– Ладно, тут совсем недалеко, – соглашается он. – Поехали.

Мы приезжаем в Нойшёнау. Тропа интересная, но короткая – мы проходим ее минут за двадцать. Тогда я уговариваю Пола купить экскурсионный тур в лес, надеясь, что за это время вдоволь нагуляюсь. Пол кривится, но, в конце концов, соглашается. Нас набирается почти двадцать человек, и мы заходим в лес по широкой тропе, больше похожей на дорогу. Гид рассказывает о животном мире, экологии, площади. Мы поднимаемся на один, потом на другой скальный уступ, осматриваемся, фотографируемся и идем дальше.

Это все не то. Я стараюсь отключиться, отойти в сторону, чтобы снова уловить то волнующее ощущение, которое испытала, когда стояла на опушке леса в Андерленде, но у меня ничего не выходит.

К вечеру мы совершенно без сил. Начинается дождь, и мы уезжаем из Нойшёнау, не успев поужинать. Дорога до Андерленда короткая и совсем глухая – никаких заправок, магазинов и, тем более, ресторанов. Нам ничего не остается, как приехать в Андерленд и пойти в кафе, в котором мы ужинали в первый вечер.

Сегодня почти все столики заняты. Хозяйка кафе, Хайке, полноватая женщина в годах, приветливо здоровается с нами. Сегодня на ней – яркий национальный костюм: зеленый корсет и юбка, изумрудный передник и свободная белая блуза.

– Здравствуйте, проходите, у меня как раз припасен уютный столик для парочки влюбленных, – она тепло улыбается нам, уводя за собой вглубь кафе.

– У вас сегодня столько посетителей. Приехали туристы?

– Нет, местные, – Хайке качает головой. – Выходной, всем хочется отдохнуть и поболтать. Сегодня мне помогает дочь, одна бы я не справилась. Кстати, вот и она. Шарлотт, – Хайке останавливает высокую светловолосую девушку, одетую, как и мать, в баварский костюм. – Прими, пожалуйста, заказ у этой прекрасной пары.

– Конечно. Минутку, – Шарлотт говорит по-английски гораздо лучше матери. От меня не укрывается взгляд, который она бросает на Пола. Но я стараюсь не обращать на это внимания – я уже давно привыкла к тому, как на него реагируют женщины.

Шарлотт усаживает нас за стол, мы делаем заказ.

– М-да, не так я представлял себе сегодняшний вечер, – говорит Пол. – Но это даже любопытно.

– Ну, мы ведь отлично погуляли?

– Если ты так считаешь, пусть так и будет.

Я пропускаю его тон мимо ушей.

– Ты не передумала по поводу завтра?

– О нет, даже наоборот.

– Серьезно? Моника, ты же понимаешь, что я приеду только поздно вечером?

– Да. Не волнуйся, я уже придумала, чем заняться. Утром я хочу сходить в лес, потом где-нибудь пообедаю, потом погуляю по городу.

– В лес? – переспрашивает он удивленно. – Мы же сегодня были в лесу.

– Да, но тут лес гораздо интереснее, чем в Нойшёнау.

– Моника, лес – это не Центральный парк.

– Я понимаю, – видимо, это меня и привлекает.

– Нет, ты не понимаешь. В лесу можно заблудиться. Он же огромный. Ты только посмотри, – он берет смартфон, загружает карты и протягивает мне. На экране – сплошное бледно-зеленое пятно: ни дорог, ни населенных пунктов.

– Вы сказали, что собираетесь в лес? – слышу я за спиной на плохом английском.

Я оборачиваюсь. На меня из-за плеча смотрит женщина, сидящая за соседним столиком.

– Да, я…

– Это очень опасно.

– Я понимаю. Я не собираюсь уходить далеко.

– Не стоит. Не ходите.

– Вообще? Но почему?

– Это лес, – она улыбается, но ее улыбка выглядит напряженной. – В лесу всегда полно опасностей.

– Я говорю по-немецки, – я перехожу на ее родной язык, надеясь, что так смогу выяснить гораздо больше. – Пожалуйста, объясните, что вы имеете в виду.

– Дикие животные. Туманы – такие густые, что и собственных ног не увидите. Заблудиться – раз плюнуть. Искать человека на такой территории – почти безнадежное дело.

– Что она сказала? – спрашивает Пол. Я перевожу. – Видишь?

– Рыси, волки, – кивает женщина. – И туманы.

