Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Стафий молча вернулся домой, лёг на лавку… и умер. В Квасюнине не могли поверить, что такой могучий, полный жизни мужик вдруг скоропостижно скончался. Но это произошло, и теперь его робкая жена Анюта осталась вдовой с кучей ребят.

Старшие сыновья, приученные покойным отцом к постоянному труду, старались заменить отца и работали так же усердно, как и он. К началу Отечественной войны они стали крепкими парнями, и их забрали в Красную Армию. В первые же месяцы боёв они оба погибли. Остались у Анюты две дочери. Старшая Августа жила в Череповце, вышла перед войной замуж и родила сына и дочь. Её муж также погиб в первый год войны.

В войну Анюта жила в деревне и очень бедствовала. Младшую дочь Галинушку, так обычно звали её все родственники, неожиданно забрали в ФЗУ по какой-то разнарядке. Вскоре она, испуганная, вшивая и ужасно голодная, прибежала домой. Просила мать куда-нибудь спрятать её. Однако вскоре в избу пришли из сельсовета и, в душе жалея пятнадцатилетнюю девочку, низкорослую и страшно худую, снова отправили её в район, где над ней состоялся суд, и она оказалась в тюрьме за саботаж.

Анюта тоже вскоре попала в тюрьму «за колоски». Нестерпимый голод погнал её на сжатое поле собирать оставшиеся на земле колоски, принесла их домой и сразу заварила из зёрен кашицу, которая показалась ей невероятным лакомством. Утром за ней пришли и тоже увезли в район для суда.

Из тюрьмы мать и дочь вернулись другими, хотя срок дали им небольшой – пару лет. Мать еще более оробела и замкнулась в себе, но по-прежнему была кроткой и незлобивой. Вспоминаю её облик: рыжеватые волосы, полноватая фигура, испещрённое морщинами лицо, слегка припухшее, маленький носик и бесцветные глаза, которые всегда были какими-то бесстрастными и ничего не выражали. Одета она была в очень старую, сероватую одежду. В ней чувствовалась физическая надломленность. Но духовно она оказалась очень сильной женщиной, способной к постоянной молитве.

Галинушка после тюрьмы, наоборот, стала смелее и бойчее, чем была до этого. Юная душа утратила целомудрие деревенской девушки под впечатлением того, что она испытала и увидела в неволе. Ведь там сидели не только невинные голубицы, как она, но и матёрые преступницы и развратницы.

После тюрьмы мать с дочерью не захотели жить в родной деревне и перебрались в Череповец. Галинушка, не имея профессии, устроилась на какую-то тяжёлую чёрную работу. Вскоре ей «выделили», как тогда говорили, жильё. Комната на втором этаже имела одно окно, выходящее на соседний кирпичный дом, который стоял почти вплотную к их стене. Темнота была не только ночью, но и днём. Вверху над головой торчали едва видимые строительные балки, стропила. Помещенье явно было нежилым. Из мебели стояли только две железные кровати, списанные в каком-то заведении, и шаткий столик. Их жильё мне вспоминалось потом, когда я была уже студенткой-филологом и читала Достоевского. Его несчастные герои тоже жили примерно в таких же условиях, может, даже и в более приспособленных для жизни.

Мать и дочь, каждая по-своему, боролись с нестерпимой печальной нищетой их бытия. Анюта всё время проводила в Воскресенском соборе, молилась. Когда не было служб, сидела в церковном дворике на лавочке или ходила к своим деревенским подругам, которые устроились в городе более благополучно. Они часами сидели за самоваром и вспоминали, «как жили прежде», то есть до революции, когда каждая из них была хозяйкой дома, имела кучу детей и полный двор скотины и целыми днями была в семейных хлопотах и в работе. Но самыми сладостными для них были воспоминания о юности, представлялись картины молодёжных бесед и гуляний по деревне с песнями. Бабушка говаривала в такие минуты собеседнице:

– Да, девка, жили трудно, в работе всё, и роскоши не было. Но зато, как было вольготно и весело! Сейчас уж так молодёжь не умеет радоваться.

В такие часы я обычно играла в куклы, которых сама рисовала и вырезала из бумаги, и одна бывала немым свидетелем их бесед.

Анютина молитва не была тщетной, так как шла от сердца. Через несколько лет им вдруг снова «выделили» жильё. Это была просторная светлая комната с большим окном, выходящим на Воскресенский собор!.. Старинный деревянный дом, где они теперь жили, стоял на углу Советского проспекта (бывшего Воскресенского) и Соборной площади. Этот добротный дом и поныне стоит на своём месте. Все родственники искренне радовались этому неожиданному чуду. Получение в те суровые времена нового хорошего жилья воспринималось действительно как невероятное чудо.

