Бультерьериха подгоняла Кирилла окриками, больше похожими на короткие команды, и голос ее не казался раздраженным или злым, но был низким, грубым, с помесью старательно сдерживаемой раздраженной усталости, которая, казалось, въелась в нее целиком, от похожей на халу, залитой лаком прически до каждого шва на потертом болотно-зеленом жилете.

Еще в первой встрече Кирилл понял, что с такими не шутят. Им повинуются.

Сомнения шевельнулись в груди, но Кирилл подавил его, напоминая себе: происходящее только к лучшему. Потому он снова окажется дома и забудет обо всем необычном, как о страшном сне.

Девчушка дружелюбно улыбалась, стараясь выглядеть милой. Было в ее улыбке что-то вымученное. И сочувственное одновременно.

За их с дамой спинами вырастали светло-бежевые стены приземистого корпуса. К крыльцу от парковки тянулась асфальтированная дорожка. Окна были темны, и Кирилл не разглядел, сколько в здании этажей.

Они зашли внутрь с бокового входа, зашагали по длинному коридору. После долгих часов неподвижной дороги ноги затекли и онемели. Кирилл едва переставлял ими.

В конце коридора горела квадратная потолочная лампа, но этого было мало, и время от времени появляющиеся в стенах прямоугольники дверей казались темными провалами в никуда. За исключением одной, из-под которой сочился тонкой полоской яркий теплый свет. Туда они и направились.

…Кабинетом директора оказалась маленькая комнатка, до потолка заваленная разнокалиберным барахлом. Очень светлая. Казалось, кто-то обронил на пол тонкую швейную иглу и теперь пытался осветить в помещении каждый угол. Нагретые лампы тихо потрескивали, напоминая притаившихся в кустах сверчков. От них шел густой, тяжелый жар.

За заваленным бумагами столом сидела тучная женщина в темно-синем пиджаке, застегнутом на все пуговицы. Посреди канцелярского хлама вокруг нее гордо блестела табличка. «Директор Н.К. Угробова». Круглые пуговицы отливали розово-фиолетовым, в тон уложенным чернильно-бордовым волосам, и казалось, именно они – единственная яркая черта в ее образе.

Маленькие, близко посаженные глаза директрисы неясно сверкнули из-за прямоугольной оправы очков, когда она подняла глаза на вошедших.

Бультерьериха с почтительным кивком передала директорше прозрачную папку с документами, сопровождавшими ее всю дорогу, и вместе со строгой дамой беззвучно ретировалась к выходу. В тесной комнатке, безвкусно высветленной желтым светом ламп, сразу стало слишком свободно, даже пустынно.

Кирилл осторожно разглядывал ее со стороны.

Директриса не выглядела ни угрюмой, ни злой, скорее, на чем-то сосредоточенной, но пухлое, с большими щеками, лицо казалось жестким, составленным из одних только острых углов, хотя в действительности оно было почти идеально круглым.

Она деловито перебирала извлеченные из папки листы толстыми, похожими на засахаренный мармелад пальцами. Взгляд неторопливо скользил по черным напечатанным строчкам, изредка задерживаясь на какой-нибудь из них, потом снова перескакивал на другую, и голос, низкий, зудящий, неслышно бормотал себе под нос.

Имя. Фамилия. Фактический адрес. Дата рождения. Полный возраст.

Она задавала вопросы, но ей не требовались ответы на них. Только угрюмый голос накатывал волнами. От этого монотонного, равномерного гудения нестерпимо клонило в сон. Только молоденькая девушка, все еще остававшаяся в кабинете, вся подобралась, подтянулась в напряженном ожидании. В тишине между накатами низкого голоса слышалось, как она нервно щелкает пальцами.

– Юлия, – темные глазки на красном лице директрисы холодно блеснули. – Проводи нашего подопечного в его новую комнату и покажи кровать.

И снова его, сонного, схватили за руку и торопливо потянули куда-то.

Темнота за пределами раскаленной комнаты облепляла мокрым полотенцем. Если еще минуту назад Кириллу казалось, что он плавится от душной жары, то за два коротких коридора успел продрогнуть с ног до головы.

Центральное освещение не работало, но у девушки была своя лампа – старинная керосинка с закопченным стеклом. Кирилл давно не видел таких. Кажется, последний раз – во время школьной экскурсии в краеведческий музей.

