Стоило поостеречься и не идти на этот День рождения. Более того – к детям. Тем более – взрослой! Сберегла бы не только силы и энергию, время, но и… нервные клетки! И не только себе – стоит сказать. Кто бы знал, да? Но в этот, самый первый и единственный, а возможно и последний, раз – я переэгоистка-недоальтруис. Во благо и на благо… другим! Но и о себе, про себя не забывая. Вроде того, что… Я – клоун и не клоун, одновременно. Кому и для кого – как. На Comic Con, определенно, оценили бы мой косплей. Им бы зашло! А вот другим… Осень так и шептала, что: вечер перестает быть томным… наплюй на них! И звезды сошлись. Хит моего Лето вот-вот готов был восстать из пепла и восторжествовать, как Феникс. С улыбкой – от уха до уха…

– Сделай лицо попроще! Мы на празднике, а не на похоронах.

Сморгнув, я повернула голову в сторону, откуда донесся строгий женский голос. И закатила глаза. Отлично! Он снова там, на ее коленях! Тепло же все оделись! Чуть ли не в зимние, если не осенние, куртки и утепленные тканевые спортивные костюмы. Пледов всевозможных: разноцветных и однотонных, шерстяных и флисовых натащили. А ему все холодно и все к ней тянет! Одет в темно-синие джинсы и красную спортивную кофту, на синюю футболку, под теплую черную куртку. Еще и под ее темно-коричневую куртку, к черному спортивному костюму, и таким же кроссовкам, надо! Так, лезь еще и под него! Там – еще черная футболка и черное кружевное нижнее белье. Заныривай! Молока не даст, но и ты – не грудничок, Михаил! Вам же – шесть, надо иметь уже совесть… Иначе ее – поимею я! И тебя, заодно… И с тобой же – вместе!

Ныряй под кожу – к ее кишкам. В которых ты сидишь уже давно, но почему-то у меня, а не у нее. Но будешь – и у нее! А я вас зашью и скажу, что так и было. Родит тебя, снова! Меня бы – кто обратно родил… И когда же это все закончится?! У него, что, своей матери – нет?! Хотя… О ком? О чем это я? Для него, здесь каждая женщина – мать. Немного за сорок. С растяжками и без подтяжек. С осунувшейся, полной, а где-то даже и чересчур-слишком-полной, фигурой. С опухшим, без косметики, лицом…

И в этом – я их поддержала! Хоть в чем-то… Но не из-за них и не из-за этого, а просто потому, что я. А еще потому, что дождь передавали, а я мало того, что везунчик – только и делаю, что под него попадаю. Так еще же и вечно – как панда. Что с влагоустойчивой косметикой, что с не. Проще – с не и без нее вообще!

Они же – были с чем-то минимальным, из всего возможного набора. С какими-то попытками, вроде черной туши для ресниц и черного карандаша для бровей. Каких-то светло-бежевых теней и нюдовой матовой помады. Но все – мимо и не то. Только – хуже! Хотя, казалось бы, куда еще?! И в трех, а то и четырех, слоях разномастной ткани. Будь то – их одежда или одежда мужей, детей! Которые, в отличие от них, сидящих здесь и вокруг меня, бегают где-то в отдалении. И не мерзнут!

Да и без разницы – кто! Длинные блондинистые волосы, с отросшими темными корнями? Или короткие, но темно-каштановые? С карими глазами или с серыми? Зелеными?!

Даже чужая тетка – выступит ей! И вполне себе – сойдет за нее… Лишь бы – только ему было тепло, под крылышком. Гребаный птенец! Когда же тебя пнут из гнезда, навстречу взрослой и самостоятельной жизни?

– Правда? – не сдержала злорадной усмешки я и насупилась. – А по-моему – разницы нет! И там, и там – скука смертная, не находишь?

– Не ерничай! – ее голос стал грубее, даже жестче, и перешел в приказ. Почти что – в требование. Что обсуждению, как и пререканиям, а тем более нареканиям, не поддается и не подлежит. – Пошла бы – лучше с детьми поиграла, нечего уши греть!

Действительно! А почему бы мне не променять компанию взрослых теток – на компанию мелких идиотов? Еще и орущих, ко всему. Как это я сразу и не догадалась? И зачем только час сидела? Спасибо за помощь! Я обрела смысл своей жизни. Наконец-то!

