Сыворотка варилась исключительно из свиных или бараньих туш. Либо одни, либо другие служили в армии любой из держав. Другого варианта нет, потому что лекарство, созданное Варакиным, готовилось только из двух гибридных видов. Сначала Роберт сварил пилюли из свинины, а всего через месяц появились таблетки из баранины, для исповедующих иудаизм и ислам.

Пока доктор Варакин спал, учёным так и не удалось создать нечто принципиально новое. Почти век люди пользовались его гением. В ход шли кости, жилы, внутренности да волосы с разных частей тела. Чтобы получить сырьё, необходимо постоянно вести боевые действия. Свиньи и муфлоны должны гибнуть с той и другой стороны – ровно столько, чтобы прокормить собственное население – опять же, с одной и другой стороны. Таковы правила. Вот такая хитрая игра, ничем не отличающаяся от шахмат московского князя.

Выжившие после эпидемии разделились на деревни, районы, области и, княжества. Воевали соседи, враждовали вчерашние братья: Москва билась с Подмосковьем, Ярославль с Владимиром, Чечня с Ингушетией, а Камчатка сражалась с Чукоткой. И каждому городу пришлось создать целую армию муфлонов и кабанов.

Но инерцию большой страны остановить невероятно сложно. Москва выделялась среди прочих городов, и после захвата близлежащих областей в ней насчитывалось до пяти миллионов солдат. Это была гигантская сила. Благо рожали свиноматки так же часто, как стреляет самый популярный в армии автомат ППШ – то самое оружие ближнего боя, с круглым магазином. Армия была велика, оттого что людей в регионе больше трёхсот тысяч. Чтобы кормить народ, нужна бесконечная битва. Москва воевала со всеми, стремительно наращивая территории и увеличивая население.

Для свиноматок строились роддома. Лучшие врачи следили за здоровьем приплода. А поросята быстро взрослели и, нацепив рюкзачки, шагали в школу. В школе они получали будущую специальность. По окончании учебного заведения большинство хряков отправляли на фронт, некоторых увозили в поля ковыряться в земле, иные, кто поумнее работали на фабриках или в частной охране. Кому жилось проще, вопрос спорный. Работа в обувном цехе скучна и однообразна, а служба в армии не означала быструю смерть. Арифметика здесь простая.

Например, средняя смертность свинорылых сибиряков на всех фронтах: пятьдесят вепрей в сутки. Этих тушек достаточно, чтобы прокормить такую огромную страну, как Сибирь – аж сто тысяч человек. Урал был менее населён, примерно семьдесят тысяч, включая оренбургские деревни в степи, где воспитывали экспериментальных гибридных козлов – всего пять десятков семей. Следовательно, чтобы обеспечить сывороткой население, перешедшее под власть Москвы, каждые сутки надо отправить на пулемёты полтора взвода солдат: всего сорок кабанов – мелочь какая-то… Но снова проблема, где найти те пулемёты, если армия врага взята в плен или попросту растворилась? Люди нашли ответ и на этот вопрос, потому что чёрно-белый конь всегда пасётся в рукаве умного человека. Самый невинный вариант расстреливать пленных и пьяных мародёров. А можно привлечь к работе специальные полки.

В каждой армии существовали заградотряды. В Сибири эту услугу исполняли медвежьи полки и тигры-снайперы. Москва тоже пользовалась поддержкой беспринципных медведей, посылая им в помощь редчайший антропоморфный вид, гибридных волкодавов – штучный вариант из собак, крайне экзотический и безбашенный. Страшнее волкодава были только человекоподобные панды. В Стране Китай именно они зверствовали на полях сражений, отстреливая кабанов сотнями. И не было мстительнее зверя, чем вечно голодные монстры в чёрно-белых шубах. Казалось, что панды и мистическая лошадь из карманной конюшни – одно целое.

Заградотряды служили верно, и не потому что желали угодить людям. Медведей спаивали ещё крохами. Алкоголизм вживался с молодых когтей. Мишки вырастали в настоящих гуляк. Но косолапые точно знали, почему каждый вечер столы ломятся от бутылей с мутной жидкостью, а в мошне звенит мелочь. Четырёхсот килограммовых секачей гибридный медведь драл, как лис цыплёнка, потому что всегда хотелось есть, хотелось пить и получать приличное пособие.