Дочь Галинушка спасалась от темноты жизни по-другому – молодым веселием. Она удивительно любила своих троюродных братьев и сестёр и часто их навещала. Они тоже её привечали. Ни один семейный праздник не обходился без неё. Была она весёлой и доброжелательной девушкой. Она и меня любила и часто просила мою мать отпустить меня с ней погулять в городском Соляном саду. Я очень радовалась этим прогулкам. Мне тогда было лет пять-шесть. Гуляли мы с ней «за ручку». Галинушка, не имея хорошего заработка и возможности приобрести самые необходимые вещи, тем не менее покупала мне газировку, мороженое, семечки – детские лакомства того времени. Она сама была как ребёнок. И эту детскость и наивность характера, открытость души она сохранила до старости. Она и своих внуков так же баловала, как когда-то меня.

В одну из наших прогулок она завела меня к себе, и я тогда увидела эту их страшную комнату, которую я описала выше. Мне, ребёнку, тогда действительно стало страшно, и я сразу попросила её вернуться на улицу.

Вскоре, кроме деревенских родственников, у неё появились новые друзья. Галинушка долго к нам не приходила, я спрашивала о ней, но бабушка загадочно говорила, что она сейчас занята, прийти не может, но в конце концов придёт к нам. И вот этот день наступил. Галинушка пришла с большим свёртком в руках и положила его на нашу кровать. Раздался писк. Я подбежала и с удивлением увидела, что это был грудной ребёнок.

– Серёжа! – с улыбкой сказала мне она. – Мой сын!

Больше Галинушка со мной не гуляла. Некогда ей было, много своих забот появилось. А мне было жалко наших прогулок.

В новое светлое жильё они перебрались уже втроём. Прихожанкой Воскресенского собора Галинушка стала только через много лет, когда уже сама стала бабушкой.

Вечная им память!

Анна Аркадьевна

Анну Аркадьевну я помню с тех давних пор, когда мне было лет шесть. Она работала бухгалтером в учительском институте, а моя мать была лаборантом сначала в кабинете военного дела, а потом – в кабинете марксизма – ленинизма, так как училась заочно на историческом факультете в Вологде. Мама, бывало, брала меня на работу, обстановка тогда была в институте совершенно домашняя, все сотрудники друг друга знали. Институт размещался в двухэтажном здании бывшего реального училища на улице Луначарского.

Там я впервые и увидела Анну Аркадьевну, красивую, темноглазую, с волнистыми волосами, аккуратно убранными в пучок. Одета она была в простую, казалось, одежду, но она на ней сидела очень ловко и элегантно. Эта женщина редко улыбалась, только иногда иронично усмехалась, а смеющейся я её никогда не видела. Было ей тогда лет пятьдесят. Анну Аркадьевну сослуживцы побаивались, так как в ней не было привычного в те времена для многих людей простодушия и откровенности в отношениях со знакомыми. Она, при всей благожелательности, держала себя со всеми отстранённо и даже иногда была строга и ворчлива. Прошлое её для сотрудников было покрыто тайной, которую никто не мог разгадать, так как вне института у неё никого не было, ни родственников, ни хороших друзей. Но чувствовалось, что эта женщина много пережила.

Анна Аркадьевна часто ходила в Воскресенский собор вместе тётей Лизой, о которой я расскажу в главе «Бедные люди». Там они познакомились и с моей крёстной Раисой Ивановной, которая старалась приезжать из деревни на все большие церковные праздники.

Прошло около двенадцати лет, я закончила учёбу в школе и поступила в педагогический институт, бывший учительский. В это время (начало 60-х) мы переехали в новое жильё. Институт выделил нам две комнаты в своём ведомственном доме на углу улицы Карла Маркса и Советского проспекта. Нашей соседкой оказалась Анна Аркадьевна. К тому времени она была на пенсии, жила очень одиноко, с бывшими сослуживцами не общалась. Её добрыми друзьями были только кошки. С соседями она держалась довольно строго, иногда ворчала, и они не стали навязывать ей свою дружбу. А жили в этом доме хорошие образованные люди: два преподавателя с семьями и вдова умершего недавно преподавателя со взрослым сыном – учителем. Каждая семья имела две смежные комнаты, двери которых выходил в длинный коридор, общей была и кухня в конце коридора. Уединиться в таком густонаселённом доме было трудно, но Анне Аркадьевне это удавалось.

8
{"b":"729723","o":1}