– Насчет первого – ни за что! – и как удачно, что последнее слово, само по себе, вовсе не слово. И делится на слоги, без моей язвительности и сарказма. Но, все же и в этот раз, с ними. Дополнительно! Как бонус и посыпка. – А насчет второго… Больно нужно слушать вашу трескотню! Ваш треп: на тему родов и воспитания детей. Плохих детсадов / школ и мамашек, не оплачивающих детям конфеты на День рождения. Я. Слушаю. Музыку!

Слово – не поделилось, поделилось предложение. А точками – послужили плевки желчью. Почти что – ядом. Люблю это сборище по интересам! Душевно. И от души. В душу! Пока кто-нибудь – кому-нибудь, и в кого-нибудь, не плюнет или кого-нибудь не задушит! Теми же моими, длинными и проводными, черными внутриканальными наушниками. Из рубрики: хотела бы убить – давно бы убила. Но и сделала бы это – по-другому. С воображением бы и с фантазией подошла… Подошла! Да только прерываться не хочется, подождем композицию, что не под настрой.

Я, правда, не слушала их разговоры. Только разве что – улавливала суть иногда. И не более! В перерывы – когда одна песня сменялась другой. Остальное – было мне неинтересно.

– Вот и послушаешь рядом с детьми, – нахмурилась она, покачивая на руках мальчика.

– Приступила к правилу: трех повторений? – изогнула я правую бровь и злорадно рассмеялась. – Не сработает! Можешь – хоть еще сто три раза сказать. А после – и повторить мне это! Я не сдвинусь с этого места – мне и здесь хорошо. Нор-маль-но! – процедила я сквозь зубы. Цедя слово – отрезками. И потеплее укуталась в свою светло-зеленую дутую куртку, с капюшоном.

Пряча руки – сначала во внутренние карманы теплой серой толстовки. А после чего – и в светло-коричневой подкладке верхней одежды. Стараясь, под ней и своими плечами, приподнять съехавший с ног, в легких черных джинсах, клетчатый темно-синий плед.

Подгибаю под себя ноги и сбрасывая черные кроссовки, сидя на темно-сером стуле, для походов. Из плотной однотонной ткани, натянутой на серую металлическую опору. И ухожу не с головой, а нижней половиной лица, в тепло. Грея своим же дыханием, впитанным и сохраненным в ткани, небольшие пухлые и растрескавшиеся губы. Покусанные белыми ровными зубами, что сами на себя сейчас не попадают. И курносый конец ровного маленького носа, с пухлыми розовыми щеками, по обе его стороны. Темно-карими глазами продолжая зондировать обстановку и ненавидеть три вещи, подряд.

А точнее – картины. Ту, что передо мной! Ту, что на мне! В виде растрепавшихся длинных каштановых прядей, что лезут везде и всем. Липнут к бледному, высокому и жирному, от того и потному, лбу. И электризуются от синтетики. Широкие темные брови, хоть и сбивают эти мутные капельки, и разводят их по сторонам, как в море – корабли. Но недостаточно для того, чтобы полностью пресечь попадание их в глаза. Тогда – в дело вступают и темные длинные ресницы, но и они не больно помогают, как и спасают. Путают – только больше и запутываются в прядки. Смешивая все это дело – в какое-то подобие Кузена Итта из семейки Аддамс. Связать бы их вокруг шеи и… И! Что, и? Все равно – не умру. Только шея, лишний раз, болеть будет. И голова – разрываться. Так и о чем, то бишь, я? К чему шла и, по итогу, пришла? От чего шла-то?! Да! Картины! И ту, что во мне! Ничто человеческое ведь – не чуждо. Но в тоже время: что человеку хорошо – то демону смерть!

Температурный режим и теплообмен! Спасибо деду за победу! А отцу – за так и не начатую, но проигранную в сухую, войну. Бежал с поля боя так, что пятки сверкали. И темные короткие каштановые пряди – летели назад. Оно и понятно! Первый уровень, как и первая книга из трилогии, всегда интереснее и захватывающе последующих. Тем более, когда дело, в них, касается – не только банального перепихона и инкубаторства, а еще венчания, свадьбы и самого рождения ребенка. Позор позором, а и ему – плевать! Но, как ни посмотри, а ответственность и авторские права, в этом деле, очень трудно признавать и принимать.