— Вот даже как, — прищурился брат, явственно подбираясь. — И кто же этот внезапный язык? И... насколько он случаен?
Хороший вопрос...
— Ты можешь спросить его об этом сам, — сказал Жакрам с деланным безразличием. — Всё равно ты не сможешь тащить свою девчонку по небу в таком состоянии. По крайней мере, пока её состояние не стабилизируют. Мои лекари, если что, могут заняться этим — под твоим присмотром, естественно.
Он увидел, как в глазах Ижеени заворочались чаши весов. Жакрам шагнул вперёд. Ещё немного...
— Слушай, — проговорил он. — У тебя нет причин помогать мне и есть все резоны ненавидеть. И это взаимно, уж поверь. Но... знакомый враг лучше незнакомого, верно? Если ты всерьёз решился пойти на союз с Предгорьем, тебе нужен кто-то свой, кто прикроет спину. Или ты веришь добрым и мудрым драконам Предгорья?
Ижеени коротко оскалился, выражая своё отношение к вопросу. Верно... ещё бы он, воспитанник Лаари, видел в Предгорье надёжного союзника. Ну же, ну же...
— У меня есть Тень Предвечной на такой случай, — проговорил он в итоге. — Зачем мне ты?
— Тень может многое, — сказал Жакрам сухо. — Но — не всё. К тому же, она похожа на таран, сметающий всё на своём пути, а в некоторых ситуациях бывает нужна отмычка. В обмен на свободу я многое могу сделать, Ижеени... Даже присягнуть тебе, как Главе Клана, на верность. И — быть отмычкой.
— Свобода, — хмыкнул Ижеени. — Красивая сказочка, в которую верил придурок Ажар. Истинные пары он тоже идеализировал, между прочим. Ну не идиот ли?
Жакрам понимающе кивнул. О да, идиот. Общая проблема идеалистичных идиотов как раз и заключается в том, что в живой природе долго они не живут.
— Но так ли всё радужно, как кажется? — продолжил Ижеени. — У меня есть причины верить, но... ещё больше их на то, чтобы не верить.
— Но ты ведь не собираешься отмахнуться от самой идеи, я прав? — главное — осторожно, чтобы не передавить. — Ты слишком практичен для этого. Как бы Лаари к тебе ни относился, мы оба прекрасно знаем: он безумен. И болезнь его только набирает обороты. Рано или поздно он уничтожит всё, что ему дорого и важно, просто потому что так работает это дерьмо. Хочешь быть связанным с ним клятвами в этот момент? Не думаю. Опять же, в этой ситуации, если я верно понял, тебе нужен союзник из наших. Жоран? Он адекватнее всех, но и моложе всех. Его реакции невозможно предсказать, а уж контролировать без клятв и вовсе будет почти невозможно. У него нет ни "змей", как ты их называешь, ни кого-то вроде твоего Даани. Всё, чем он подлинно увлечён — техногенные игрушки и науки. Или скажешь, что я не прав? Про Дижи я и вовсе промолчу — этот обожает папочку и безо всяких клятв предан его идеям — раз, ненавидит общественный строй в Предгорье — это два, ненавидит тебя — это три. Не назвал бы Дижи идиотом, к слову, вот ни разу нет. Но он объективно опасен.
— А ты, конечно, зайчик и солнышко.
— А мне, конечно, есть что терять на этой войне. Как и тебе.
Ижеени раздумывал. Закономерная злость на Жакрама и недоверие к нему явно боролась в его душе со здравым смыслом. Кажется, он бы легко согласился, если бы не то, что произошло с девчонкой. Бездна!..
И тут снова встряла эльфийка. Она явно хотела что-то сказать, но закашлялась, судорожно и страшно. На глазах её собрались кровавые слёзы.
— Так что ты там говорил о своих лекарях? — уточнил Ижеени.
Жакрам выдохнул.
Первый шаг сделан.
- 18 -
Оставшись наедине с Зиком, Ида тут же почувствовала себя неловко. И немного глупо.
Она корила себя за то, что не успела рассказать Жакраму о странностях пленника. Или не захотела? Спорный вопрос. Она собиралась это сделать, да, но как могла оттягивала момент. Жакраму сейчас немного не до того, верно?..
Так себе оправдание. Но другого у неё не было.
