– Возможно, у него есть свои причины так поступать, – предположила я. – Ученые часто действуют непонятно для окружающих.

– Ох, не к добру это все, – настороженным шепотом сказала старуха, – у нас считают, что он поклоняется дьяволу. А откуда иначе у него золото и серебро? Он то и дело исчезает, будто уходит в холмы или пещеры, и возвращается с золотом, которое где-то прячет. И главное – он не тратит деньги.

Я обдумала рассказ старухи, тщетно пытаясь найти всему объяснение, но в конце концов решила, что невежественные крестьяне просто привирают ради красного словца. Кое в чем их рассказы подтверждали мои собственные наблюдения, но, разумеется, я хотела обо всем узнать наверняка.

– Главное, – сказала я, – подходящий ли он товарищ для Уинифред? Мне кажется, что такой мечтательный и бесприютный человек не может оказать хорошего влияния на ребенка.

– Может быть, может быть, – задумалась старуха, – только не говорите этого мисс Уинифред, она встанет на его защиту. Каждый день учитель приходит сюда заниматься с ней. Он постоянно говорит ей, что учиться никогда не поздно. Даже если тебе столько же лет, сколько старому дубу у ворот.

Миссис Мэхен погрузилась в глубокие раздумья, а потом сказала, беспокойно понизив голос:

– А хуже всего, мэм, что он дарит ей всякие безделушки. Я бы никогда об этом не узнала, но слух у меня острый, благодарение Господу, хоть я и слепая. И я слышу, как он говорит, а потом звякает металл, как будто колокольчик звенит.

– А потом? – спросила я.

– Я спросила у мисс Уинифред, что происходит, а она ведь честная как белый день и никогда ничего не утаит. Ну она мне и рассказала, что он дарит ей настоящее золото. Я велела ей бросить все в огонь. Вдруг это золото фей, которое растает и принесет несчастье.

– И что сказала Уинифред?

– Она обозвала меня злой старухой и велела держать язык за зубами. Да, мэм, так все и было! – старуха украдкой вздохнула. – Я знаю, что она на самом деле так не думает!

Я вспомнила изящный браслет, но решила не говорить об этом своей собеседнице.

– После того разговора, мэм, – добавила она, – Уинифред все ему рассказала, и он так разозлился, что я чуть с ума не сошла от страха. Он набросился на меня, угрожал, бушевал так, что чуть не разрушил замок. Мисс Уинифред выбранила его за дурной нрав, топала на него ножкой, и он скоро стал кротким, как ягненок. Девочка вертит им как хочет, словно наложила на него какое-то заклятье. Он слова не смеет сказать ей поперек.

– Какое странное дитя! – воскликнула я.

– А какой она еще может стать с таким-то воспитанием? – старуха Мэхен чуть не плакала. – Я все думаю, разве может честный человек дарить такие подарки? Я не говорю, что он их крадет, мэм, нет. Я боюсь, что такие вещи можно взять только у нечистого или у маленького народца[10].

– Но ведь он хороший человек, разве нет?

– Я о нем ничего дурного не слыхала, кроме того, о чем толкую, – ответила бабушка Мэхен, – но мы же знаем, что дьявол может принять даже облик светлого ангела, а раз это так, то что мешает старому греховоднику продать душу и тело дьяволу?

– У вас есть какие-нибудь доказательства? – спросила я.

– Нет, мэм, как такое можно доказать?

– Тогда давайте пока считать, что он хороший человек.

– Может, вы и правы, – согласилась миссис Мэхен, – да простит меня Бог, что я дурно говорю о ближнем. Но мне тревожно за мисс Уинифред. Не следует ей принимать такие дорогие подозрительные подарки. Может быть, эти побрякушки и не от лукавого, но тогда уж точно от маленького народца, и это тоже дурно.

– Похоже, феи остались только в Ирландии, весь остальной мир давным-давно позабыл о них, – в шутку сказала я.

– Да и у нас их негусто, – серьезно ответила миссис Мэхен, – разве что здесь, в горах.

– Я не поверю, пока не увижу собственными глазами, – рассмеялась я. – Все-таки, миссис Мэхен, вы так и не сказали мне, кто этот школьный учитель. Что в деревне думают об этом человеке?