Бывали такие случаи, когда наступал мир на фронте, и свиньи отказывались воевать, оттого что даже у тупости бывает прозрение. Командиры взводов, рот и полков – выходили на прямые переговоры с противником и договаривались о перемирии. Делали они это спонтанно, не понимая, что кабаньей армией пользуются, словно стадом неразумных овец.

Свиньи переставали стрелять, выныривали из окопов и, пересекая разделительные преграды из минных полей и колючей проволоки, шли брататься со вчерашним врагом. В таких случаях наступала роль медвежьих полков, тигров-убийц или волкодавов. Снайпер делал всего несколько выстрелов и уходил в тень. Поразив главных переговорщиков, наступала трагическая минута, подозрений и осознания коварности врага. В замешательстве свиньи разбегались в разные стороны, прячась в хорошо знакомых укрепления. А видя приближение медвежьих патрулей, боевой дух солдат снова зашкаливал, не смотря, что ещё мгновение назад воевать не было сил. И тогда снова начался бой. Свиньи атаковали противника так яростно, что потери увеличивались в десятки раз. Излишки не пропадали. Павшие бойцы просто скармливались медведям, а самые лучшие куски доставались тиграм и волкодавам. Это была ещё одна причина, почему заградотряды всегда рвались на передовую и с удовольствием выполняли приказ.

…Московский князь любил шахматы, но терпеть не мог медведей; а не чёсаных волкодавов он попросту ненавидел. Но война есть война, придётся терпеть эти зверства. Он как-то хотел переманить в свою армию тигров, те вроде б, ни такие уж страшные и вонючие. Предлагал большие деньги, бесплатное жилье и льготы; но полосатые убийцы отказывались служить Московскому государю. То ли им не нравился здешний климат, возможно, они не доверяли Владимиру. Лишь несколько семей перебралось из Сибири и те воевали лениво, предпочитая убивать только в своё удовольствие.

Владимир третий спрятал чёрно-белого коня в карман и продолжил партию. Сделав парочку ходов, он вскрыл второе послание от сибирского резидента, которое ему доставил фельдъегерь. Быстро скользнув по строкам, на минуту задумался. Затем взял со столика фотографию в рамке. Следующую минуту он рассматривал того, кто изображён на снимке. Человеком в рамке был не кто иной, как сам Роберт Варакин.

– Гений. Он просто гений! – восторженно произнёс князь.

***

Витольда сопровождала целая процессия. Отделение отборных вепрей и два советника: Парамон Лизнёв и Федот Мокрицин.

– Крепкая дверь, – постучав костяшками пальцев по металлической обшивке, похвалил Витольд.

– Всё для защиты нашего императора, – склонился в поклоне Парамон. – Проходите, великий князь, Роберт Варакин отужинали и находятся в прекрасном расположении духа. Ни так ли, Федот?

– Все пункты встречи выполнены, мой князь, – бормотал Мокрицин. – Сауна, массажистки… Роберт и его друг польщены Вашей щедростью.

– Тогда, чего мы ждём? – учтиво улыбнулся князь. – Парамон, Федот, следуйте за мной. А вы мои верные дружинники подождите здесь.

Кабаны остались в длинном коридоре, а князь в сопровождении советников вошёл в лабораторию.

В просторном помещении ярко светили лампы. Роберт сидел за компьютером, раскладывая пасьянс «косынка». Яша развалился на диванчике. Парни переоделись в новенькие спортивные костюмы, сшитые умелыми ручками мастериц на якутской фабрике. На обоих синие штаны с двумя белыми полосками сбоку по всей высоте и олимпийка с броской надписью на груди «Динамо».

– Представьте меня, – продолжал улыбаться правитель Страны Сибирь.

– Князь Витольд первый! – торжественно произнёс Парамон Лизнёв. – Властитель сибирских городов, дальних улусов и прочего, прочего, прочего…

Караваев лениво привстал с дивана. Варакин тоже приветствовал князя.

– Приятно познакомиться, – ответил Роберт завораживающей улыбкой. – Со мной вы заочно знакомы, а это мой друг и выдающийся учёный, Яков Караваев.