Когда вы чего-то хотите, то кто на самом деле этого хочет: вы, или Апгрейд?

Ступень вторая. Разрушение идеала.

Обычное дело. Дети разочаровываются в родителях, поклонники в звездах, ученики в учителях. Вчерашний идеал становится воплощением несовершенства и обмана.

Ах! Он мне лгал!

О! Так это не совсем верно!

Эге! Что-то тут нечисто!

И тогда: встретишь Будду – убей Будду!

Друзья предают, любимые предают, даже верный меч сломался – никому решительно нельзя верить!

Разбитые кулаки, пена у рта.

Опасная ступень. Застрянешь – будешь прыгать от кумира к кумиру. Разрушить, искать, найти, разрушить, снова искать… И так без конца. Замкнутый круг разочарований и вечного поиска. Станешь закоренелым скептиком, даже циником. Отличная перспективочка – жизнь без идеалов. Медленное растворение в собственной желчи.

Но, из любого замкнутого круга есть выход.

Все просто – не разрушай.

Ступень третья. Отстранение от идеала.

Встретишь Будду – проходи мимо. Умно, точно? Мало ли их, кумиров, всех разрушать молоток сломается. Так что пусть себе вещают и красуются, наше дело сторона. Только не подумайте, что это равнодушие. Нет. Храмовники говорят: «Саху всегда за». То есть превыше всех идеалов.

Послушник третьей ступени спрашивает, является ли то, что ему открылось окончательной истиной. Морщит лоб и отвечает: «Нет, конечно». Идем дальше, ищем. Вечное движение, разрушать некогда.

Ступень четвертая. Ответы лежат на поверхности.

Остаются вопросы, множество вопросов. Могу задать несколько в качестве примера.

«Почему я?»

«Зачем?»

«Кто написал первый код?»

Ответы учителей больше ничего не значат, а знать хочется до судорог.

И вдруг ответы приходят. Сами, без каких-то усилий, без мучительных раздумий и бессонных ночей. Не сразу, не на все вопросы, но мир вокруг становится понятным, до того понятным, что опьяненный послушник недоумевает как не видел раньше того, что ясно видит сейчас. Скрытые причины, отдаленные последствия, корни, да что там корни – корни корней, корни корней корней! Возникает иллюзия всеведения, самомнение раздувается, нос задирается вверх.

Храмовники считают, что на этом этапе заканчивается путь послушника и начинается путь монаха.

Ступень пятая. Смирение.

Чтобы возгордившийся монах не наломал дров (ведь на самом-то деле он не знает ничего, только боги знают все, да и то кое-чего не знают), ему срочно нужно учиться держать себя в руках. Учиться пониманию простых вещей, иногда самых простых. Ну, скажем, обладаешь ты всеведением, что из того? Изменишь мир к лучшему? Попробуй изменить для начала свой маленький мирок, себя, свое окружение. Там видно будет. Держи себя в руках, приятель. То, что ты стал шибко умный не дает тебе право решать за других. Ты не бог, ты человек. Даже если ты срастил себя с машиной – ты все равно человек. Даже если ты перестроил свой генетический код – ты все равно человек. Ну и далее в таком же роде.

Лично мне нравится. Не люблю, когда меня учат жизни, не люблю, когда моей жизнью управляют. Мне вообще неприятно думать, что где-то там, за Ядовитыми землями, на вершине Бесконечной горы сидят пусть и невероятно могущественные существа, боги, или кто там они на самом деле, и дергают за ниточки.

Боги правят миром…

Я против!

Не хочу, чтобы миром правили боги. По мне так пусть уж как-нибудь само по себе куда-то ползет. Можете со мной не соглашаться.

Ступень шестая. Терпение.

Название говорит само за себя. Это вроде как своеобразная подстраховка смирения. Мало принять свою судьбу, мало принять свою ограниченность человеческого существа, нужно научиться выносить боль бытия. Не сойти с ума от чувства собственного бессилия. Идти вперед, к следующей ступени.

Ступень седьмая. Понимание.

