Серёга всё ещё зевал спросонья.
– Это что ещё за сборище уродов? – Лениво спросил Герман Виссарионович, вызвав смешки своих подручных.
Маша решила гордо это проигнорировать.
«Скоро они плакать будут!»
Лео заиграл на гитаре, и запел, как мог:
– СВОБОДУ УНИВЕРУ, СВОБОДУ! ВЛАСТЬ – НАРОДУ-У-У!
– Лео, Господи, да заткнись ты! – Вскоре не выдержала Маша.
Кажется, это было самое постыдное революционное движение в истории человечества.
Отец Димаса, уже, похоже, начавший уставать от всего этого цирка, обратился к сыну:
– Даю две минуты; скажи своим дружкам, чтобы расходились по домам, иначе прямо их давить будем.
– Бульдозеры сломаются! – Бойко выкрикнула Маша.
И сама же в шоке выпучила глаза от собственной смелости.
Кажется, это был первый раз, когда она пошла против системы.
Даже Димас удивлённо изогнул бровь.
– Ой, блять, точно не доживу до завтра, и даже девственности так и не лишился, – угрюмо буркнул Антон.
Серёга ждал этой возможности до самого конца, и тут же перебил Антона, и заговорил:
– Ой, блять, Антон, тоже мне нашёл проблему, вот меня вчера в гей-клубе в жопу вшестером ебали, и ничего, терпел, вот и ты потерпи, когда переезжать будут.
Молчание раз…
Молчание два…
Тут Машу с Лео прорвало на хохот от такой выходки.
«Не зря тянул до последнего», довольно подумал Серёга, ещё полгода назад придумавший эту шутку.
Димас прокашлялся и заявил:
– Ну всё, ребят, посмеялись и хватит, расходимся, а то людям работать надо.
В этот момент на горизонте появился преспокойно двигающийся в сторону универа прогульщик Кузьмин.
«Вот это поворот»
Парень непонимающе уставился на всю эту сцену, и пробормотал:
– А что-о-о… экзамена не будет сегодня?
– Будет! Будет! – Громко объявила Маша, – Кузьмин, ты вовремя! У нас тут сразу практика, за зачёт надо полежать перед бульдозером! Все – вперёд!
С этими словами, на глазах у не перестающих офигевать от действий скромной одногруппницы друзей, Маша выбежала вперёд и легла прямо перед одним из бульдозеров по горизонтали, чтобы занять всю площадь.
У Кузьмина уже случился когнитивный диссонанс.
– Маш, ну… умирать в мои планы вообще-то не входило…, – заметил Серёга.
– Да не умрёшь ты, ссыкло! – Выкрикнула она, – это уголовно-наказуемо, простые рабочие на такое не пойдут, у них как и у вас яйца маленькие!
– Нормальные у меня яйца… просто никто не знает…, – тихо заметил Антон, и лишь стоявший рядом Лео его услышал.
Удивительно, но ребята последовали примеру Маши.
Серёга как самый длинный из всех лёг под второй бульдозер, а место перед третьим заняли голова к голове низкие Лео с Антоном.
Димас выдыхал так сильно, что был похож на паровоз.
– А зачёт точно поставят? – Решил уточнить Кузьмин.
– Да ложись ты уже! – Выкрикнула Маша.
В этот момент из самого универа выбежала Саша и подошла к Димасу, по пути бросив:
– Совсем поехавшие, что ли?
– Саша… ах ты сучка, всё-таки, – парировала Маша, глядя, как староста прижалась к бывшему парню её подруги.
Димас заступился за блондинку:
– Да всё она правильно делает! Вы тоже вставайте, идите, ищите работу, тут вам не митинг за Россию будущего!
Герман Виссарионович, которому всё это шапито порядком надоело, махнул рукой в сторону универа, давая понять, чтобы бульдозеры ехали.
Но ни один из них не двигался.
Рабочий из крайнего бульдозера выпрыгнул из машины и крикнул:
– Э, э, я в тюрьму из-за каких-то детей не сяду!
– Да это не дети, это тараканы! – Со злостью выплеснул Герман Виссарионович, – такие вообще размножаться не должны!
В следующее мгновенье стоявший всё это время с самым мрачным видом Сартр, видимо, воображавший себя военачальником в Троянской битве, схлопотал оплеуху, и, словно ребёнок, поморщился и крикнул «Ай!».
– Слышь, ты чё, статуя, что ли?! – Быканул на него Герман Виссарионович, – иди и разберись с этой шпаной!
