С другой стороны, он был отлично знаком с леди Розой и кое-что знал касаемо живучести фейской знати: у этих тварей была отменная регенерация. Не видя второй ипостаси, он не мог определить точно, какое семейство потопталось в родословной так называемой "пары", но из-за цвета глаз и отлива волос поставить мог на Пыльцу Лаванды, Росу Василька, Шёпот Вереска или вовсе Цвет Аконита. Нужно ли говорить, что ярко выраженная кровь любого из этих родов делала потомка почти неубиваемым?!
И вот теперь он стоял перед Ижеени и мучительно пытался придумать, что делать. В душе растерянность боролась с яростью. Какой вообще Бездны эта идиотка решила играть в героиню вместо того, чтобы адекватно всё объяснить?! И почему они все теперь должны расплачиваться за её дурацкие суицидальные порывы?! Вечно с этими бойцами за идею проблемы, причём страдают от этого окружающие. Любой, обладающий хоть толикой проклятого здравого смысла, на её месте поспешил бы объяснить, что возлюбленный точно-точно прилетит, вот прямщас, и пытать меня не надо, мил дракон! Но нет, это же не храбро! И без дешёвого пафоса. А ведь открой она свой рот и заговори, Жакрам бы пальцем её не тронул! Не факт, что сразу бы поверил, не факт, что совсем не причинил боли, но не сделал бы...
Но не убил бы её.
А что теперь? Девчонка — ходячий труп, без вариантов. Увы. Но рефлексировать по этому поводу времени нет, потому что в наличии проблема похуже: Ижеени невменяем. И, как итог, крайне опасен.
По правде, Жакрам вообще во второй раз в жизни видел его в таком состоянии. Первый раз пришёлся на период, когда умер Ажар — что уже говорило о многом. Если Жакрама с Ижеени и объединяло что-то, то это была любовь к самому глупому и самому безумному из братьев.
"Вы с ним очень похожи, — всегда говорил Ажар. — Оттуда и все ваши ссоры."
Жакрам не наблюдал никакого сходства. Но сейчас, в эту самую секунду, впервые за всю длинную историю их тренировочных (и не только) стычек, он видел в глазах Ижеени готовность уничтожить всё на своём пути.
И Тень Предвечной, чёрными плетьми разворачивающуюся за его спиной.
— Ижэ, — голос эльфийки чуть дрожал. — Пожалуйста, не надо.
Как и следовало ожидать, братец её начисто проигнорировал. Не поздновато ли ты спохватилась, курица?!
Она вздрогнула и бросила на Жакрама странный взгляд. Неужели услышала? Впрочем, у него и без того хватало насущных тем для размышления.
— Если ты сейчас на меня бросишься, мы начнём драться, — проговорил он ровно, надеясь, что хоть сейчас ставит на верную карту. — И её зацепит точно, ты ведь понимаешь? Всех в радиусе нескольких лиг зацепит, так или иначе. Ты уверен, что именно этого ты хочешь?
Ижеени тихо рыкнул.
Эльфийка не осталась в стороне: шагнула к нему и положила ладошки на чешую, а после и вовсе прижалась всем телом, будто хотела слиться с огромной бронированной тушей воедино.
Как будто эта машина для убийств — кто-то уязвимый, кого нужно приласкать и защитить.
— Не нужно, — зашептала она с надрывом. — Пожалуйста. Я никогда не прощу себе, никогда, если это случится из-за меня. Я умоляю, пожалуйста... не делай этого со мной. Не надо.
Братья застыли. И если Ижеени явно раздумывал о чём-то вроде "Устроить ли мне локальный конец света или повременить, пока вот это тёплое нечто жмётся к моему брюху", то у Жакрама была другая проблема.
Что-то ворочалось у него внутри, когда он смотрел на собственную пару, обнимающую брата. Такое... странное. С одной стороны, инстинкты проснулись, и очень некстати. Ему хотелось броситься, отобрать девчонку, вспороть брату горло, потому что — моё...
А вот с другой стороны накатила какая-то странная печаль.
Жакрам много чего видел в своей жизни. Он воевал в нескольких мирах, обращал в пыль города и в бегство — армии. У него были любовницы и наложницы, причём многие из них были частью дани и не испытывали по отношению к нему ничего, кроме ненависти. Или являлись шпионками. Или надеялись убить ужасного его, когда он расслабится...
