– Что вы с ними сделали?! – воскликнула она, влетая на кухню и метая молнии из глаз. – Мерзавцы, негодяи, бесчестные сволочи…

– Во-первых, – тебе стоит перед нами извиниться. – Сказал Марк. А во-вторых – сказать нам спасибо. Мы спасли доктора Клорика от уличных хулиганов. И насколько я могу судить, спасённый тебе весьма дорог.

– Я помогаю ему в изысканиях. Непросто находится на острие науки, но мой уровень знаний вполне позволяет мне быть ассистентом доктора Клорика. А теперь – вон отсюда!

Дети разошлись по домам – оставив доктора Клорика на попечение неуступчивой Алисы – а на следующий день Маргарита, Яков и Марк снова встретили Алима. Его задирали: кажется, темой для насмешек опять была София Пильман. Алим опять полез в драку – в этот раз один на троих – и друзьям снова пришлось его выручать.

– Тебе лучше ходить с нами, – сказала ему Маргарита, когда раздался звонок на урок. – А то один ты слишком часто попадаешь в неприятности.

Тем временем сентябрь подходил к концу – очередной сентябрь на берегах Балтийского моря: гудки броненосцев, утренний туман, шпили Адмиралтейства и темные фраки чиновников, спешащих на службу. Столица по-прежнему блистала под северным небом, как блистала пятьсот лет назад и как будет блистать через тысячу – но Маргарите казалось, что в её любимом городе что-то безвозвратно переменилось. То было чувство затхлости, вездесущей тоски и пыли – как будто в Империи пахло пылью, точно в старой библиотеке. Маргарита знала, что над Ингермаландской Империей не властно время: здесь навсегда был девятнадцатый век, la belle époque паровых механизмов, символической поэзии, воздухоплавания и модных кафе. Но Маргарита взрослела и видела то, на что раньше не обращала внимания. Она понимала, что время невозможно заморозить, что вечная жизнь, однообразная до тошноты – это форма смерти. Стоило только сойти с одной из центральных улиц, как бросалось в глаза: осыпающаяся штукатурка классических фасадов, лужи и выбоины, кустарник, прорастающий на барочном карнизе. А ещё Маргарита заметила, как много в Городе бедных людей: пьяные попрошайки, рабочие в заплатанном платье и целые улицы, где мальчишки мечтали стать рядовыми солдатами, а девчонки – проститутками в карнавальных масках.

То был чувство смутной тревоги: слухи в газетах о самоубийстве актёра Чердынцева, о стачках на трёх из семи военных заводов, чадящим полукольцом окружавших Столицу, о ячейке анархистов-подрывников, при задержании разнёсших своими бомбами целый подъезд.

Все сходили с ума: и дело было не рабочих стачках, не в войне и даже не в выступлениях анархистов – такие мелочи не волновали детей из высших слоёв общества, составлявших большинство в Гумилёвском Лицее. Причиной сентябрьского безумия был грандиозный карнавал в парке Монрепо – торжественное закрытие летнего праздничного сезона и открытие нового сезона – праздников зимних.

– Это самый прекрасный и последний праздник под открытым небом. За четыре года я не пропустила ни одного… – лепетала старшеклассница с глубокими мечтательными глазами, бросаясь на шее популярному задире.

– Карнавал открывает императрица. – шушукались на перемене первые красавицы класса. – Там будут все наследные принцы, молодой генерал-губернатор Штауфен, сыновья канцлера и даже сам ютландский посол!

– Ой, а я его видела! Такой высокий, с бородой, рыжий-рыжий!

– Вообще-то, он ещё молод. А борода ему очень идёт. Эти ютландские капитаны – просто прелесть, не распускают соплей и много чего могут, не то что наши офицерики-морфинисты.

– Я слышала, в театре он глаз не отрывал от Алисы…

– От Алисы Камю? Да ладно?!

Маргарите было тошно от таких разговоров.

Было ещё тепло, но за окном – с жёлто-красными круговертями ветреного листопада – начиналась осень.

– И чего все так сходят с ума по этому празднику… – бурчала Маргарита, постепенно сползая со стула. С ней был Алим: они ждали Марка и Якова.

– Все только и говорят об этом глупом карнавале!