Когда Сартр приблизился, Маша с криком «Всегда мечтала это сделать!», попыталась пнуть его по яйцам.
Сартр вовремя увернулся, а затем схватил визжащую и пытающуюся хвататься руками за асфальт Машу за ногу и потянул в сторону.
– Антон, на стрёме! – Отдал команду Лео.
Оставив вместо себя гитару, он побежал и быстро лёг на то место, откуда только что оттащили Машу.
– Это чё за тетрис? – Фыркнул Герман Виссарионович. – Дима, иди, наподдай им.
– Дмитрий! Не трогать никого! – Раздался властный голос.
– Ну это что ещё за бесовщина? – Устало вздохнул отец.
На крыльце появился Владимир Владимирович.
Уставший, потрёпанный, весь мокрый, в помятой рубашке, и, несомненно, пьяный.
Но всё же он стоял здесь, на крыльце.
– Я ж пальцем щёлкну – тебя больше никуда не возьмут, – напомнил Герман Виссарионович.
– Я знаю…, – жалобно, чуть не плача промямлил Владимир Владимирович, – самому страшно…
Затем, видимо, напомнив себе, ради чего он сюда пришёл, преподаватель продолжил уже увереннее:
– Но я сражаюсь за счастливое будущее!
Я не хочу, чтобы всё было так!
– Браво! – Крикнула и захлопала в ладоши Маша, всё ещё лежавшая на асфальте, и которую зачем-то до сих пор держал за ногу Сартр.
Хлопки поддержали и Лео с Серёгой и Антоном.
– Слушайте, а можно как-нибудь зачёт получить? – Напомнил о себе стоявший в стороне Кузьмин, – или экзамен перенесли?
– Я зверь! – Гордо выкрикнул Владимир Владимирович, – а зверь всегда до последнего бьётся за свою стаю!
После этого он…
Завыл.
«Ау-у-у-у!!!», зазвенело в ушах у Маши, и ей пришлось даже заткнуть их ладонями.
(Это явно был перебор, посчитала девушка)
***
Мы с Кэт сидели на полу, прижавшись к стене, рядышком друг с другом.
Наши руки были довольно близко, и мне даже хотелось сжать её ладонь, но я до сих пор не решался.
(Просто не понимал, что между нами)
А горькое чувство полного поражения давило сейчас сильнее, чем когда либо.
Забавно, не находишь, подумал мой мозг – сначала вы с ней были заперты в лифте, а теперь вся ваша лавстори закончится тем, что вы заперты в старой кладовке… пусть даже и волшебной…
Опустив глаза, я вдруг сказал.
Тихо, но сказал:
– Это я тогда закрыл нас в лифте.
– Что? – Не поняла Кэт.
– Когда мы застряли в лифте… мне хотелось тогда отомстить тебе за то, как ты… трахнула(это слово я выдавил с трудом) меня на конференции… вот так мы и оказались заперты в лифте…
Мы оба молчали.
Это молчание давило ещё сильнее, чем всё происходящее.
Затем Кэт вдруг расхохоталась.
Я тоже слегка улыбнулся.
Девушка совершенно неожиданно для меня дотронулась до моей ладони – вынудив меня дёрнуться всем телом – и крепко сжала её своей.
Сердце застучало.
Я не знал, кто мы друг другу, что между нами, но понимал, что не хочу, чтобы всё заканчивалось так.
Что я её люблю.
А даже если всё закончится так… хочу хотя бы насладиться моментом…
Это подобно тому, как взрывается гипернова и ты видишь этот взрыв, что уносит твою собственную жизнь.
– Не хочешь потанцевать? – Предложил я.
Я ли?
Это был словно какой-то другой я, коим управляла эта комната.
(Брюнетка хотела)
Здесь, посреди пыльных шкафов и чемоданов, мы прижимались друг к другу как тогда, на танцполе, под песню Перемотки.
Я сжимал её талию, а она снова скрестила руки за моей шеей.
– Знаешь, эта комната, она будто бы волшебная… не знаю, как объяснить…
– Ты тоже заметил? – Тихо спросила Кэт каким-то очень таинственным голосом.
Очень завораживающе.
Я осторожно кивнул, будто опасаясь спугнуть момент.
Это было одно из тех мгновений жизни, когда ты не чувствуешь разницы между мыслями и словами – они все становятся чем-то единым, и ты по-настоящему искренний…
– Даже с самим собой…, – договорил я мысль.