Лежачий полицейский. Ну, да… Скорее – напоминает зебру… Жутко! До жути, просто! Радости не приносит. Мертвое животное-лепешка и на потолке? Вызывает, разве что, омерзение. Отвращение и склизкий ком в горле, рвотный позыв и рефлекс в желудке! И конечно – саму рвоту. И приступ озноба! Очередной… Или это – из-за открытого окна?

Столп мурашек, разделившись, пробегает по телу девушки. Проследовав, одни – от головы до ног, снаружи. Вторые – от ног до головы, внутри. И обратно. Наоборот и меняясь. Смешиваясь и перемешиваясь, между собой. Словно – от кончиков волос, на голове и до кончиков пальцев, на ногах. Но опять же – внутри и снаружи. Не теряя ни сантиметра, а тем более миллиметра.

От всего и сразу! Гусиная кожа. Так, вроде, говорила гувернантка? Как с гуся вода и с Дашеньки вся худоба! Но как-то… Семнадцатый год! А все – не в ту, да и не в другую сторону. Ни на повышение, ни на понижение.

Живи спокойно, страна!

Неизменность и неизменяемость – у нас, с тобой, одна. Жаль, не обнуление. Разве – в частностях и точечно, не в общем и массово.

По темно-серой асфальтированной дороге, с белой разметкой, проезжает светло-серая глянцевая машина. Светло-желтыми, почти белыми, фарами – освещая синюю стену. Пробегаясь по потолку и креслу, слегка трогает пол, и краем цепляет раскладной деревянный диван-трансформер, обтянутый синей тканью. Сделанный и отделанный под кресло, только уже больше и в виде двуспальной кровати.

Тут же за спиной ее раздается и женское мычание. Бурчание, шепот и еще какие-то непонятные звуки.

Непонятные, конечно, человечеству, но понятные животным, определенно. Той же зебре! Она бы – ее, наверняка, поняла. И положением, и состоянием…

Затем – последовало шебуршание и скрип. Грузные и тяжелые попытки спрятаться под пуховым синим одеялом. Уйдя под него с головой, высветленных коротких волос, чтобы доспать еще минуту. А там, еще и еще…

Яблоко от яблони, да? И откуда ж у такой осинки… Такие апельсинки?! Апельсинка. Я. Одна!

После – слышатся и болезненные стоны. Подвывания и мычания, напоминающие…

Вой подбитого зверя! Подстреленного или сбитого насмерть. Говорю же – зебра. Свалилась с потолка, как тот же снег, и материализовалась. В это… В эту! Убейте уже его. Избавьте от страданий и мучений. Его… И нас всех!

И вновь – тишина. Молчание и покой. И будто – не было ничего!

Спит… И это, при условии, что ее будильник – разбудил ее на двадцать минут раньше моего. Почему так точно? Отсчитывала каждые пять минуточек. Ну, и, конечно же – пропевала их. Свои! Она же – сразу их все и отключила. После – первого же. А после – пошли уже мои. И под счет. Странно, что она на них никак не отреагировала. Уверенная в себе! Думала, и думает, что не заснет. Не задремлет. Но сказала бы мне: спасибо. Что пока я хожу и чуть-чуть здесь, чуть-чуть там, шебуршу – она не заснет окончательно. И не проспит.

Что за фигня? Что за магия вне стен Хогвартса, Лизавета?! Мать! Ау! Как тебе, женщина, при твоих сорока двух годиках, удается засыпать за считанные минуты? Да и не побоюсь того – секунды. Не потратив и грамма нервов. Что уж говорить – об упитанности и самом весе. Хорошего человека – должно быть много? А ты, каким боком, в них затесалась? Правым или левым? Или обоими, свисающими на радость волкам из сказок и колыбельных, с обеих сторон кровати? Ха-ха! Сама пошутила и сама посмеялась. Весело! Классика!

Тишину комнаты разрывает глухой удар о стекло, и Даша невольно охает, отпрыгивая от окна. По нему, сверху вниз, спускается бумажная ламинированная цветная листовка. Видимо, поднятая с серого асфальта, и прибитая потоком ветра, к окну. С улицы и с его обратной стороны.