– Просто все идут карнавал, а тебя не пригласили. – как ни в чём ни бывало сказал Алим. Маргарита разозлилась, но потом поняла, что это правда – и что нельзя всегда себя обманывать, и только добавила с досадой:

– А ещё этот ютландский посол…

– Пустышка. Просто вы зависите от его страны в экономике и технологиях. Вы почти их марионетка, их посол – едва ли не самое влиятельное лицо в вашей Империи. Адмирал Асад бен Шамиль рассказывал мне, что Ингермаландия закупает ручные пулемёты у ютландцев, а ещё заказывают там головные броненосцы новых серий, потому что сами разучились их проектировать. Ютландия – вот настоящий противник для Халифата!

– Если бы здесь был Марк, то он бы тебя стукнул, – ответила Маргарита. Но Алим обиделся даже на это – вот так просто, встал и ушёл. Однако напоследок сказал, борясь со своей собственной яростью: что никому ничего не прощает, даже своим друзьям, но вместе с тем слишком их любит – Маргариту, Марка и Якова – чтобы всерьёз ненавидеть, и сейчас он уходит, но сделает для них – в знак искренности своих чувств – один особый подарок.

– И всё-таки, что ещё он сказал? – спросил у неё Марк, который подошёл минут через десять. Яков не сказал ничего – только присвистнул, ёмко выражая своё недоумения.

– Он обещал провести нас троих на маскарад в парке Монрепо. – ответила Маргарита.

Могло показаться, что все забыли об этом случае – даже Алим, который почти не обижался. Так прошло несколько дней – легко, беззаботно – и незаметно подошёл срок. В день карнавала – точнее утром, на большой перемене после второго урока – Марк подошёл к Маргарите и напомнил, что до праздника осталось от силы десять часов.

– Ты не забыла, что сегодня мы собирались на маскарад в парке Монрепо? – спросил он.

– Ага.

– Ты не подумала о том, что мы наденем?

– Алим обещал достать нам костюмы и маски. У него есть друг, который работает в небольшой мастерской на площади Феликса. Мы должны быть там в девять.

– Я тебя обожаю. – сказал Марк.

– Ты должен сказать спасибо Алиму.

– Скажу, если он не подведёт нас. Мне не верится, что у него могут быть друзья.

– Марк!

– Что? Я говорю, как есть.

После уроков они втроём гуляли по городу: линии проспектов, рабочие кварталы и порт. На исходе дня они поругались – такое тоже бывало у них в компании – и разными путями направились по домам. Теперь Маргарита думала, что хочет с ними помириться – чтобы пойти на маскарад всем вместе – пошла их искать и заблудилась – «вот так всегда!» Дымили мануфактуры, на задворках сталелитейного завода ветер разносил обрывки вчерашних газет.

«Никогда бы не подумала, что здесь тоже покупают газеты» – сказала себе Маргарита и подобрала одну из бумаг: всего лишь листовка. Она была напечатана анархистами на подпольной типографии, призывала рабочих создавать подпольные боевые ячейки и заканчивалась четырёхстопным хореем:

Рабочий, смело шагай вперёд

Проблемы народа ждут решения

Храбро смотри в глаза пулемётам

Да здравствуют битвы, долой прошения!

Маргарита вспомнила, что недели две назад недалеко от Зимнего дворца был взрыв.

Она шла по пустынной улице и грустно пинала перед собой пустую консервную банку.

Чадящие трубы, высокий корпус завода со скупим декором в стиле ампир, большие окна замазаны мелом. Деревянный забор слева от дороги, а справа пустырь – там уже почти спряталось солнце, и на фоне закатного неба резко очерчены контуры далёкий крыш, колоколен и печных труб.

«Солнце садится справа от меня, значит справа от меня запад» – думала Маргарита.

«А если запад справа от меня, то значит я иду на юг…»

Она беспечно шагала, думала о чём-то своём, пинала консервную банку и отбрасывала длинную тень на дощатый забор. За этой беспечной тенью, задумчиво проплывавшей по забору, увязалось ещё несколько – пять или шесть – потом обладатель одной из теней издал крик узнавания, и под топот ног пять или шесть теней догнали, перегнали и окружили первую.