Пальцы мага рисовали в воздухе незримые узоры.

– Olly’gda pondus! Kafka l’ly amno.

Узоры проступали, словно иней на заледенелом окне.

– Olly’gda manu! Kafka l’ly pondus, kafka l’ly amno, kafka l’ly pondus…

Маг продолжал повторять эти слова, с каждым новым звуком опускаясь все ниже, словно на него возложили неосязаемый, но непосильный груз, который с каждой секундой становился еще тяжелее. Постепенно его шея и спина согнулись, плечи ссутулились больше обычного, голова наклонилась, но маг по-прежнему держал руки перед собой. Они дрожали от напряжения, но он не сдавался и продолжал творить заклинание.

В это время его разум работал так же усиленно, как и тело. Он сосредоточился, чтобы представить каменный шар. Он представлял – нет, видел, как шар лежит на верхней ступеньке винтовой лестницы. Сначала он был не больше горошины, но быстро набирал в размерах, рос и рос, пока наконец не увеличился настолько, что практически касался стен.

Маг сам не заметил, как под тяжестью заклинания опустился на колени. На лбу под шляпой выступил пот и скатывался в густые белые брови. Глаза жмурились сильно-сильно, словно от нестерпимой боли. Король видел, как тяжело старцу, но в голове кружилась лишь одна мысль: «Только бы скорее, только бы успеть!»

Маг медленно, натужно выгнулся назад, складка за складкой мантии, занес руки за голову, замер на несколько мгновений, завершая образ шара в уме и в реальности, и резко опустил руки, словно рубил топором дрова.

В тот же самый момент где-то высоко наверху раздался оглушительный грохот, будто в башню врезался дракон. Шум нарастал. До троицы донеслись первые крики ужаса, которые тут же перемололись в вопли боли – и оборвались.

Маг почувствовал, как пол под ногами дрожит, и крикнул остальным отойти от лестницы как можно дальше к стенам. Сам он, по-прежнему стоя на коленях напротив ступеней, снял шляпу и положил ее отверстием к лестнице. Рыцарь и король едва успели выполнить его приказ, как замок вокруг них затанцевал, а из зева лестницы выкатился – вылетел огромный каменный шар. Король выкрикнул предостережение магу, вскинул руки в ужасе, когда понял, что сейчас произойдет с несчастным хрупким старцем…

Маг снова зажмурился и сказал слова заклинания, задавленные грохотом. Смертоносный шар с огромной скоростью катился прямо на него, и гибель казалась неизбежной – если бы не еще один козырь в его шляпе. Из нее вдруг вырвался толстый луч света, схватил шар и утащил внутрь, словно лягушка комара.

Король выдохнул. Несмотря на годы дружбы, он все еще не привык к удивительному (и весьма полезному) таланту Фарибоза находить заклинание на любой случай и спасать положение тихим шепотом и щелчком пальцев.

Придя в себя, король рванул на лестницу, пытаясь догнать свое сердце, и взлетел по ней так стремительно, что разбросанные тела в черных одеждах, разбитые ступени и помятые стены были лишь размытой лентой ничего не значащих картинок.

Король распахнул дверь в покои принцессы и ступил за порог, страшась даже представить…

Его драгоценная дочь была цела и невредима, только побледнела от испуга больше обычного.

Король выдохнул.

– Собирайся, Анелин. Ты едешь подальше отсюда, в единственное безопасное для тебя место – Лагрико́м.

Бывают такие дни, когда звезды складываются в ладные узоры, прохожие незнакомки одаривают кокетливыми улыбками, а дела спорятся сами собой. Такие дни бывают, я слышал. Это был не один из них.

А началось все с того, что Эпл почувствовал сквозь сон, как кто-то жует его пятку. Одну. Левую. Жевали настойчиво и мокро, как будто даже не просто так, а с какой-то целью. Чьи-то клыки покусывали кожу, чей-то шершавый теплый язык щекотал пальцы. Эпл всеми силами старался не просыпаться и просто дрыгнул ногой. Это подействовало: на какое-то время его оставили в покое.

Он уже почти заснул, когда почувствовал, как лижут его руку. Вздохнул. Приоткрыл один глаз, и, словно по команде, его тут же лизнул огромный язык. Черные глаза лучше всяких слов говорили: «Поиграй со мной!»