Еще один поворот, лестничный пролет, и Юлия наконец остановилась напротив ничем не примечательной двери. Таких тут был целый коридор.

Это был, по-видимому, последний этаж. Низкий потолок надвигался угрюмыми тенями, оплывая при каждом нервном подергивании старомодной лампы в руке девушки. Казалось, под ним затаилось в клубящей тьме большое живое существо.

– Не бойся, здесь с тобой все будет в порядке, – доверительно сообщила Юля, наклонившись и заглядывая Кириллу в лицо.

Впервые за их недолгое знакомство Кирилл сумел разглядеть ее.

Темные, немного раскосые миндалевидные глаза, высокий лоб и острый подбородок с маленькой ямочкой под пухлой нижней губой. Светло-русые волосы косыми прядями спадали на плечи. Кончики их диковато торчали в разные стороны. Так же, как и длинная рваная челка над светлыми тонкими бровями.

Худенькая девушка могла бы казаться вполне симпатичной, если бы не нос. Он выделялся на лице особенно остро. Казалось, только он и остался единственным видимым от всех ее черт лица.

– А я не боюсь, – спокойно, без хвастовства, сказал Кирилл, глядя куда-то мимо, на пыльную решетку вентиляции под самым потолком, потому что внимательные серые глаза девушки были слишком близко, и ему это не нравилось.

– Хорошо. Кстати, я Юля. Можешь обращаться ко мне… если вдруг. А тебя как зовут?

Юля все еще пристально смотрела на Кирилла. Глаза у нее сделались очень темными. Или так казалось из-за темноты, которая подползала со всех сторон, тугими щупальцами раскручивалась над головой.

А может, начинала угасать из-за нехватки керосина лампа в ржавом металлическом подстаканнике.

В голове у него в голове все бухало и гудело, будто глухо забили вдалеке в тугой барабан.

«Будь осторожен, Кирилл. Ничего не бойся…»

То же самое говорил дома отец. В голове тупой болью отдавалось его собственное имя. Кирилл.

Кир-рил…

Вслух ничего не произнес.

– Ладно, – расценив его молчании по-своему, сказала Юля. Она изо всех сил делала вид, что не обиделась, но выглядела до боли красноречиво. – Вот твоя комната.

Отошедший из-под плинтуса линолеум противно скрипнул, дверь подалась наружу с тихим скрежетом смазанных петель. Навстречу душно дохнуло непривычными запахами.

Юля осторожно коснулась ладонью его плеча, прося зайти. Кирилл сделал шаг, нащупывая в темноте дорогу. Рука Юли, все еще лежавшая на плече, служила ему ориентиром. Он ощупью двигался вперед, обходя разбросанные между кроватями вещи и кожей чувствуя спертый колыхавшийся при каждом движении воздух.

Слышались тихое посапывание, редкий скрип пружин в матрасах и шелест дыханий. Звуки существовали в помещении, как существует эхо или ветер – обособленно от живых обитателей спальни. Кириллу даже показалось, что тут есть кто-то еще. Кто-то невидимый, кому на самом деле принадлежала комната.

– Вот, – тихо, почти шепотом.

Юлина рука указала на узкую кровать возле окна, застеленную коричневым пледом. Плед был заправлен в плоский белый пододеяльник, но даже сквозь него казался неимоверно колючим и жестким.

В изголовье пухлым треугольником лежала взбитая подушка.

– Спокойной ночи.

С робкой осторожностью, с которой делала все, девушка поставила его рюкзак и на цыпочках вышла. Закрывшаяся дверь отрезала звуки снаружи.

Кирилл долго сидел в темноте, ставшей без старой керосинки еще более густой, и пытался уловить отдалявшиеся шаги, но ничего не расслышал. Даже скрипучий линолеум коридора не выдавал присутствие там кого-то. Юля ушла, словно растворилась в темноте.

Чувствуя вновь накатившую тяжелую усталость, он откинулся назад, на ватную, мгновенно прогнувшуюся под его головой подушку и уставился в потолок. Бешеный день кончился, но почему-то не принес облегчения. Наоборот – снова зашевелилось в груди волнительное, непонятное. Кирилл хотел занять себя чем-то, но глаза привыкали к темноте слишком медленно. Приходилось ждать утра.