– Я бы предпочел работать на себя.
– Это иллюзия, сын мой, а вы не в том положении, когда можно предаваться иллюзиям. Будьте реалистом.
Интересно, что это говорит последователь полумистического религиозного учения.
– А если я откажусь?
– Откажетесь?
– Ну да. Я ведь могу отказаться?
– Вас передадут представителям Директории.
Понятно…
– А если соглашусь?
– Исчезните из всех баз данных, плюс протезирование, обучение, будущее, наконец.
Так-так…
Я решился задать вопрос, вертевшийся у меня на языке с самого начала:
– Послушайте, а почему вы вообще со мной возитесь? Сдать властям проще.
– Храм борется за каждого заблудшего.
Ага… Не так и много желающих обрить волосы.
– А что за работа?
– Работы много.
Перевожу: « Нам нужны безмозглые наивные простаки, которые будут молчать и делать что прикажут». Технологии технологиями, а всегда кто-нибудь разгребает дерьмо. И этим кем-нибудь, по-видимому, скоро буду я.
Знаете, Квакша, со своими рассуждениями о свободе выбора был неправ. Но дело не в отсутствии или наличии выбора. Даже если выбор есть (а мне лично кажется, что он есть), человеку этого все равно будет мало. Человеку нужно больше. Ему нужен сверхвыбор, и еще нечто большее. Люди никогда не удовлетворяются тем, что имеют. Люди всегда и везде одинаковые, сколько бы железяк ни вживили, сколько бы таблеток не проглотили. Суть не меняется.
Как я уже говорил, я многое попробовал. Изменил тело с помощью биоморфидов, пробовал разные препараты – усилители, ускорители. Игрушки.
К чему вы придете, бесконечно манипулируя своим генетическим кодом? Станете монстром. Ничего человеческого не останется. Местечко под солнцем для вас, возможно, отыщется, но, чем причудливее вы изменитесь, тем уже будет ваш ареал, тем меньше будет возможностей выйти за рамки, которые вы сами себе очертите. Жабры, крылья, глаза, способные видеть в темноте – здорово, безусловно. Но на этом, как правило, никто не останавливается. Заигрываются, заигрываются до НПМ. Таков путь морфа.
Харда еще быстрее загоняет вас в ограниченное пространство, харда быстрее изнашивается и еще быстрее устаревает. Успеть за сумасшедшими скоростями Апгрейда – задача невыполнимая. Путь протеза – технологический тупик, поиск запчастей, которых давным-давно никто не выпускает.
Посмотрим, каков путь преданного.
И вот я сижу, пью кофе с лимоном, ем горький шоколад, смотрю на толпу за прозрачной стеной кафе.
– Стартуем, Змей, – это мой наставник, молодой протез, эксперт-навигатор. Невысокий, шустрый. Я его называю Здоровяк, он вживил экзоскелет последнего поколения, теперь никогда не устает. Любит оружие, невероятно много ест и невероятно много болтает. Больше всего о политике. Знаете, социальная справедливость и все такое.
Объявили посадку на наш рейс.
Хватаем рюкзаки, двигаем к поезду.
Наш спецвагон прицепили в хвосте состава, идущего в столицу Термитника. На обшарпанном зеленом борту я увидел ту самую собачью голову: эмблема компании Anubis Transport.
Что может быть глупее?
Глава четвертая.
Между двух огней.
«Я начинаю свой путь по дороге над водной пучиной, которая проведет меня между двумя Бойцами…»
Слово устремленного к свету
В купе трое: Здоровяк, Блондинчик и я, плюс багаж.
Ехать долго.
Пить никто не хочет, закинуться нечем, делать нечего. Мы спим, едим и болтаем обо всем на свете.
Блондинчик – пламенный революционер, его не устраивает ни одна из возможных форм правления, по его авторитетному мнению, они безнадежно устарели.
– Революция неизбежна! – восклицает он, положив семь таблеток глюкозы в стакан с водой. Блондинчик морф, перестроил работу нервной системы, ускорился, ему постоянно углеводов не хватает.
