Как ни странно, Кэт будто всё понимала.

Нам не нужно было говорить вслух, чтобы чувствовать, что на душе друг у друга.

– Если эта комната волшебная, она и желания умеет исполнять? – Задала вопрос девушка.

Я лишь пожал плечами.

– Тогда я хочу, чтобы мы…

Договорить Кэт не успела, и я так никогда и не узнаю, чего же она хотела, потому что в этот момент споткнулся и налетел на стоявший за моей спиной раскрытый чемодан.

Чемодан этот неравномерно лежал на одной из полок, и от малейшего прикосновения слетел и грохнулся наземь. Вещи из него попадали.

– Пять баллов тебе за неуклюжесть, Лёш, – усмехнулась Кэт и хлопнула меня по плечу.

Я мысленно проклял себя за то, что, кажется, только что угробил момент.

Брюнетка же осторожно наклонилась и подняла именно какой-то рисунок.

Почему-то её не заинтересовали ни старинные часы на цепочке, ни деревянная фигурка солдатика, именно рисунок.

Видно было, что он очень старый, и лежал тут… очень-очень давно…

– Интересно, сколько лет этому чемодану? – Усмехнулся я, но был прерван Кэт.

– Тихо, – мгновенно оборвала она.

Уставилась на рисунок.

Да что в нём такого важного, что она…

Я прижался поближе к Кэт, и увидел, что на рисунке изображён Гоголь.

– Как думаешь, сколько он мог тут пролежать?

– Учитывая, что сторож и сам тут ничего не трогает…, – протянул я, – хоть сотню лет.

Гоголь был изображён так отчётливо.

Даже лучше, чем в оригинале.

Перевернув рисунок, Кэт увидела надпись, на которую ей пришлось дунуть, чтобы стряхнуть пыль.

Это была надпись на дореволюционном, так что мы не сразу поняли, в чём дело.

«Благодарю за честь изобразить Вас, Николай Васильевич.

Всегда любимый мною в веках.

С вечной любовью, Анна.

Уповаю на встречу»

И автограф.

Автограф Гоголя.

У меня голова шла кругом, я ничего не понимал.

В это время Кэт подошла к маленькому окошку в каморке, и через него прищурилась на солнце.

– Слушай, я не врубаюсь, – признался я.

– Одна девушка безумно любила Гоголя, и любовь её сохранила этот дар до наших дней, – тихо прошептала Кэт, – но они так и не были вместе… он – мастер без своей Маргариты.

Да быть того не…

Развернувшись ко мне, Кэт звонко шлёпнула себя по ляжке.

– Понимаешь, что это значит? – Вскричала она.

– Ну?

– Это – исторический документ! А что, если здесь найдётся ещё масса подобного? Это место нельзя разрушать! Нам… нам срочно нужно выйти.

Я горько усмехнулся.

– Это как? Тут только чудо поможет.

– Ну так давай сотворим чудо! – Воскликнула Кэт, подойдя ко мне и начав трясти меня за плечи, – Лёша, хватит опускать руки! Ты мужик или кто?

Я тяжело выдохнул.

Не так-то уж и просто выбраться из-за закрытой двери, без ключа, да и…

Я услышал шум бульдозеров.

– Бля, – вырвалось у меня.

***

Герман Виссарионович широко улыбался.

– Неужели это всё? – Обречённо спросила Маша.

Их с Серёгой держал за руки Димас, а Лео и Антона – Сартр.

Теперь они занимали позиции позади бизнесмена.

Владимир Владимирович с фингалом под глазом кипел от злости в стороне.

Сартр процитировал Гомера:

– Здесь, на нашей земле, человек наиболее жалок.

– Это к чему вообще, блин? – Возмутилась Маша.

– Театр начинается с вешалки! – Не унимался тот.

– Вы просто вспоминаете фразы невпопад? – Заметил Лео.

– Нехитрое дело – умереть, а ты попробуй научиться жить!

Вдруг бульдозер остановился.

Герман Виссарионович с непонимающим видом уставился, как и все остальные назад, на приближающиеся полицейские машины, а также несколько служебных.

– Это ещё… что…

Из служебных машин вышли люди в костюмах.

– Кто сделал звонок по поводу исторического достояния?

– Какого, в жопу, достояния? – Возмутился Герман Виссарионович.