Пятый этаж…

Буря, не иначе! И, да… Очередная реклама любимого города! Некая зазываловка:

Приезжайте и получите все!

Так, вроде, вещает телевидение и интернет? Прочая шушера – вроде СМИ и репортеров, передающих новости? Самих сводок новостей и статей, влогов и блогов, в пабликах и на сайтах, в соц. сетях! В интервью и расследованиях.

Но только – приезжайте. А точнее – прилетайте. И сгорите, да! Гореть и тлеть, не забывайте. А затем – возрождаться из пепла и снова гореть. И снова же – тлеть. Фениксы! Икары! Живите и умирайте. Умирайте и живите! Не или, а и!

И люди слетаются сюда, как пчелы на сладкое. Или соленое! Или… Не пчелы. И не на еду! Нет, мухами – становятся после. И ждут чего-то сказочного! Верят всему, что говорят. И надеются получить все, что ни пожелают, а они им и пообещают. Но, как это ни грустно, частенько забывают, что все в этом мире – имеет свою цену. Что-то вроде: приезжайте и оставайтесь, только примите нашу веру. Как и все живущие здесь. Сделайте правильный выбор! Казалось бы, да? Как ни странно!

Стараясь передвигаться, как можно тише, девушка открывает, отодвигая, одну из трех, деревянную раздвижную синюю дверь. С матовыми синими ручками. Широкого – в половину стены. И высокого – до потолка. Синего деревянного шкафа-купе. С зеркалом – в полный рост. На второй – средней двери-створке. И изымает из него, сняв с синего матового поручня, свою одежду, на серой металлической мешалке. Обычный, ученический комплект. Даже – среднестатистический!

Средний… Ага! Только – класс! Этого… Продушенного смогом и пропитанного духотой… Города!

Идеально выглаженная, без складок верха и со стрелками низа. Опрятная и темная одежда.

Идеальная!

Одежда – с минимальным количеством аксессуаров.

Верхушки власти делают все – лишь бы никто не выделялся из общей массы. Не отличался и не высвечивал! При этом же – в этой массе и не присутствовал. Да что там – массе. В количестве двух-трех человек! Скоро и с собой запретят общаться. С собой, тет-а-тет и один на один, быть. Во избежание риска выражения и формирования собственного мнения, «заражения» этим, а там и выдвижения требования. Как «распространения» и «инфицирования» других. Чего бы и кого бы оно ни касалось. Услышаться и выслушать, прислушаться к этому же мнению. Конечно! Им и своих – хватает. А что они – с другими не координируют и никак не сочетаются? Не важно! Цветовщина и вкусовщина. У них – такие кирпичи. А у нас – другие фломастеры.

Зачем давать очередной повод для революции, «кровавого воскресенья», для смены власти и строя?! Лучше – мы вернем тоталитарный режим, деспотию, укоренив патри и дедоархат, и заставим людей ходить строем. С руками за спиной, и колонной, друг за другом. Как в тюрьме, ей богу! Но и с одним малюсеньким допущением, конечно же… Поправкой! И исключением. Да и чего уж – вокруг, да около. Правилом!

Никаких исключений!

Правилом в правиле…

Во избежание вероятности того, что «здоровый» человек вступит в физический контакт с «инфицированным», отныне вводится, как и вступает в силу, с сегодняшнего дня, санитарное дистанцирование. Или социальное физическое дистанцирование. Что предпочтительней, в наших условиях. Поскольку, первостепенно, именно физическое прерывание передачи «инфекции», является важным и значимым, тогда как социум может оставаться единым благодаря технологиям и на расстоянии друг от друга. Большим, чем описано в регламенте.

Социальное физическое дистанцирование – это комплекс санитарно-эпидемиологических мероприятий немедикаментозного характера, направленных на остановку или замедление распространения «заразной болезни» через увеличение физической дистанции между людьми и снижение числа «близких контактов». При таком дистанцировании следует находиться минимум в двух метрах, мы же приняли отметку в полтора метра, от других людей и избегать массовых их скоплений. Таким образом, нам удастся подавить распространение «инфекции» и тем самым – снизить заболеваемость и смертность.