– Так уж и неизбежна? – подзадоривает Блондинчика Здоровяк. Эти двое друг с другом на ножах: то ли сугубо профессиональный спор – кто лучший координатор, – то ли вечное противостояние био и механо.
– Абсолютно!
– Мотивируйте, коллега, – говорю я, отрывая голову от подушки.
– Объясняю. Наша Директория устроена нерационально. Мы имеем один ярко выраженный центр, который выкачивает ресурсы из периферии. В то время как…
– Могло бы существовать несколько таких центров по выкачиванию ресурсов? – перебивает Здоровяк.
– В то время как любая из провинций могла бы обойтись без руководства из центра и существовать в качестве самостоятельной политической единицы.
– Предлагаешь раздробить единое государство на множество удельных княжеств?
– Фактически эти княжества уже существуют, а их независимость лишь вопрос времени.
– Почему это?
– Противоречия между центром и периферией день ото дня нарастают, что в конечном итоге приведет к массовым выступлениям и восстанию.
– А кто восстанет? – спрашиваю я.
– Народ. Кто же еще?
Здоровяк смеется:
– Какой народ? Протезы? Морфы? Может быть миксы? А, понял. Антропы. Восстанут антропы.
Блондинчик молчит, обдумывая сказанное.
– Дружище, никто не хочет революции. Спроси любого, он ответит: «Мне нужна уверенность в завтрашнем дне. Я хочу знать, что и послезавтра и через год я смогу набить брюхо, поспать на мягком диване и поторчать в Сети». Если правительство худо-бедно может обеспечить людям стабильность, он вполне жизнеспособно.
– Это в Северо-Западном и Центральном кластерах население имеет возможность удовлетворять свои потребности, на периферии совершенно иначе.
– Да неужели?
– Там жизнь другая, и люди другие.
– Люди везде одинаковые, хотят примерно одного и того же c минимальными вариациями. Зачем она нужна, Революция?
– Нам совершенно необходимо новое, более современное устройство общества.
– Да куда уж современнее, – говорю я.
Блондинчик настаивает на своем:
– Страна давно переросла централизованную структуру управления, – горячится Блондинчик. – Вокруг сети, мы живем в эпоху сетей, а государство как было, так и остается пирамидой, понимаете?
– Нужен порядок и жесткая рука, – говорит Здоровяк, стукнув для солидности кулаком по столику, – а для этого нужна концентрация власти.
– Но это же прошлый век! В сети не может быть центра, каждая отдельно взятая ячейка обладает всеми свойствами остальных. На этом принципе и нужно строить систему управления.
– И как это выглядит на практике? – спрашиваю я. – Как, например, ты будешь собирать налоги?
Блондинчик задумывается. После получасового напряженного молчания хочет что-то сказать, но Здоровяк его опережает:
– Вот что я предлагаю сделать, – говорит Здоровяк. – После того, как очередной Директор уходит в отставку, проводится всенародное голосование. Население отвечает на простой вопрос: «Лучше они стали жить или хуже?» Если большинство за истекший период правления стали жить лучше, Директору ставят памятник и всю оставшуюся жизнь кормят пирогами с белужьей икрой. А если большинство скажет, что жить они стали хуже – Директора четвертуют. Нормальный план?
– Ты романтик, приятель. Идеалист и романтик. Никакого большинства не существует в природе, любое голосование – спектакль.
– Я понимаю, но согласись, власть должна принадлежать народу.
– Какому-такому народу?
– Каждому. Каждый должен иметь возможность принять участие в решении важных вопросов. И не просто для видимости, а так, чтобы его голос действительно имел значение. Современные технологии вполне позволяют это осуществить.
– Нейроэлектронная демократия?
Здоровяк не послушник, он техник, хотя и подчиняется общим правилам, внутреннему распорядку и прочей мути. Одна из его обязанностей – помогать определиться таким как я в сложной структуре Храма. Верует он в идеалы храмовников, или просто живет себе, неизвестно. Такой, знаете, себе на уме.
– Точно! Нейроэлектронная демократия!