Путь монаха как бы повторяет путь послушника на новом уровне сложности. Здесь то, что раньше казалось понятным – становится понятным. То, что раньше казалось ясным – становится ясным. С этим-то багажом приходит монах к восьмой ступени.

Ступень восьмая. Служение.

Тут я ничего сказать не могу. Вроде бы название тоже говорит за себя, да так ли это? Чему служение? Кому? Богам что ли? Зачем?

Здоровяк и Блондинчик только плечами пожали, Троица блистал красноречием, а по существу дела не сказал ни слова. Погрузил собравшихся в транс точно факир змею.

Мы болтали довольно громко, на нас оглядывались, Троица тоже косился и, наконец, посмотрел мне прямо в глаза и сказал:

– У вас есть вопросы?

Я выдержал его взгляд, такой многозначительный, непростой.

– Есть.

– Задавайте.

– Как давно существует ваша организация?

– Отец мой! – назидательным тоном сказал Троица. – К старшим по рангу послушникам следует обращаться «Отец мой»!

Я сглотнул набежавшую слюну.

– Да. Так как давно существует организация, отец мой?

– Около десяти лет.

– И многие верят в то, о чем вы сейчас говорили?

– Отец мой! Не забывайте прибавлять «отец мой»!

– Да. Отец мой…

– Многие сын мой, многие. А вы, как я вижу, сомневаетесь?

– Но, отец мой, не кажется ли вам, что учение Храма слишком, как бы это сказать, расплывчатое?

– Не кажется, сын мой, отнюдь не расплывчатое. Наставления на пути к истинному саху являет собой совершенную ясную картину. От послушника, и от вас в частности, требуется лишь одно – следовать указаниям старших. Много и тяжело трудиться, руководствуясь этими указаниями. Тогда самый маловерный добьется успеха, – он еще раз пристально посмотрел мне в глаза.

Понятно. Молчи и работай. Работай и молчи. Делай что говорят. Молчи, и делай что говорят. Замечательная основа многих религиозных и политических учений.

После собрания Здоровяк отвел меня в сторонку.

– Зря ты так с Троицей, Змей. Он тебе припомнит.

– Ладно, – буркнул я, – пусть припоминает. Поглядим.

Змеиная спина.

« Так пусть же будет приготовлена для меня дорога, по которой я войду в прекрасную страну Аменти…»

Слово устремленного к свету

Троица действительно не забыл дерзкого послушника, шепнул, кому надо – меня сразу же определили на грязную работу.

Мы сели на корыто с болтами, извергающее ядовитый черный дым – машину эпохи Распада. Древний, кое-как отремонтированный и пущенный бегать по стремительно ржавеющим рельсам паровоз.

Здоровяк и Блондинчик сели в вагон, а меня направили подавать помощнику машиниста топливные брикеты из тендера. Так что я почти не видел Ядовитые земли, некогда было. Проклятая машина оказалась прожорливой словно терьер. Только успевай поворачиваться.

– Это еще что, – ободрял меня помощник, – ты бы на угольке поездил, узнал бы тогда волю богов.

Как я уже говорил, боги не пропускают в свои владения современный высокотехнологичный транспорт. Разве что протезов, но протезы, они ведь в сущности люди. Протезы, но люди. С людьми боги готовы иметь дело, с техникой нет.

Ползли мы долго, почти пять суток. С меня за это время не семь, а семьдесят семь потов сошло. Живую руку я стер до крови, металлическую отполировал до блеска. Бегал с масленками, заливал воду, одним словом, не скучал.

Наконец прибыли.

Вот она – Бесконечная гора.

От горизонта до горизонта склоны, вершины не видно, только облака. Я смотрю вверх и пытаюсь представить себе, о чем думают боги, взирающие на мир с вершины Бесконечной горы.

Что бы сделал я, оказавшись там?

Плюнул бы вниз?

Вряд ли…

Слишком глупо и мелко.

Знаете, а ведь они видят почти то- же самое, что и мы – облака. Облака, на которые мы смотрим снизу вверх.

Получается, боги и видеть-то ничего толком не могут, кроме череды призрачных образов, возникающих, меняющихся и распадающихся.