Я задала этот вопрос, хотя по намекам и недомолвкам хозяина гостиницы уже предполагала ответ.

– И хорошее, и плохое, – ответила она, покачав головой. – Об учителе ходит много историй, трудно отличить правду от лжи. Но уж поверьте, мэм, никто не знает о золоте, кроме меня и мисс Уинифред. Она заставила меня молчать об этом, и я молчала, пока не пришли вы. Надеюсь, что вы ни словом об этом не обмолвитесь.

– Конечно же нет, – пообещала я. – Но мне кажется, что этот человек – плохая компания для Уинифред, он только забивает ее головку чепухой.

– Видит Бог, вы правы, – согласилась старуха, – но мисс Уинифред так его любит, что без толку ее уговаривать.

В голосе миссис Мэхен послышалась горечь. Я поняла, что преданная нянька обижается на то, что ее юная подопечная привязана к таинственному старику сильнее, чем к ней.

– Мисс Уинифред милая и добрая, но может быть упрямой, как ветер. Она знает старика всю свою жизнь, а он ведет себя с ней так, как будто она знатная леди… Вообще-то она и есть знатная леди, ведь она происходит из старинного ирландского рода.

Я слушала старуху и отказывалась верить ее словам. Мы сидели в необычном месте, вокруг нас высились массивные каменные стены с узкими окнами. На всем лежали следы времени, и мне казалось, что моя слепая собеседница тоже сидит здесь с незапамятных времен.

– Тогда тем более стоит оградить девочку от влияния этого человека, – заметила я.

– Может быть, мэм, девочка послушает, если вы ей скажете? – сказала миссис Мэхен, чуть помолчав. – У нее даже голос меняется, когда она произносит ваше имя. Вдруг она вас послушает?

– Если этот учитель влияет на нее так сильно, как вы говорите, то вряд ли на нее будут воздействовать слова незнакомой дамы. Даже наоборот. Я только настрою ее против себя. Нужно сначала завоевать ее доверие, присмотреться к учителю и понять, что он за человек. И все это мне придется сделать до конца лета, к тому времени я рассчитываю вернуться в Америку.

И тут черная тень упала на подоконник. Поначалу я решила, это что огромная птица, но вскоре поняла свою ошибку. Сумасшедший учитель заслонил солнечный свет, и в его фигуре было что-то зловещее.

В следующее мгновение фигура старика исчезла, а в дверях возникла Уинифред, полная жизни и юности. Она принялась рассказывать нам, что вечером пойдет вместе с Мойрой и Барни на болото за торфом.

– Пусть они сами сходят, мисс Уинифред, душечка, – сказала миссис Мэхен. – Разве собирать торф – подходящее для вас дело?

– А что тут такого? – воскликнула Уинифред. – Руки у меня сильные, крепкие и здоровые. Почему я не гожусь для такой работы? Чем я хуже Барни и Мойры?

Девочка подошла к слепой старушке и прижалась мягкой щечкой к ее морщинистой щеке.

– Бабушка, ты только представь, каким волшебным выглядит болото в лунном свете! Там бродят тихие тени, подумай, как Барни будет настегивать чалого[11], чтобы поскорее увезти нас от болотных огней.

– Уинифред, – заметила я, – ты слишком много фантазируешь. Ты живешь, окруженная сказкой, среди зеленых ирландских холмов, но поверь, весь мир давно уже живет по-другому. Пожалуй, тебе не мешает на какое-то время уехать отсюда, посмотреть мир, чтобы избавиться от этих диких идей. В Америке…

При упоминании Америки ее лицо потемнело. Она выпрямилась и холодно сказала:

– Я, кажется, уже говорила вам, что поеду туда, когда захочу. Полагаю, людям свойственно фантазировать не только в Ирландии. Может быть, за океаном встречаются не менее дикие фантазии, чем у нас, только другие.

Меня поразила ее недетская проницательность.

– Да, думаю, ты права, – согласилась я, – но человеку нужно научиться отделять правду от вымысла. Не стоит забивать голову сказками, их место в детской.

– Забивать голову? – удивилась Уинифред. – И на что же будет похож мир взрослых без фантазии? Он будет тусклым, лишенным красок.