Заметив меня, девочка радушно кивнула.

– Видите, – сказала она, – как они дерутся за пищу? Они словно дети! – И спросила с милым любопытством: – Наверное, в Америке много крупных птиц?

– Конечно, – ответила я, – любые птицы, какие захочешь. Наверное, тебе нужно как-нибудь съездить в Америку и посмотреть собственными глазами.

Краска залила ее лицо, и она твердым, властным тоном заявила:

– Я поеду туда, если сама захочу.

Она сомкнула губы и повернулась к курам, отсекая у меня всякое желание продолжать расспросы. Еще ни один ребенок никогда не производил на меня столь сильного впечатления. Не то чтобы она вела себя не по возрасту, но было в ней что-то особенное, что заставляло Найала и слепую миссис Мэхен оказывать ей уважение.

– Могу ли я увидеть бабушку? – поинтересовалась я, и Уинифред ответила совсем другим тоном:

– Конечно! Она будет очень рада. Она всегда сидит у очага.

К счастью, Уинифред продолжила свое занятие, по-видимому не собираясь сопровождать меня. Это было весьма кстати, чтобы перемолвиться с миссис Мэхен с глазу на глаз. Я прошла по каменному коридору и, войдя в квадратную комнату, нашла слепую женщину неподвижно сидящей у очага, как и в прошлый раз. На этот раз огня в очаге не было – его место заняла охапка клевера, принесенная Уинифред. Старуха узнала меня тут же, как я заговорила.

– Добро пожаловать, мэм, – она улыбнулась, и мы обменялись несколькими общими фразами о погоде и тому подобном.

День был тихий, и мы слышали, как Уинифред командует курами. Потом она заговорила с кем-то, и миссис Мэхен пояснила, что это Мойра, их маленькая служанка.

– Получается, мисс Уинифред, вечером нужно пойти с Барни за торфом. У Барни есть тележка, – доносился до нас детский голос Мойры.

– Да, я тоже пойду, – решила Уинифред. – Только сначала отнесу букет цветов в церковь. Ночь сегодня будет лунная, мы сможем пойти и попозже.

– Сможем, конечно, мисс, – согласилась Мойра и добавила: – Барни поймал кучу рыбы сегодня, продал ее в Пауэрскорт и принес большую форель для вас, мисс Уинифред. Господа дали ему два шиллинга, но он их отложит, чтобы уехать в Америку.

– И он туда же. Будто помешались все на этой Америке! – ясным голоском сказала Уинифред. – Даже я туда собираюсь со временем.

– Вы возьмете меня с собой? – вскричала Мойра. – Что мне тут делать без вас?

– Посмотрим, когда придет время, – объявила Уинифред. – Я возьму тебя с собой при определенных условиях. Но лучше об этом не болтай, потому что если об этом заговорят, мы можем вообще никуда не поехать.

– Провалиться мне на этом месте! – поклялась Мойра. – Буду молчать, как священник после исповеди. И каково там будет?

– Говорят, что это прекрасная земля с горами и реками, – начала Уинифред.

– Ну, гор и рек у нас и так полно… – заметила Мойра.

– В Америке они другие, – отрезала Уинифред, – а еще там есть великие леса… Там водятся олени и индейцы.

– Я боюсь индейцев, – быстро сообщила Мойра. – Отец Оуэн дал мне книжку, где про них страшное написано.

– Ну, нам не нужно будет подходить к ним близко, – объяснила Уинифред, – а посмотреть на них издали интересно.

– Если уж на то пошло, я бы обошлась без них, мисс, – благоразумно сказала Мойра.

– Там олени, и бизоны, и другие дикие звери, и огромные города с магазинами, полными игрушек и платьев.

– Вот города с магазинами я бы посмотрела, – решила Мойра, – давайте лучше подальше держаться от гор и ручьев, мисс Уинифред, душечка. И от лесов тоже, потому что оттуда могут выскочить дикие индейцы.

Она говорила одновременно умоляюще и подобострастно.

– Да, города мне бы тоже хотелось посмотреть, – согласилась Уинифред, – но я не знаю, Мойра, какие они бывают, не могу себе их представить. Знаю только, что там много людей, они все время спешат, и магазины…

– А я однажды видала магазин, – похвасталась Мойра, – там были всякие штуки в окне. Иголки – толстые, тонкие, штопальные – всякие лежали на вышитых подушечках, и еще там были нитки каких хочешь цветов, мисс.