– Тфту, тстань, – пробормотал юноша неразборчиво, еще покачиваясь на волнах сонного моря. – Птм грать, грай сам пка.

То́фото был любимцем всего поместья Клубничная Лавина, а потому – самым свободным его обитателем. Этот пес вечно устраивал проказы, а стоило погнаться за ним, чтобы проучить, как он тут же ловко прятался и бесследно пропадал средь бела дня. Порой его искала добрая половина поместья, заглядывали под каждый куст и стог сена – и все равно не могли отыскать. А потом – случалось, даже спустя несколько недель – он вдруг выпрыгивал из-за угла как ни в чем не бывало и бросался к людям, чтобы с ним поиграли или почесали, но главное – чтобы накормили.

У Тофото было столько сил, что хватило бы на десять собак. У Эпла в тот момент было столько сил, что не хватило бы и на червяка.

Пес продолжил облизывать его руку, свесившуюся с края койки.

– Тфту, тстань грю, – донеслось из подушки. – Спгом щас плучишь.

Тофото гавкнул в ответ с интонацией, в которой читалось: «Еще посмотрим, кто получит!» И оставил парня в покое.

Проснулся он чуть позже, когда солнце едва высунуло свои рыжие ушки над горизонтом. На узких койках вокруг все еще спали без задних ног под общую симфонию храпа: перед очередным трудовым днем каждая минута сна была бесценна. Как обычно, Эпл широко-широко зевнул, потянулся, сел, напялил штаны и рубашку, зевнул еще шире, снова потянулся, свесил ноги – и удивился. Одна нога сразу скользнула в сапог, а другая попыталась нащупать рядом второй, но так ничего и не нашла. Это уже было не как обычно. Эпл открыл глаза, но и это не помогло: сапога не было. Он заглянул под кровать: пыль и пучки просыпавшейся из матраса соломы. В голову попыталась пролезть мысль, что в ближайшее время было бы неплохо убраться под кроватью, но Эпл пнул ее подальше и снова задумался о сапоге. Вчера вечером был – теперь пропал. Куда он мог деться?

И тут он услышал очень странный звук, которому, казалось бы, неоткуда было взяться: легкое постукивание когтей по доскам пола. Так пес ему не приснился! Он тут же все понял.

– Тофото! – крикнул он шепотом, как можно тише и вместе с тем как можно строже. – А ну стой! Стой, тебе говорят!

Пес в дальнем углу оглянулся и, будто издеваясь, показал зажатый в зубах сапог. Потом он по-свойски толкнул носом дверь и нырнул наружу.

Садовник, конечно, этого не знал (он не мог похвастаться образованностью), но у него было ровно шестьдесят секунд, чтобы догнать негодника.7 Быть может, именно незнание этого простого факта и положило начало череде необычных событий.

Народ вовсю спал, не подозревая о проблеме Эпла. Вот и отлично! Значит, никто не заметит подмены. Дело в том, что всех работников поместья снабжал обувью местный сапожник Элка́рло. Все пары были похожи друг на друга, как две капли супа, различались лишь размером. Необычные сапоги, украшенные пряжками и шнурками, были только у сэра Ба́рни, хозяина всего и вся здесь, его помощника Студему́ра – ну и у каждой девушки Клубничной Лавины: Элкарло не мог устоять перед их мольбами смастерить им самые красивые сапожки в округе.

Садовник что-то пробормотал себе под нос и приступил к исполнению задумки. Он взял свой уцелевший сапог, подкрался к соседней кровати, где спал пастух Гарли, и приложил подошву своего сапога к подошве его. Слишком маленький. Тогда садовник переполз к другой кровати, где храпел мясник Гамбур, – его сапог оказался гигантским. Эпл продолжил поиски, стараясь поторапливаться и при этом никого не разбудить.

Наконец он нашел сапог почти своего размера, лишь немного больше, но это можно было пережить. Когда Эпл поднял глаза на хозяина сапога, который храпел как лошадь, его сердце подпрыгнуло, сделало неловкий кувырок и со звуком упало обратно в горло. Сапог принадлежал кузнецу Тумну, огромному детине с силой десяти быков, лоснящейся смуглой кожей и черными кудряшками, от которых все девушки краснели, хихикали и мечтательно вздыхали. Эпл тоже был не бледный: как-никак, весь день корпел под открытым небом. Но, очевидно, загар и мускулы привлекали девушек больше, чем загар и садовые ножницы.