Владимир Владимирович онемел – кажется, он узнавал появившихся личностей.

– Это я вас вызвала! – Услышали все голос Кэт.

Мы с ней вышли из универа, и девушка вовсю махала рисунком.

Я остановился между Германом и Машей, а Кэт прошла вперёд, и продемонстрировала рисунок «блюстителям закона».

Ещё несколько минут ушло на объяснение того, что именно мы нашли, где это нашли, а ещё с уточнениями, что нас выпустил прогульщик Кузьмин, припёршийся на экзамен.

– Как ты вообще Кузьмина умудрилась выдернуть? – Обомлев, шёпотом спросил я у Кати.

– Умею договариваться с людьми, – задорно подмигнула она мне.

Главный из этих «людей в чёрном» вынес вердикт:

– Похоже, теперь это место действительно историческое достояние, и сносить его ни в коем случае нельзя. В архиве придётся провести тщательный обыск, а на изучение данного источника уйдёт немало времени.

Герман Виссарионович прошипел:

– Да чтоб тебя… что она никак не уймётся…

– О, от неё всегда проблем выше крыши, – подтвердил я, познавший это за последние полтора года на собственной шкуре.

Бизнесмен с отвращением посмотрел на меня, но ничего не сказал.

Только плюнул на землю, и зашагал прочь.

– Э, э… а в Лондон-то мы поедем? – Требовательно спросила Саша вслед уходящему за отцом Димасу.

Тот даже не обернулся.

Сартр спешил за своими «господами», пока его не оставили нам на растерзание.

Вот только машина семьи Димаса уехала быстрее, чем он до неё дошёл.

– Герман Виссарионович! Герман Виссарионович, Вы меня забыли! О времена, о нравы! – Выкрикивал Сартр, мчась за автомобилем.

Бульдозеры начали уезжать.

Я почувствовал небывалое облегчение… день был очень безумным…

– Ура! – Первой вдруг выкрикнула Маша, радостно подняв руку вверх! – Мы отстояли универ! Кэт спасла наш универ!

Кэт неловко засмеялась в ответ на похвалу, другие же встретили её овациями.

Уже обезумевший то ли от алкоголя, то ли от радости Владимир Владимирович подскочил к нам и выкрикнул:

– Качай спасительницу!

После чего обхватив Кэт рукой за ноги, поднял её в воздух, а остальные встретили её овациями.

Даже Кузьмин присоединился к нам.

Я на секунду даже почувствовал себя лишним, но вдруг понял – это была коллективная победа.

Мы справились, потому что действовали сообща.

И как ни иронично, именно Кэт смогла объединить нас, и стать спасительницей универа.

Та, кого я в первый день посчитал своим заклятым врагом, в итоге спасла мою жопу.

Так что её заслуженно сейчас поднимали в воздух, и аплодировали ей.

А я задумался вдруг, какими сумасшедшими были последние полтора года.

Но, возможно, лучшими в моей жизни.

====== Эпилог ======

Помню, что в тот день мы все вместе напились – это был первый раз в моей жизни, когда я пил вместе с Владимировичем… и когда вообще кто либо пил вместе с ним.

(Хотя бы поэтому можно с уверенностью сказать, что Кэт перевернула всё в нашем универе с ног на голову)

В тот день всем нам было очень весело.

Владимирович по пьяни проставил всем пятёрки, Лео играл на гитаре, Маша даже сказала, что, быть может, пойдёт с Серёгой в кино – ох, вот что в жизни бывает.

Надо было видеть, в какой улыбке расплылся Серёга в этот момент.

А через два дня мы с Кэт встретились у меня дома для серьёзного разговора.

Она была такой же, какой я запомнил её в самый первый день нашей встречи – всё в том же коротком чёрном платье, с одновременно будто каменным и любопытным выражением лица, и будто бы в ней в одно и то же время уживаются и самая коварная сучка, и добрая принцесса.

Кэт уселась на краю кровати, закинув ногу на ногу, скрестив руки на груди, и задумчиво глядя куда-то вперёд; не на меня.

Уже тогда я, наверное, всё понял.

А может, и гораздо раньше.

– Я всё думала: а что, если та комната и впрямь волшебная…

У меня не было ответа.

Я даже не знал, что будет со мной завтра, или, скажем, сегодня вечером.

Но этим и прекрасна жизнь.