Он умел отличать некоторые вещи и понимал: то, что он видит — настоящее. Не игра, не ложь, не лицедейство (хоть он и считал всю жизнь Ижеени типом, не способным любить вообще никого).
И Жакрам ощутил что-то вроде обиды на судьбу. Ведь, кажется, ему могла бы понравиться эта женщина — сильная, преданная, красивая. Ему хотелось бы, чтобы его шкуры вот точно так же касались эти пальцы, чтобы на него, несмотря на всю остроту зубов и шипов, смотрели с полным доверием и безо всякого страха...
У него могло бы это быть, сложись всё иначе. Если бы над ним не довлел долг, если бы не война и клятвы, если бы не тело Дорина, порубленное на мелкие кусочки, если бы он не сделал то, что сделал...
Но решения приняты, цены уплачены, карты розданы, жребий пал. Обратно ничего не переиграешь — да и надо ли? Они оба сделали свой выбор. Между тем, эльфийка явно не похожа на тех, что раньше тащил в свою постель брат. Опять же, она — пара Жакрама, а значит, должна быть не менее упряма и решительна, чем он сам. Она не отступится от своего выбора, не простит того, что он сделал с ней... Да и смог бы Жакрам уважать её, если бы простила? Он всегда презирал всепрощение, считая его симптомом отсутствия самоуважения.
И мозгов.
И какая разница — теперь? Она обречена. И это отвратно, с какой стороны ни глянь. Потому что Жакрам ненавидел Ижеени, но... быть может, не так уж сильно. Не настолько, чтобы убивать его любимую женщину. Не настолько, чтобы сейчас получать удовольствие от очевидного горя брата.
По правде, это была ещё одна причина, по которой Жакраму было... неприятно. Когда-то он обещал Ажару... хорошо, что тот мудро не стал брать никаких клятв.
— ...так вышло, Ижэ, — шептала эльфийка. — Никто не виноват. Поверь, это всё просто стечение обстоятельств. Ты не... пожалуйста. Ты обещал. Пожалуйста!
В её голосе зазвучали слёзы.
Жакрам нервно дёрнул крылом. Ижеени как будто бы стал немного меньше, сгорбился, словно ярость сменялась горем и осознанием.
Знакомые стадии. Жакраму ли их не узнать?
— Ижеени, — сказал он серьёзно, и, дождавшись внимания брата, продолжил. — Я клянусь Смертью, что не хотел убивать её. Маскировка скрывала подлинную ауру, она отказывалась связываться с тобой. А был бой, и... умер Дорин.
Жакрам заткнулся. Зачем он вообще сказал последнюю фразу?! Или... возможно, и не зря, потому что ярость схлынула с Ижеени окончательно. Он отвернулся.
— Я понимаю, — голос его прозвучал сухо и безжизненно. — Недавно я чуть Даани не потерял.
Жакрам моргнул.
Пожалуй, если бы с неба упал какой-нибудь сияющий божок и выдал нечто вроде "Живите в мире, дети мои!", он и то удивился бы меньше.
— Кто поспособствовал — Лаари или драконы Предгорья? — уточнил он осторожно.
— Скорее первое, хотя я назвал бы это коллективным творчеством. С моим участием и посильным вмешательством приглашённых звёзд.
— Вся наша жизнь в одной фразе, — оскалился Жакрам.
— Не без того. Ладно, — брат холодно посмотрел ему в глаза. — Не думай, что я хоть что-то забыл или простил. Жрица не хочет, чтобы мы с тобой сейчас сражались — значит, этого не будет. Но и Тень Предвечной ты теперь не получишь. Ни при каких обстоятельствах.
Жакрам мысленно поморщился. Всё верно. Чересчур много между ними накопилось всего, что невозможно ни забыть, ни простить. Одним внезапным моментом понимания этого не исправить. Но от братца ему было кое-что нужно, и появившийся шанс на конструктивный диалог он не собирался упускать.
— Ни секунды не сомневаюсь. Но, видишь ли, мне больше и не нужна Тень.
— Значит, ты решил попытать мою женщину, потому что тебе было скучно? — Ижеени уже говорил спокойно и вроде бы насмешливо, но Жакрам отлично ощущал цену этому спокойствию.
— Обстоятельства изменились сегодня утром, — сказал он, тщательно подбирая слова. — Мне попался язык, утверждающий, что клятвы с нас можно снять. И что ты достаточно продвинулся на этом поприще.