– Я же не собираюсь идти в самую глушь, – отвечаю я, скрещивая руки на груди.

– Моника, нет. Одной – нет. Если найдешь гида, экскурсионную группу – пожалуйста.

Я раздраженно вздыхаю. Экскурсии мне хватило сегодня – галдящей толпы, которая бесконечно фотографирует все вокруг и тут же выкладывает фото в интернет под монотонный голос гида, рассказывающего о том, где гнездится глухарь; с другой стороны, я могу взять индивидуальный тур, тогда нас с гидом будет двое, и я могу попросить его не устраивать мне экскурсий, а просто помолчать. Тогда это будет почти как гулять одной, но без риска потеряться.

– Хорошо, – соглашаюсь я. – С гидом, так с гидом. Я сейчас спрошу… – я оборачиваюсь, но женщина, которая отговаривала меня идти в лес, уже ушла – за соседним столиком пусто. – Спрошу у хозяйки, может, она кого-нибудь посоветует.

Закончив ужинать, я подхожу к Хайке.

– Большое спасибо, все было очень вкусно, – вежливо говорю я. – Скажите, пожалуйста, вы не знаете, где мне найти хорошего гида?

– Зачем? – спрашивает Хайке с удивлением в голосе.

– Я хочу прогуляться в вашем лесу, но мой муж боится, что я заблужусь, и настаивает на том, чтобы я шла с гидом.

– Вы вряд ли найдете здесь такого человека, – говорит Хайке, и что-то в ее голосе меня настораживает.

– Почему же?

– Мы, жители Андерленда, не ходим в этот лес. И никому не советуем.

– В каком смысле?

Хайке качает головой, берет меня за руку и заводит за угол, в приоткрытую дверцу кухни.

– Этот лес проклят.

Я удивленно молчу, а Хайке смотрит на меня, словно ждет, что я отвечу: «А, проклят? Ну тогда, конечно, простите за беспокойство».

– Что значит – проклят?

– Это плохое место. Там живет зло. Не ходите. А еще лучше – уезжайте из нашего города.

– Что?

– Уезжайте.

– Что вы имеете в виду? Я… я не понимаю.

Хайке тяжело вздыхает.

– Мы не рассказываем об этом посторонним. Но раз вы так настаиваете, я должна вас предупредить.

Все началось с Даниэля Манфилда, которого все здесь называют Сумасшедшим. Он был одержимым, или просто припадочным – сейчас уж не разберешь. Про него говорили разное: что в него вселялись бесы, и он начинал трястись и кидаться на людей, что он не человек, а… – Хайке качает головой. – Особенно после того, как он ушел жить в лес. Но все равно тогда все вздохнули свободнее. А потом стали пропадать девушки. Их тела находили у подножия Проклятой скалы. Это место и раньше обходили десятой дорогой, а уж после убийств… Город жил в страхе несколько месяцев. Сумасшедший был изобретательным. Ему удавалось похищать девушек, несмотря на все предосторожности, и это еще больше убедило людей в том, что он… не совсем человек. Его никак не могли поймать. Он устроил себе отличное логово в лесу. Люди устраивали облавы, но все было без толку. Пока он не украл свою невесту, Лору. Она сумела сбежать от него, чтобы выдать властям. Но до этого дело не дошло. Жители Андерленда его повесили. А потом сожгли, на всякий случай, – добавляет она поспешно. – Правда, это не очень-то помогло.

– В… в каком смысле «не помогло»? – переспрашиваю я растерянно.

– Его не упокоенная душа до сих пор бродит в тех местах.

– Не упокоенная душа?..

– Не упокоенная душа – это привидение, – говорит Хайке с той интонацией, с какой родители объясняют ребенку, почему нельзя совать пальцы в розетку.

– Эта… эта история – какое-то средневековье, – говорю я, наконец собравшись с мыслями. Маленький городок из пряничных домиков с сумасшедшим маньяком и судом Линча уже не кажется мне таким приятным и милым. – И что было потом? Их оправдали? Посадили?

– Кого? – в глазах Хайке недоумение.

– Ну, жителей Андерленда, которые устроили самосуд.

– Нет, – спокойно отвечает Хайке.

– Но… п-полиция? Это же… варварство. Повесить человека и сжечь? Мы же не в пятнадцатом веке.

– Ах, я не уточнила, – Хайке добродушно улыбается. – Это случилось примерно сто пятьдесят лет назад. В то время правосудие работало немного по-другому.