– В больших городах есть магазины, в которых продаются любые вещи, – сказала Уинифред, – но я не могу их вообразить. Иногда я смутно припоминаю дорогу, а по сторонам ее два ряда высоких домов с большими блестящими окнами. Наверное, это улица в городе. Помню, меня ведут за руку, потом сажают на лошадь, и джентльмен, весь одетый в черное, увозит меня.

Я беседовала со старухой, но при этом вслушивалась в каждое слово, которое доносилось с улицы. Миссис Мэхен тоже слышала эти безыскусные детские откровения. Она спросила меня:

– Мэм, вы тоже слышите, о чем они говорят?

Или:

– Бедное невинное дитя, да благословит ее Господь!

Как ни любопытно мне было послушать обрывочные воспоминания Уинифред, но я не забыла о главной цели своего визита. Я только искала повода, чтобы затронуть интересующую меня тему, и наконец он нашелся.

– Уинифред кажется очень разумной девочкой, – заметила я.

– Да, она такая, – искренне согласилась старуха, – порой мне кажется, она знает слишком много для своего возраста. И это ей во вред.

– Слишком много? – переспросила я.

Бабушка Мэхен вздохнула и добавила:

– Это я виновата. Не нужно было позволять ей заниматься с сумасшедшим учителем.

На последних словах ее голос упал до шепота.

– Сумасшедший учитель? – вновь переспросила я, уверенная, что туман вокруг таинственного незнакомца наконец-то рассеется.

– Господи, мэм, не произносите его имени, ради всего святого! – пылко запротестовала она.

– Ну, миссис Мэхен, – мягко сказала я, – надеюсь, вы, в отличие от местных крестьян, здравомыслящая женщина и небылицам не верите?

– Не то чтобы я была суеверна, мэм, но в конце жизни понимаешь, что есть люди и вещи, с которыми лучше не иметь дела.

– Поздно вечером на перевале я видела, как Уинифред разговаривает с одним странным субъектом. Такой сутулый, с крючковатым носом, высокий старик. Это вы его называете сумасшедшим учителем? – спросила я, понизив голос из уважения к ее обеспокоенности.

– Да уж наверное его, – вздохнула миссис Мэхен. – Мисс Уинифред уж так его любит, и мне это не нравится, потому как у него голова набита всякой всячиной, а как разумно обойтись со своими знаниями – он понятия не имеет. Конечно, ничего дурного он девочке не сделает. Он любит ее как отец и научил всему, что она знает.

– Так он действительно учитель?

– Это точно, мэм, и когда-то он был куда как хорош. У нас тут много умников, которые мечтали выучить детей по книжкам, чтобы те знали больше родителей. Вот они и отправляли мальчишек и девчонок к нему. Он умный, прочитал, наверное, все книги на свете. И он был добрым и хорошим наставником.

– Так он преподает в школе? – спросила я.

– Нет, мэм, уже нет. Вы, должно быть, заметили, что он человек со странностями? Ну вот, у нас пошли слухи, что он приносит несчастье. В деревне ведь как? Один сболтнет, другой переиначит, вот и стали все его сторониться, забирать от него детей. Он обиделся, закрыл школу и даже уехал из наших мест. Но потом вернулся и с тех пор никого, кроме мисс Уинифред, уже не учил. Его уговаривали снова открыть школу, но без толку. Сам отец Оуэн не смог его убедить.

– Чем же он зарабатывает себе на жизнь?

Старуха Мэхен замерла и прислушалась, чтобы убедиться, что рядом, кроме меня, никого нет. Затем она наклонилась ко мне, инстинктивно зная, где я сижу, и жарко зашептала:

– С тех пор он ведет странную жизнь! Живет в бедном доме на перевале Крохан. Вы, должно быть, его видели. Про него много чего болтают. Мол, по ночам видели, как он складывает камни в котелок, в такой, как висит у нас над очагом, мы в нем картошку варим.

Я посмотрела на котелок, а она продолжила рассказ:

– Один парень это увидел. Он так перепугался, что бежал без оглядки до самого дома, а утром вся округа об этом узнала. Учитель сумасшедший, конечно. Бродит по ночам, когда все добрые христиане спят, стоит на коленях у реки, как будто молится луне и звездам или рыбам. Говорят, завел себе шляпу, как у звездочета, на посмешище людям. И что же это, подобающее поведение для разумного человека?