Может, потому-то просьба кузена особенно сильно выбила её из колеи. Ну, или причина была в том, что Ида... как бы это сказать... не особенно хорошо умела выведывать информацию у мужчин.
Если речь не шла о постановке правильного диагноза, разумеется.
В остальном же она была... прямо скажем, ужасна. Не смогла соблазнить даже Дорина — который, честно говоря, спал со всеми подряд. Куда уж ей служить коварной хищницей и роковой шпионкой! На эту роль пошёл бы некто вроде подруги Жакрама, леди Шип Розы. Вот уж в чьих глазах отчётливо читалось, что к её ногам любой мужчина упадёт по первому же кивку — только пальчиком помани. Эх, вот бывают же женщины... Впрочем, эльфийки — то эльфийки. Очарование у них в крови, даже у тех, кому на мужчин наплевать с высоченной колокольни. Просто сущность такова.
К слову, в этом во всём Иде виделась некая ирония. Дело в том, что среди нагинь было принято мнение, будто женщины, отправляющиеся вопреки всем запретам в походы вместе с воинами... скажем так, крайне опытны в любовных делах. И развратны. Даже на Иду, особу знатную и достаточно важную, поглядывали косо. Что уж об остальных говорить?
И, быть может, некоторая доля правды во всём этом была.
То есть, с одной стороны действительно существовал тип девушек, которые путешествовали вместе с военными и удовлетворяли их мужские потребности. Редко когда нагини выбирали себе такой путь (хотя всякое бывало — с учётом того, что большинство достойных мужчин воевало, а им приходилось прозябать в резервациях и ждать избранников годами). Однако, по правде, чаще подобным занимались представительницы других рас, которые не прочь были провести время в компании наговских мужчин... либо те, кого коснулась война. Те, чьи дома были сожжены, честь и доброе имя — безвозвратно потеряны, и им просто некуда больше было идти.
Ида знала одну человеческую девушку, которую наги нашли много лет назад. Она была военнопленной и оказалась в рабочей деревне, вместе с такими же несчастными. "Я была рада, что меня выбрали для комнаты удовольствия, — говорила она потом Иде в момент женской откровенности. — Я была рада, хотя раньше считала себя достойной и чистой. Я была рада, хотя солдаты заходили и уходили, целый день, и я была для них куском мяса, способом сбросить напряжение. У меня не могло быть перерывов, и прав, даже тех, что могли бы быть у самой дешёвой девки с улицы. Но я была рада, просто потому что мне давали больше еды. Просто потому что это был шанс выжить. Понимаешь? Когда вы захватили ту базу, когда наги меня освободили и спросили, куда я пойду — что я могла сказать им? Мне некуда было идти. Моё тело истощено, я больше не могу дать потенциальному мужу даже детей и знаю, что столкнусь с ненавистью и презрением среди соотечественников. Они назовут меня шлюхой, подстилкой врагов. Они скажут, что я грязная. Что я умею? Что я могу? Так что я пошла с вами. И делаю то, чему меня научили, но теперь — по своей воле. И тогда, когда захочу сама."
Не сказать, чтобы эта история была великой редкостью. Но, услышав её, Ида окончательно отбросила для себя всяческие внутренние предрассудки, бытовавшие среди нагинь.
Была, впрочем, ещё одна сторона: женщины, которые подлинно хотели и умели воевать. Смелые особы, решительные и непримиримые, умеющие отстоять своё место среди мужчин. Такие тоже редко хранили себя, но тут вопрос был уже не в деньгах или блуде, а скорее в самой обстановке и темпераменте. С одной стороны, в таких всегда много страсти. С другой, они видят каждый день реальный облик войны, жестокий и непредсказуемый, где ты можешь умереть в любой момент, как бы ни был хорош. Как знать, что будет завтра? Как знать, кого разорвёт на части, а кто доживёт до вечера? Неудивительно, что они пытались успеть — полюбить, испытать наслаждение, ощутить себя женщиной.
И Ида понимала их. Если бы Дорин сделал хоть один шаг навстречу... Но нет, он не только её игнорировал, но и пресекал ухаживания других. "И сам ни гам, и другому не дам", — говорила по этому поводу Льена, которая считала Иду своей напарницей и спешила поделиться своим мнением по поводу и без. "Вот говорили мне, что бабий коллектив — чисто змеи, — фыркала она. — Вот теперь познакомилась с тобой и понимаю, что люди сильно клевещут на змей".