырнуло на четвереньки. Камера покатилась по палубе, но не она сейчас занимала его мысли.

Оглянувшись, он увидел, что вертолет опасно кренится над бурлящими водами, а девушка отчаянно хватается за трапецию.

– Разворачивай, Кен! – рявкнул Быков. – Скорей.

Пока катер совершал маневр, случилось то, чего следовало опасаться с самого начала, – Маричка сорвалась с перекладины. Удивительно было не то, что она свалилась в воду: было странно, что она умудрилась продержаться так долго.

Пилот выровнял вертолет и стал набирать высоту, не подозревая о том, что потерял свою наездницу.

– Звони спасателям! – зычно крикнул Саймонс.

Быкову было некогда звонить. Как только они оказались приблизительно в той точке, где упала девушка, он, не раздумывая, сорвал с себя дождевик и сиганул за борт.

Вода была обжигающе-холодной. От резкого перепада температуры у Быкова перехватило дыхание и сердце сжалось в комок, отказываясь биться в обычном ритме. В рот и нос заливались все новые и новые порции ледяной воды. Беспорядочные волны швыряли и крутили Быкова как щепку, брошенную в бурный ручей. Инстинкт самосохранения требовал, чтобы он немедленно плыл в сторону лавирующего поблизости катера, но вместо этого Быков искал взглядом девушку.